Олег Рой - Пятьдесят оттенков Серого волка, или Шапка Live
И опять неожиданно прозвенел звонок, только теперь у Матушки.
– Алло! – со злостью ответила она и тут же сменила тон. – А, ма, привет… Нет, конечно, я тебе рада. Я всегда тебе рада. Может быть, нам тебя встречать? Вот как? И во сколько ты будешь? Нет, конечно, не ложимся. Мы будем ждать, конечно-конечно. Ну, до вечера тогда.
Положив трубку, Матушка буквально сползла по стеночке на пол, не сводя взгляда с Красной Шапочки.
– Życieztobą – toniebajka, toebitwa[14], – сказала она. – Ты хочешь, чтобы я вся седая стала, как Бабушка?
– Но Бабушка не седая, она… экзистенциально-фиолетовая… – пробормотала девушка.
– Ты хочешь, чтобы я тоже стала экзистенциально-фиолетовой?! – взвизгнула Матушка. – Но я не о том! Не отходи от темы!
– Мама, я тебе не успела сказать, но я не смогу уйти со съемок. Это деньги, которых у нас сейчас нет, и еще в фильме будут сниматься Бабушка и Плотва.
– Час от часу не легче.
– Ма, – протянула Красная Шапочка. – А что случилось-то? Чего ты так…
Матушка открыла рот, а затем закрыла его и обреченно махнула рукой:
– Да, ты права, выхода у нас пока нет. Одно хорошо, теперь ты там будешь под присмотром… если он, то есть Лев Львович, конечно, утвердит Бабушку, – она прикрыла лицо в классическом жесте фейспалма. – Я слишком устала для подобных испытаний.
Наконец Матушка взяла себя в руки и встала:
– Вот что, Бабушка обещала прибыть к двенадцати. Ее подвез «один хороший знакомый»… где она их только находит, таких знакомых, готовых на ночь глядя везти ее за сто километров? Значит, нам надо ее встретить. Она, конечно, приедет налегке, как ты помнишь, готовить она не любит. В общем, сначала я тебе список составлю, сбегаешь в кулинарию, купишь там всего готового, а потом…
– Мама, ты чудо! – Красная Шапочка едва не запрыгала от радости. – Слушай, а почему ты так против Серого Во… в смысле, Серова-Залесского?
– Если бы ты знала, какой это человек, – начала Матушка и внезапно осеклась. – Стой! Какого еще Серова-Залесского? Волка, что ли? Да мне нет дела до твоего Волка. Я про режиссера.
– А я тебе толкую про Волка! – повысила голос дочка.
– На тебе куртка Льва Львовича! – обличающее ткнула в вещдок Матушка. – Он ее двадцать лет таскает!
– Мама, мне ее Волк дал, а режиссер сейчас на киностудии, и я его не видела со вчерашнего дня.
О том, что Лев Львович явно заинтересовался ею не только как актрисой, девушка говорить не стала. Наверное, Разумей Занудович сработал.
– Какое счастье! – искренне обрадовалась Матушка. – Но мне кажется, что ты станешь причиной моей смерти!
– Ну что ты, мам, не говори так, – попросила Красная Шапочка. – А я влюбилась в Волка.
– Нет, ей-богу, станешь, – Матушка, успокаиваясь, подмигнула Красной Шапочке. – В тихом омуте Ктулху[15] водится: я-то думала, что у меня дочка – обычная гламурная принцесса, а ты вон что вытворяешь. В кино снимаешься и с Волками водишься.
Еле успев сбегать в кулинарию до приезда Бабушки, Красная Шапочка и Матушка накрыли на стол, обойдясь курицей гриль и салатом.
Открывая Бабушке дверь, Оленька заранее приготовилась к особому шоу и не ошиблась. В квартиру буквально вплыла пожилая женщина типичных для ее возраста размеров, с психоделически-фиолетовыми волосами и моложавым, неожиданно свежим лицом, в шифоновом платье столь же немыслимого фиолетового цвета, с алым шарфиком на шее, в фиолетовой шляпе размера – грибок на детской площадке и вся увешанная амулетами. Три на груди, два на поясе и по одному на каждой руке.
– Ну что. Целуйте меня, мои дорогие! – Низким голосом объявила она. – Перекусим и разложим карты. Посмотрим что там с вашей аурой.
– Мама, – Матушка смотрела с укоризной. – Передохни. У меня все детство пропахло благовониями, и я сначала узнала, что обозначает любая игральная карта, затем карты Таро, а уже потом научилась читать и писать. А руны мне вообще в страшных снах снились.
– Хорошо, – смилостивилась Мария Ивановна, снимая шляпу, занявшую половину коридора. – Сегодня гадать не буду. Завтра.
– Завтра мы едем на киностудию, – напомнила Красная Шапочка.
