Енё Рейто - ПРОПАВШИЙ КРЕЙСЕР
Принц Сюдэссекский».
Деревья пошли кругом перед глазами принца, в висках загудело колоколом.
— Дата не проставлена… — из последних сил прохрипел он. — Продатируете тем днем, когда будет достигнуто соглашение с Чаном… Поторопитесь, друзья… Храни Господь всех вас и Англию… — Не докончив фразы, он упал без сознания.
Принца положили на траву. Ржавый спрятал заветную бумагу.
— Ты, Доктор, пробирайся с ним на берег Меконга; можешь, дотащишь его до рыбачьего поселка. Разживешься лодкой и по течению за двое суток доплывешь до Камбоджи. Не бросать же принца здесь, в джунглях, одного!
— Верно! — согласился Доктор. — Ну что ж, если мы больше не свидимся, тогда прощайте!
Доктор перекинул через плечо безвольное тело принца и повернул к реке, а Ржавый и Малец припустились к лагерю Чана.
— Будем надеяться, что Доктор найдет лодку и переправиться на противоположный берег Меконга, тогда бандиты Шнайдера не смогут из схватить. Ну, а мы с тобой… Теперь ты снова принц Сюдэссекский, а я капитан Брэдфорд.
— Вид у нас, правда, слегка потрепанный.
— Не беда. Зато видно, что на нас мундиры британских офицеров. А когда путешествуешь в джунглях, трудно выглядеть как с иголочки — это всем понятно… Послушай… Когда я узнал, что ваш бивак забросали гранатами, я очень за тебя испугался.
Малец замер на ходу и повернулся к Ржавому:
— Очень испугался? Правда?
Ржавый долго смотрел в глаза другу и наконец тихо проговорил:
— Очень-очень…
И они впервые поцеловались. Вслед за короткой остановкой они вновь поспешили на север. У второго поворота тропы как из-под земли выросли восемь полуголых аннамитов с наведенными на путников ружьями.
— Стоять!
Приземистый китаец с соломенной шляпе и с широким кинжалом в руке пробился вперед:
— Кто вы и куда идете?
— Я принц Сюдэссекский, а это капитан Брэдфорд. Нам нужен генерал Чан.
— Следуйте за мной! — коротко распорядился китаец, а темнокожие воины, окружив пришельцев, вмиг образовали конвой. Друзьям оставалось лишь молча повиноваться.
2
Вскоре они подошли к форпосту лагеря Чана. Ржавый, будучи, как мы уже упоминали бывалым воякой, с удивлением оглядывался по сторонам. Эта часть болотистых джунглей, которая, если верить карте, является франко-британской территорией, на самом деле представляла собой самую дикую, неисследованную область Индокитая. И как было не удивиться, обнаружив среди глухих зарослей добротные бараки, утрамбованные дороги… Короче, все напоминало лагерь колониального гарнизона, разбитый на европейский лад. Все жесты и движения солдат — четкие, слаженные, отвечающие воинскому уставу, — свидетельствовали о хорошей выучке. Вытягиваясь перед офицерами, они за неимениями каблуков, «щелкали» босыми пятками; сторожевые посты были выставлены в наиболее выгодных с тактической точки зрения пунктах, а от зачищенного пальмового ствола в джунгли уходили провода. Это мог быть телефон или телеграф. Ржавого и Мальца завели в первый барак. Здесь стояли грубый стол, несколько скамеек, на столе — телефонный аппарат. Должно быть, по другую сторону китайской границы нетрудно было раздобыть необходимое оборудование. За столом сидел низенький китаец с усами, как у сома, и живыми темными глазками.
— Садитесь. Что вам угодно? — Его английский был безупречен.
— Не так давно мы предупреждали генерала Чана о своем приезде: принц Сюдэссекский и капитан Брэдфорд.
— Генерал, — проговорил китаец, самой интонацией подчеркивая уважение к обладателю этого ранга, — в настоящий момент в штаб-квартире, примерно в получасе ходьбы отсюда. Я сейчас же свяжусь с ним по телефону. — Он взялся за аппарат.
Ржавый выглянул в окно. Лес в этом месте редел, видимо, джунгли обрывались где-то за лагерем. Лужайка неподалеку позволяла обозреть устремленный ввысь, покрытый вечным снегами хребет Луанг, узкий перевал которого проходил поблизости от лагеря. «Наверное, тут у них и пограничная застава», — подумал Ржавый. В противоположной стороне, обрамленные девственными лесами, плескались широкие бурные воды Меконга.
Китаец тем временем по-аннамитски прочирикал что-то в телефон, затем, положив трубку, с вежливой улыбкой обратился к гостям:
— Ваше высочество, генерал выезжает для переговоров с вами. Извольте пройти в кабинет главнокомандующего.
