Карен Налбандян - Исторические байки
3. Работает. А как?
Создаёт аспирин немецкий химик Феликс Гоффман, в 1897 году. За что имеет от фирмы "Байер" зарплату и всё, что полагается по договору. Нобелевки ему, ясно дело, не дают. Не за что.
А получает Нобелевку за аспирин Джон Роберт Вейн, в 1982 году, почти сто лет спустя. И не только Нобелевку, а ещё и рыцарское звание.
За объяснение того, КАК аспирин работает.
4. О змеях и гринго, или Надо слушать старших .
Середина 1960-ых. В лабораторию Джона Вейна обращается молодой бразильский учёный Серджио Ферейра. На предмет сделать постдок в престижном универе.
Тема постдока – бразильская змея жарарака обыкновенная (Bothrops jararaca). Цель исследования: доказать, что небольшие протеины усиливают болезненность от укуса, блокируя брадикинин-нейтрализирующие ферменты укушенного.
Вейн предлагает вместо болезненности (как её на крысах мерить-то, болезненность эту?) исследовать воздействие яда на ренин-ангиотензиновую систему: снижение давления – величина вполне измеряемая.
Ферейра – личность подозрительная и упрямая, к предложению клятых гринго относится с крайним недоверием, а образцы змеиного яда на всякий случай держит в укромном месте. Потому что, эта, потребности у всех, а яд – для постдока…
Лаборатория два года исследует болезненность, потом Вейну удаётся-таки раздобыть где-то немного яду – на один эксперимент с ренин-ангиотензиновой системой.
Результаты получаются интересные. Настолько, что Вейн обращается в консультируемую им фирму Squibb: "Ребята, вам часом препарат против гипертонии не требуется?".
Научный отдел Squibb-а полон энтузиазма, отдел маркетинга крутит носом: змеиный яд – белок, в таблетку не засунешь. Как прикажете позиционировать препарат на каждый день, который больному придётся колоть самому себе? Да ещё в условиях конкуренции. Не восторг.
Некоторое время отдел маркетинга предпринимает попытки идею потихоньку похоронить – и не удаётся это только благодаря Вейну, наваливающемуся в Squibb по нескольку раз в год.
В конце концов ("легче отдаться, чем объяснить, почему не хочешь") Вейна спонсируют на целый литр яду. Намёк, типа.
А что дальше?
Да в общем-то дело техники.
Пара лет – и научный отдел разрабатывает небелковый препарат, выполняющий те же функции. Каптоприл называется, если кому что говорит.
Дав тем самым начало целому классу гипотензивных препаратов (ежегодные продажи по миру – около 20 миллиардов долларов в год).
Больным – лекарство, фирме – деньги. Вейну – от благодарного человечества – Нобелевскую премию по медицине, а так же префикс "сэр".
А Серджио Феррейра? Ни Нобелевки, ни дворянства. Зато – постдок по болезненности змеиного укуса, в лучшем виде. Утешительная премия от Американской ассоциации кардиологов. И звание доктора гонорис кауза от федерального университета в Рио-де-Жанейро.
Мораль? Клятые гринго!
5. Кое-что об инсулине
"Инсулин открыли Бантинг и Бест, в 1921-ом". Строчка из учебника.
Представляешь себе двух маститых, убелённых сединами и лысинами.
На самом деле…
Бантингу – тридцать. Военный врач, ветеран Первой мировой, награждён. После войны делает ординатуру. Не по эндокринологии, как можно подумать, а по ортопедии. Всё, что связывает его на тот момент с эндокринологией: читает лекции студентам, деньги-то нужны.
К тридцати такая жизнь ему надоедает и он перебирается в Канаду. Находит себе научного руководителя, профессора с дивной фамилией Маклауд.
…Что поджелудочная железа выделяет что-то, действующее на уровень глюкозы, к тому времени уже известно. Но вот как это "что-то" выделить… Ведь кроме инсулина она выделяет ещё и пищеварительные ферменты, а сам инсулин – белок. Так что при любых попытках его выделить, получается хорошо переваренный бульон.
…Профессор Маклауд к Бантингу относится благодушно. Мол, действуйте, голубчик. Даже студента даёт. По фамилии Бест. И убывает в отпуск.
А ребята остаются. И рождается у них на двоих блестящая идея: перевязать собачке протоки железы. Пищеварительная часть от такого хамского обращения естественно отмирает, а вот эндокринная остаётся в целости и сохранности. Так что через несколько недель железа приходит к состоянию, вполне подходящему для выделения. И получившееся нечто на самом деле помогает собакам, страдающим диабетом. О чём и сообщается профессору, немедленно по возвращении того из отпуска.