– В маразм пока не впадаю и готова внести лепту в российский кинематограф. Пора засветить мой очаровательный образ на экране, – без ложной скромности заявила Мария Ивановна.
Бабушка против волков ничего не имела, и Серова-Залесского, появившегося на пороге квартиры в девять утра, приветствовала радушно. Это означало, что он ей приглянулся, по крайней мере, на первый взгляд. А за один взгляд Бабушка обычно различала все основные цвета ауры и считывала базовую информацию о личности, вплоть до родословной.
Подавая ему руку для поцелуя, она внимательно посмотрела в янтарные глаза.
– Где я вас видела, молодой человек?
– Бабушка, он известный актер, – крикнула из своей комнаты Красная Шапочка, переодевавшаяся из футболки в брючный костюм.
– Нет, где-то в другом месте. У вас аура подпорчена, – торжественно объявила Мария Ивановна. – Нагнитесь.
Несмотря на то что сегодня она была в расшитом цветами и райскими птичками халате, на ней с самого утра висела снизка амулетов. Один из них Бабушка сняла с себя и надела на шею Серова-Залесского.
– Носи. Если начнешь чихать, значит, рядом находится недруг.
– Спасибо, – на полном серьезе заявил Волк и прижал к груди амулет в виде серебряного кругляша с вычеканенным солнцем.
Бабушка вообще следовала по жизни довольно четкому кодексу правил, и одно из них гласило, что первому впечатлению о человеке стоило верить.
– Ну, с главным закончили, – объявила Мария Ивановна с чувством выполненного долга. – А теперь к второстепенному. Мы, кажется, куда-то собирались.
Бабушка взяла бразды правления в свои руки, что, кстати говоря, получалось у нее отлично, и, видя в руках Волка мотоциклетный шлем, велела молодежи отправляться своим ходом и ждать ее на киностудии, пока она сама поедет туда на такси.
– Только ты курточку-то накинь, – велела Мария Ивановна внучке; а то продует. А это, – она кивнула на висевшую режиссерскую куртку. – Отдай и больше не надевай.
От ее взгляда не укрылся давешний трофей, а уж в плане добывания информации Бабушка вполне могла вести мастер-классы повышения квалификации сотрудников ГРУ, потому узнать, откуда дома взялся столь непривычный предмет одежды, ей не составило труда.
Бабушка принадлежала к тому типу людей, о которых с грустью говорят, что сейчас таких не делают. Они живут рядом с нами, и мы совершенно не ценим их и даже порой раздражаемся на их «назойливость» – а будь наше поколение поумнее, мы бы ловили каждое их слово, чтобы сохранить его в своих сердцах и передать поколению, идущему за нами.
У Бабушки спорилось всякое дело. Казалось, она одновременно присутствует везде и замечает все. Она умела и приободрить, и приструнить, и пожурить до краски стыда, и похвалить так, что, казалось, летнее солнышко согрело тебя своими лучами.
Подмигнув на прощание Волку, она извлекла из модной сумки смартфон последнего поколения и безошибочно стала набирать номер такси.
Да, она помнила номер московского такси наизусть, хоть год не была в столице. При этом тот таксопарк, услугами которого пользовалась Бабушка, оказался настолько хорош, что, несмотря на утренние пробки и прекрасное знание города, наличествующее у Волка, успела к киностудии на несколько минут раньше оного.
Впрочем, возможно, все дело в том, что Волк все-таки не вез Красную Шапочку самой короткой дорожкой, предпочитая более длинную, но более красивую, вдоль Москвы-реки. По дороге он, кстати, разминулся со спешащим куда-то длинноволосым Хирургом, махнув ему лапой и получив в ответ приветственный сигнал. Так что когда Красная Шапочка описывала Плотве круг знакомств Волка, по крайней мере, с одним из упомянутых персонажей она не ошиблась.
Впрочем, ее это не очень-то и удивило. Даже если бы Волку последовательно помахали Микки Рурк, Хью Лори и охочий до латиноамериканок экс-губернатор солнечной Калифорнии, который тоже неравнодушен к двухколесным архидушегубкам, Красная Шапочка восприняла бы это как должное.
Потому что отныне в душе девушки началось нечто, удивившее даже невозмутимого Разумея Занудовича, а Внутреннюю Богиню приведшее в экстатический восторг. А именно она, душа то бишь, она же место обитания субличностей, внезапно превратилась в помесь майских праздников с венецианским карнавалом.
– Это хорошо, когда на душе праздник! – наивно прокомментировала происходящее безобразие Девочка-девочка.
Остальные обитатели подпространства благоразумно промолчали.
Погода на душе стояла столь хорошая, что любой метеоролог из тех, кто любит с плохо скрываемым торжеством произносит фразу «к выходным похолодает и пойдет дождь с мокрым снегом, градом и шквалистым ветром», просто обязан был повеситься на ближайшем суку с термометром в руке.