— А я? — поинтересовался Ржавый.
— Вы по приказу генерала будете сегодня же повешены. — Не моргнув глазом ответил китаец.
3
— Как вы сказали? — переспросил Ржавый. — Прошу прощения, но мне послышалось, будто меня собираются повесить.
Китаец с предупредительной улыбкой энергично закивал головой.
— О да, вы не ослышались! Пардон… — И он повернулся к солдатам: — А ну, мерзавцы, связать почтенного господина капитана.
Под прицелом восьми винтовок Ржавый счел за благо не сопротивляться. Малец застыл с полуоткрытым от ужаса ртом.
— Не скажите, господин китаец, — поинтересовался Ржавый, — отчего генерал ухватился за эту не слишком оригинальную идею?
— Нам не дано постичь мотивы поступков сильных мира сего.
— Господин капитан сопровождает меня! — воскликнул Малец. — Я протестую…
— Покорнейше прошу прощения, ваше высочество, но все протесты бесполезны. Не в моей власти отменить приказ генерала. Генерал Чан высказал пожелание, чтобы достопочтимого капитана вздернули в ту же минуту, как он сюда прибудет. Генералу не хотелось бы упускать такое редкое зрелище.
— Сэр! — воскликнул Роджер, обращаясь к Мальцу. — Мужайтесь и помните о своих обязанностях. Даже если меня повесят, вы все равно должны вступить в переговоры с генералом… — Он не успел закончить фразу — его схватили за руки и потащили прочь.
— Немедленно соедините меня с генералом! — вскричал «принц». — Здесь какое-то недоразумение…
— Совершенно излишне. К тому же я не получил на этот счет никаких указаний. Генерал прибудет через полчаса. Извольте пройти в кабинет коменданта, вот сюда, направо.
Несчастная кое-как доплелась до кабинета и рухнула на бамбуковый стул. Нервы ее сдали окончательно. Она дрожала всем телом, чувствуя, что близка к обмороку.
— Ну и страшные же вы, ребята, — говорил Ржавый своим конвоирам. — Впрочем, откуда вам быть красавцами: черномазая мать, что вас на свет породила, тоже небось была уродиной не из последних.
Аннамиты удивленно прислушивались к непонятным речам чужеземца: не иначе как молится. Маленькая процессия остановилась у дерева, и в следующий момент шею Ржавого обвила петля.
— Эй, что за свинство! — возмутился он. — Где же отпущенные мне полчаса?! Так и норовят надуть беспомощного иностранца… Выходит, мой учитель был прав.
Однако смуглокожие воины не торопились затягивать веревку, конец которой был переброшен через толстый сук дерева. Держа ружья наготове, они стерегли пленника, а тот так и стоял под деревом с петлей на шее.
— Черт бы его побрал, вашего шефа! — не унимался Ржавый. — Китаеза поганый, чтоб ему собачатиной подавиться!
Время текло минута за минутой. Ржавый догадался, что ему приходиться расплачиваться за предательство Брэдфорда.
Вдруг раздались звуки горна, и гарнизон мигом выстроился. К лагерю подъехала небольшая группа всадников, верховые спешились у входа в лагерь. Впереди шел плечистый мужчина в зеленом кимоно с соломенной шляпе. Воины замерли, вытянувшись в струнку.
Это был генерал Чан собственной персоной.
Генерал прошествовал прямо к виселице и высоко поднял руку, делая знак стражникам. «Ну, прощай, моя житуха», — было последней мыслью Ржавого. Резкий рывок — подбородок дернулся вверх, и веревка стянула шею…
Неожиданно рука Чана описала полукруг — так дирижер во время репетиции останавливает оркестр, — и веревка ослабла. Ржавый рухнул на колени. Послышался чей-то отчаянный крик: Малец выскочил из барака и устремился к генералу. Чан, удивленно обернувшись, очутился лицом к лицу с переодетой девушкой. Замерев на миг, они уставились друг на друга, а потом Малец с рыданием бросился ему на шею:
— Том! Дорогой мой!
Чан оказался белым. Его звали Томас Ливен, и полтора года назад он сбежал из Легиона.
Воины растерянно замерли, глядя, как генерал обнимает и целует полковника-англичанина. Как знать, насколько бы затянулась радостная сцена, если бы откуда-то снизу не раздался укоризненный возглас:
— Может, пора снять пеньковый галстук?
Ржавый как упал на колени, так и стоял с петлей на шее.
4
Ливены и Ржавый тесной компанией уединились в кабинете коменданта.
— Не угляди я в последний момент, что вы не Брэдфорд, и случилось бы непоправимое, — сказал Чан, то бишь Томас Ливен. — И пожалуйста, не держите на меня зла.
