Юлия Вознесенская - Жила-была старушка в зеленых башмаках…
— Да, Катеньке мы потом все расскажем.
— Бабушка, а ты сегодня у нас ночевать останешься?
— Останусь.
— Это хорошо! Ты со мной ляжешь?
— Если пообещаешь, что не будешь подсовывать под меня свои холодные ноги.
— Я постараюсь, Булочка! — улыбнулась Наталья. — Ты поговоришь со мной, пока я не усну?
— Конечно, поговорю. Я ведь для того и здесь.
— Ой, Булочка, как же ты хорошо сделала, что приехала! Пойдем теперь ко мне в комнату?
— Пойдем, детка.
— А ты чего свою пиццу не доела?
— Да что-то аппетит пропал. А ты ее прихвати с собой, мы потом доедим. А я молоко возьму, мне лекарство свое надо принять и запить.
Они встали из-за стола, Агния Львовна прочла благодарственную молитву, мысленно добавив благодарность за то, что удалось покормить внучку.
В своей комнате Наталья сразу же снова села перед портретом Юсуфа, а бабушка взяла стул, поставила его рядом и тоже уселась лицом к траурному портрету.
— Я тебя не стану расспрашивать, Наташенька, как все это случилось. Мне мама уже все рассказала. А ты мне лучше другое расскажи…
— Что рассказать, бабушка? — дернулась Наталья. — Разве я сейчас могу о чем-нибудь другом думать?
— А надо бы и о другом вспомнить, детонька. Юрик короткую жизнь прожил, и это тяжело сознавать, особенно такой старухе, как я. Он прожил хоть и короткую, но всю свою жизнь, и ты почти всегда была рядом с ним. И, знаешь, ему обидно будет, если ты только о его последнем дне станешь вспоминать и думать. Ведь было же и другое?
— Да, верно… Ты права, Булочка, у нас с ним было так много хорошего! — И слезы опять полились из глаз Натальи. — Но я все-все помню! И мне так жаль минувшего!
Агния Львовна достала из кармана платок и вложила его в ее руку.
— Вытри слезы. Да нет, я думаю, многое, конечно, уже забылось… Вы же столько лет дружили!
— Ну что ты, Булочка! Я все-все помню!
— Неужели ты помнишь даже, как вы познакомились? — не поверила Агния Львовна. — Вам тогда лет по пять было. Да нет, навряд ли ты помнишь свой первый день в детском садике!
— А вот и помню, Булочка, вот и помню! Вот как раз первый день я очень даже хорошо помню! — сквозь слезы улыбнулась Наталья.
— А тогда расскажи!
— Я очень хотела поскорей пойти в детский сад, потому что Катя много про него рассказывала. Но я волновалась и трусила ужасно! Мама немного посидела со мной, чтобы я не сразу одна осталась, а потом Ольга Петровна, наша воспитательница, повела меня знакомиться с ребятами. Вся группа как раз в садике гуляла. Ольга Петровна сказала всем, что я новенькая, и дети меня окружили, стояли и смотрели на меня разинув рты. А я стояла посередке и страшно стеснялась. Тут Юрка подошел ко мне и хотел подарить майского жука. Живого! Он мне его протянул, а жук вдруг затрещал и начал крылья подымать: я испугалась и заревела. Жук тоже испугался и улетел, а Юрка заревел, потому что ему жука стало жалко. Так мы стояли и ревели друг на дружку! — Наташка тихонько, как-то неуверенно засмеялась. — Смешные мы были маленькие…
— И после этого вы подружились и стали не разлей вода!
— Точно!
— И он тебе не только жука потом дарил. Вот этого Зеленого Ежика я тоже хорошо помню! — Агния Львовна взяла из лежавшей на столе пестрой груды маленького зеленого резинового ежика: старенький ежик уже полинял и пошел пятнами от времени, пищалка у него в животе давно поломалась, выпала и затерялась. — Это был, кажется, подарок Юрика на твой день рождения?
— Нет, на Новый год. Этот ежичек у меня долго-долго жил под подушкой! Я без него уснуть не могла. Помнишь, Булочка?
— Еще бы мне не помнить! Однажды мы поехали на дачу в Оринку, а ты своего ежика дома забыла. Сколько рева было! Пришлось папе пообещать, что он пришлет его тебе по почте.
— Ой, а я этого не помню! Как же ты запомнила, бабушка?
— Ну, так ведь это мне пришлось каждый день на почту ходить за посылкой, вот я и запомнила. И этот ежик у тебя под подушкой так и жил до самой школы.
— Дольше, Булочка, гораздо дольше! Я его днем в стол прятала, чтобы Катька не дразнилась, а перед сном доставала и потихоньку под подушку перепрятывала!
— Тогда у Ахатовых еще не было своей дачи, и Юрика иногда привозили к нам в Оринку и оставляли на недельку.
— Да, это были такие счастливые дни! Мы с ним построили дом на нашей березе и в нем играли. Помнишь, бабушка?