…Разумеется, дальше Бантинг с Бестом слышат много разных букв. И что так обращаться с собачками жестоко, и что работать лучше с коровами, и что перевязывать проток необязательно – но всё это техника.
А что на самом деле важно – что справедливости не существует. Потому как двумя годами позже, в торжественной обстановке и при большом стечении народа Нобелевская премия за инсулин вручается Бантингу… и профессору Маклауду. Двадцатилетнего студента комитет элементарно игнорирует.
…Впрочем, какая-то справедливость всё-таки существует – потому как оскорблённый Бантинг добровольно отдаёт половину своей доли Бесту. Кстати, справедливость восторжествует во второй раз несколькими годами позже. Потому что когда Маклауд всё-таки уходит на пенсию, его место занимает именно двадцатидевятилетний Бест.
Оно ведь как? Обычно Нобелевская премия венчает карьеру учёного, а тут карьера с неё и начинается.
А Бантинг? Бантинг получает рыцарское звание, пожизненный грант на любые исследования…но эндокринология Бантингу уже надоела. Живёт он в своё удовольствие, пишет довольно неплохие картины, потом от нефиг делать разрабатывает первый противоперегрузочный комбинезон. С началом войны вспоминает, что он англичанин и военный врач. О том, чем он занимается в Англии, упоминают глухо, считается – разработкой биологического оружия на случай немецкого вторжения.
Последний довод королей, знаете ли.
В 1941 его бомбардировщик разбивается по пути в Англию.
Тяжело раненый, он тем не менее оказывает первую помощь не себе, а пилоту. До самого конца оставаясь военным врачем.
Пилота спасут, Бантинга – нет.
6. О генной инженерии
В последнее время создано целое семейство новых лекарственных препаратов – антитела, полученные методом генной инженерии. Позволяют воздействовать на организм предельно точно, прицельно – targeted treatment.
Это и Авастин – блокирующий образование новых сосудов и нарушающий кровоснабжение опухоли.
И противоопухолевый же Эрбитукс. И многие другие. Стоят они, правда, непотребно дорого: 5-6 тысяч евро в месяц, зато эффект налицо.
А ещё эти препараты показывают нам, как мало мы знаем о генетике человека. Всё равно, что воздействовать на ламповый компьютер, стреляя по нему из снайперской винтовки
Натализумаб. Блокировал группу лимфоцитов, ответственных за возникновение болезни Крона (хронический воспалительный процесс в кишечнике). Помогал. Потом обнаружилось, что сразу несколько больных, получавших натализумаб, умерли от очень редкой опухоли мозга. Исследование остановили, начали выяснять, причины. И выяснилось, что опухоль эта вызывается неким неизвестным до сих пор вирусом. У здорового человека этот вирус может существовать годами, не вызывая никаких неприятностей. Но не просто так, а в силу того, что его сдерживает одна из групп лимфоцитов. Именно та, что вызывает болезнь Крона. Та, против которой направлен натализумаб.
TGN1412. Антитело, разработанное фирмой TeGenero. Воздействовало на Т-лимфоциты, стимулируя их. Должно было помогать при лейкемиях и многих других состояниях. Прекрасно показало себя в опытах на животных – от мышек до приматов включительно. 13 марта 2006 года было введено шести добровольцам, в количестве, в 500 раз меньшем того, что получали животные. Спустя несколько часов у всех шестерых началось то, что позже получило название "цитокинной бури". Мультисистемная недостаточность.
Всех шестерых спасли, но от последствий они страдают до сих пор. Исследование остановлено, фирма обанкротилась. Единственное утешение: открытие вошло в список 100 открытий года.
Каждый раз, читая в литературе очередное такое сообщение, вспоминаю Стругацких:
Дело, по-видимому, сводилось к тому, что местные власти пытались овладеть способом управления машинами. Методы при этом использовались чисто варварские. Преступников заставляли тыкать пальцами в отверстия, кнопки, клавиши, запускать руки в двигатели, и смотрели, что при этом происходит.
Чаще всего не происходило ничего. Часто машины взрывались. Реже они начинали двигаться, давя и калеча все вокруг. И совсем редко удавалось заставить машины двигаться упорядоченно. В процессе работы стражники садились подальше от испытываемой машины, а преступники бегали от них к машине и обратно, сообщая, в какую дыру или в какую кнопку будет сунут палец. Все это тщательно заносилось на чертежи.
