Борис Привалов - Веселый мудрец. Юмористические повести
— Они? — удивился эмир. — Какую?
— Надо изгнать их из государства, и пусть они служат при дворах наших врагов.
— Не понимаю твоей мысли, ходжа!
— Так ведь чем глупее будут советники наших врагов, — ответил Насреддин, — тем слабее будут наши враги — верно?
— Конечно! — усмехнулся эмир и приказал стражникам: — Изгнать этих бездельников и глупцов из города! Если я еще раз увижу во дворце хоть одного из них…
— Не увидишь! Не увидишь! — закивали чалмами предсказатели. — О, пусть прославится твое имя на века, пресветлый эмир!
И они, согнувшись в поклоне, толкаясь, начали пятиться к двери. Казалось, это стадо пестрых овец направилось к выходу.
— Если же кто-нибудь, о сосуды премудрости, — напутствовал их Насреддин, — даже в пустыне скажет обо мне плохое слово, то этого мудреца я разыщу даже под землей! Берегитесь же, мошенники! И сейчас же по выходе из дворца раздайте беднякам по сто монет! И горе тому, кто станет жадничать!..
Мудрецы с готовностью поклялись быть щедрыми в размере ста монет и, радуясь, что сравнительно легко избавились от гнева эмира и этого выскочки Насреддина, выбежали из дворца.
Рассказывают, будто довольно продолжительное время эмир не мог и минуты находиться без Насреддина. Но хотя ходжа не имел возможности даже на мгновение встретиться с друзьями, он не забывал о их горестях и о их бедах. Все полученные от эмира подарки и деньги ходжа переправлял из дворца другу-инжирщику, который распределял их среди бедняков. Таким образом, Насреддин спас несколько человек от отправки в горы, на каменоломни; несколько ремесленников смогли расплатиться с долгами и избавиться от кабалы ростовщиков; много семей было спасено от голодной смерти.
Придворные тем временем подстраивали ходже какие-нибудь гадости.
У эмира были два сына-близнеца, которых он очень любил. Мальчики были похожи друг на друга, как две капли дождя. Понятно, что многие из придворных путали наследников, а эмир гневался. Враги ходжи больше всего надежд возлагали на то, что Насреддин рано или поздно спутает мальчиков, и тогда эмир убедится в том, что и ходжа может ошибаться. Но, к горю врагов своих, Насреддин никогда не ошибался.
— Как он отгадывает — кто из них кто? — шептались недоуменно меж собою придворные.
А дело доходило до того, что эмир при всех спрашивал Насреддина, показывая на одного из сыновей-двойняшек:
— Кто стоит перед тобою, ходжа? Гайрат или Турсун?
Злые языки говорили, что даже сам эмир, и тот не различает своих сыновей. А вот Насреддин… он всегда отгадывал, и это было поразительно!
Только одно было странно: ходжа получил у эмира разрешение называть имя мальчика так тихо, что его слышал только… сам мальчик. Ходжа подходил к наследнику и говорил ему что-то на ухо.
— Он отгадал, о великий эмир! — сообщал сын.
Так никто и не узнал тайны Насреддина. А тем не менее способ, который применил ходжа, был стар, прост и безошибочен. Насреддин подарил обоим близнецам по совершенно одинаковому талисману — голубому голубку. Один брат не знал, что другой имеет такой же подарок.
— Если кто-нибудь узнает, что у тебя есть такой голубок, — сказал Насреддин, — то талисман теряет силу. А если никто не будет о нем знать, то ты, а не брат, станешь эмиром.
Братья-близнецы были злые, испорченные дети. Они враждовали между собою, каждый мечтал о том, что когда он вырастет, то станет эмиром. Больше всего на свете они не любили, когда их путали, и поэтому-то так сильно доставалось придворным, когда те ошибались. Талисман Насреддина оба хранили в тайне. И ходжа, когда ему приходилось отвечать на вопрос эмира, который из близнецов стоит перед ним, не задумываясь шептал наследнику:
— Тот кто имеет голубка!
На что злой сын эмира отвечал, разумеется, утвердительно, и все были уверены, что ходжа правильно назвал имя.
Врагов у ходжи было хоть отбавляй: начиная от самого ничтожного муллы до самого могущественного сборщика налогов. Все ждали удобного момента, какого-либо просчета Насреддина, чтоб расправиться с ним. До поры до времени эмир боялся наказывать Насреддина, чтобы не повредить самому себе — он помнил о предсказании. Но так не могло тянуться вечно. И ходжа сам понимал это. Он днями и ночами думал над тем, как бы найти предлог поудачнее для отъезда из дворца. Ведь сколько дел ждало Насреддина в городах и кишлаках! Нужно было прежде всего разделить имущество Абдуллы, наказать толстого судью и предателя Абдурахмана, помочь друзьям выбраться из кабалы и нищеты… А вместо этого приходилось каждую минуту остерегаться коварных ловушек, которые щедро расставляли для ходжи лукавые приближенные эмира.