— Помню, Наташенька, помню!
— И как это мы ни разу оттуда не свалились?
— Так его же твой папа потихоньку от вас укрепил, а вы и не заметили!
— Хитрый какой!
— Не хитрый, а заботливый.
— Точно! Этот дом у нас попеременно был то корабль, то заколдованный замок на горе, то жилище эльфов.
— Ну, это уже позже было, когда вы в школе учились и начали читать фэнтези про хоббитов и про эльфов.
— Да, верно. А в школе мы с первого класса на одной парте сидели. Пока Ахатовы не переехали в другой район и Юрка не пошел в другую школу…
— Вы, наверное, в школе с ним никогда не ссорились?
— Ой, да ну что ты, бабушка! Еще как ссорились, даже дрались! Это уже потом, когда мы подросли, он начал меня от всех защищать. А я ужасно злилась и говорила ему, что мне защитники не нужны, сама справлюсь!
— А ты и справлялась! Мамы твоих одноклассников-мальчишек частенько, помнится, на тебя жаловались. Было такое?
— Было… Но все равно мне было приятно, что у меня есть свой персональный защитник. Это уже когда мы постарше стали, класса с третьего. А еще Юрик портфель мой носил от школы и до самого дома. Каждый день, туда и обратно. Он за меня и контрольные по математике писал…
Надежда несколько раз заглядывала в комнату и спрашивала, не надо ли им чего-нибудь, не хотят ли они перекусить? Но они не хотели, хотя пиццу доели и молоко допили. Они сидели рядышком, перебирали оставшиеся от Юрика подарки и вспоминали, вспоминали…
Пришел Артем, зашел к ним, поцеловал мать и дочь, и на цыпочках удалился.
А они все разговаривали… Музыку выключили, чтобы она не мешала вспоминать.
— А что это за черные розы у тебя тут стоят? — спросила Агния Львовна.
— Это, бабушка, розы из его последнего букета на мой день рождения. Я их буду хранить всю оставшуюся жизнь!
На это Агния Львовна ничего не сказала.
Перед ужином они еще раз зашли в ванную, Наташа смыла следы слез и вышла к столу. Они поужинали все вместе, а потом бабушка с внучкой снова вернулись в комнату Натальи, помолились и легли спать. Они еще немного пошептались в постели, но измученная Наташка очень скоро крепко уснула. Тогда Агния Львовна тихонько поднялась и вышла к детям на кухню.
— Ох, мама, ну что бы мы без вас делали? — сказала Надежда, обнимая ее. — По-моему, она уже почти в норме.
— Сегодня, во всяком случае. Но завтра все может начаться сначала.
— Но ты же ведь уедешь от нас до похорон? — С тревогой спросил Артем.
— Придется остаться. Ну да я ведь все необходимое с собой прихватила. А когда похороны?
— Наталья сказала, послезавтра.
— Странно… Если его хоронят по мусульманскому обычаю, то уже должны были предать тело земле: в исламе, насколько я знаю, полагается совершать это в тот же день, и притом до заката…
— Может быть, каких-нибудь родственников ждут издалека? Или проблемы возникли из-за опознания?..
— Может быть. Вы ведь тоже пойдете?
— А как же! Это же суббота, выходной, вот все вместе и поедем на машине. Венок надо будет заказать с надписью…
— Венка никакого не надо и надписи тоже. Я завтра схожу на рынок и куплю розы. Наталья должна положить на могилу друга просто букет роз, а не венок.
— Вы, мама, как всегда, правы! — сказала Надежда.
* * *В тихих беседах бабушки с внучкой проходило время. А еще они вместе пекли пироги: это семейное занятие действовало на Наталью как-то успокаивающе. Ну и от пирожков она не отказывалась.
Прервав отпуск, прилетела старшая сестра Катя — Артем нечаянно проговорился, что у младшей сестры такое горе, вот она и настояла на немедленном возвращении, хотя Марк был против. Теперь она тоже, по очереди с бабушкой, в обнимку сидела с Наташей перед портретом бедного Юсуфа и утешала ее как могла.
Потом были похороны. Агния Львовна сама с утра съездила на станцию метро «Звездная» — на Южный рынок, и там купила четырнадцать темно-красных, почти черных роз.
— Спасибо, бабушка, — сказала Наталья, сквозь слезы глядя на розы. — Ты знаешь, они почти такие же… — И она посмотрела на сухие розы, стоявшие в вазочке возле портрета Юрика-Юсуфа. Слезы градом покатились из ее глаз. — Бу-лочка-а-а!
Наташка уткнулась в бабушку, рыдая и коля шипами сквозь целлофан себя и ее. Агния Львовна терпела сколько могла, а потом осторожно высвободилась из объятий внучки.
— Знаешь что, Наташенька? А я бы на твоем месте вот эти сухие розы спрятала в середину твоего букета и положила их Юрику на могилку.