Вот, казалось бы, простое дело: во дворец явились несколько богатеев с просьбой. Просьба была не совсем обычна: речь шла о слоне. Эмир поставил в селение на прокорм одного из своих слонов. Слон оказался на редкость прожорливым, и скоро в округе дела пошли плохо.
Купцы и торгаши, чтобы оправдать затраты на слона, повысили цены, а в ответ на это дехкане и ремесленники перестали у них покупать товар втридорога, начали ходить за покупками в соседнее селение. Местные_ торгаши и ростовщики постепенно разорялись. Выход был один: упросить эмира перевести прожорливого слона в другой город.
Все знали, как любит эмир своих слонов, и боялись даже заикнуться о мощном аппетите животного. Только один человек мог помочь «страдальцам» — Насреддин. Только для него одного не существовало запретов — он мог разговаривать с эмиром о чем угодно.
Ходатаи обратились за помощью к Насреддину. Сначала ходжа решил было им помочь: но ведь, в конце концов, слон обжирает не этих богачей, а простых людей — дехкан и ремесленников. Насреддин решил узнать подробности об этой истории и через своего друга-инжирщика познакомился с бедняками «слонового» города. Оказалось, что беднякам все равно: раз эмир сидит во дворце, а мулла в мечети, то им одинаково плохо живется л при слоне и без слона. А избавиться от слона хотят местные богатеи, которым жалко тратить свои деньги на содержание эмирского любимца. Они плохо кормили слона и сейчас боятся, что все это выйдет наружу, дойдет до эмира, и тогда головы их посыплются на землю, как град.
Тем временем, богатые ходатаи предложили Насреддину роскошные дары за то, чтобы он уладил дело. Враги же ходжи во дворце немедленно донесли об этом эмиру: ходжа, мол, взял много даров, чтобы просить об освобождении города от слона. Эмир разгневался, а ходжа сразу понял тонкий ход придворных.
«Что ж, пусть будет хуже жирным и лучше бедным, — усмехнулся он про себя. — Дары я отправлю беднякам «слоновьего» города, а богачи…»
И он смело подошел к эмиру.
— Я знаю о чем ты будешь меня просить! — гневно сказал повелитель правоверных. — О слоне!
— Да, воплощение мудрости, — склонился в поклоне ходжа, — и ты поймешь, что нельзя отказать таким честным и любящим тебя людям, как эти пришедшие издалека странники.
— Нельзя отказать? — Эмир так был удивлен, что даже позабыл о гневе. — И это ты, ходжа, решил раньше меня?
— Если бы ты знал, о великий, о чем они просят! Ты, любимец аллаха, поставил им на постой своего слона, да продлятся его слоновьи дни! Так вот, слон чувствует себя плохо…
— Что?! — закричал эмир страшным голосом. — Почему?!
— Потому что несчастное животное чувствует себя одиноко. Не с кем ему взглядом обменяться, повелитель! Сердце мое разрывается от жалости! И эти достойные твоего уважения люди просят великой милости: поставить к ним на прокорм еще одного слона, желательно слониху…
Чело эмира разгладилось, и, прежде чем ходатаи пришли в себя от ужаса, повелитель изрек благосклонно:
— Пусть будет так! Немедленно выполнить просьбу наших верных подданных!
Что оставалось делать богачам? Им даже пришлось поблагодарить в присутствии эмира Насреддина, который «так точно изложил их просьбу».
Чтобы избавиться от ходжи, приближенные эмира уговорили повелителя дать Насреддину какое-нибудь выгодное местечко.
— Выбирай любой город, — предложил эмир ходже, — и я сделаю тебя там судьей!
— О великий, — ответил Насреддин, — я хочу быть сразу везде, а ты хочешь привязать меня, как ишака, к определенному месту. Я не гожусь в судьи.
— Почему? — удивился эмир.
— Если я тебе сказал правду, этого достаточно, — хитро ответил ходжа, — чтобы не назначать меня судьей. А если я соврал, то ведь лжец не может быть судьей!
Эмир не особенно хорошо разобрался в сказанном, но, изобразив на лице своем задумчивость, молвил:
— Я устал… Иди!
Некоторые из придворных, которые были связаны старой дружбой с изгнанными мудрецами, все еще тешили себя надеждой, что им удастся рано или поздно доказать необразованность Насреддина.
