Габриэль Шевалье - Клошмерль
А пока в Клошмерле группировались антипатии в ожидании часа, когда можно будет ринуться в бой, маленькая Роза Бивак преспокойно носила свой юный живот. Он уже начинал заостряться самым наглым образом и своим видом оскорблял высокие принципы, ибо в нём беззаконно созревал маленький житель Клошмерля. Люди не знали, как его окрестят: Биваком, Бродекеном или именем какого-нибудь третьего плута, которого весенние ночи втравили в эту запутанную историю. Само собой разумеется, злые языки трудились вовсю, безмерно преувеличивая прегрешения бедняжки. Все эти грязные толки возмущали Эрнеста Тафарделя, который был человеком великодушным, несмотря на все свои смешные качества. Он был сторонником абсолютной свободы и однажды, встретив на улице юную грешницу, обратился к ней со своим обычным красноречием:
– Надо думать, малютка, что ваше незаконное дитя не княжеского происхождения. Вам следовало бы выбрать ему родителя, которого родовой герб опоясывал бы, как дорогую сигару. Тогда ваше чрево было бы почитаемо, а плод его многославен.
Смысл этих ободряющих речей ускользнул от понимания Розы Бивак, у которой было простое сердце, плодородное лоно и крепкий, безотказный организм. Роза Бивак не особенно страдала оттого, что лишилась банта дочери Пресвятой Марии. Эта желторотая дурочка выглядела трогательно в своей беременности. У неё был завидный цвет лица, и трудно было смотреть без улыбки одобрения на её близкое материнство. И этот расцвет менее всего прощали ей благонравные женщины Клошмерля. Но Роза Бивак не замечала ненависти, потому что сама не знала этого чувства. Она ожидала своего Клодиуса Бродекена, который должен был приехать со дня на день.
8
ПРИБЫТИЕ КЛОДИУСА БРОДЕКЕНА
Около четырёх часов дня, когда над Клошмерлем склонялось знойное августовское солнце, у городского вокзала остановился поезд. Из него вышел только один человек – солдат, одетый в форму горного стрелка, с ефрейторской нашивкой на рукаве.
– Стало быть, приехал, Клодиус? – спросил его контролёр.
– Стало быть, приехал, Жан-Мари.
– К самому празднику, хитрец!
– К самому празднику, Жан-Мари.
– Славный праздничек получится при такой погоде!
– Славный праздничек, я уж об этом подумал.
От городского вокзала до самого городка нужно было идти пять километров по извилистой горной дороге. Всего лишь часок ходьбы для солдата, идущего бойким шагом альпийского стрелка, лучшим в мире военным шагом. Дорога дружески поскрипывала под массивными, хорошо подкованными ботинками Бродекена, в которых было так удобно ноге.
Всегда отрадно снова увидеть родимые края, особенно если тебя ожидает там что-то приятное. Клодиус Бродекен чувствовал себя счастливым: он гордился своей тёмной формой, украшенной ефрейторской нашивкой. К концу службы он должен был получить чин капрала, а капрал альпийских стрелков – лучший капрал в мире. Отличный солдат, отличный стрелок и расторопный малый, Клодиус Бродекен был на хорошем счету в своей роте.
Он шёл, одетый в горнострелковую форму: тёмный берет и щеголеватый мундир. У него были икры альпийского стрелка, то есть самые прекрасные икры во всей французской армии, самые прекрасные икры во всех армиях мира – самые упругие, крепкие и мускулистые в тех местах, где им и полагается быть таковыми. Правда, это были суконные икры, но тем не менее… Не всякому дано так ловко закручивать обмотки и наворачивать на икры вдвое больше сукна, чем солдатики из пехотной братии, накручивающие обмотки ровно, а не крест-накрест, отчего их лодыжки становятся тяжёлыми, а ноги прямыми, как будто у них и вовсе нет икр. Икры Клодиуса Бродекена были предметом его гордости. Для того, чтобы хорошо ходить и хорошо лазать по горам, нужно иметь сильные и крепкие икры. Это так же бесспорно, как тот факт, что ценность пехотинца заключается в его способности долго и размеренно маршировать. Именно так умел ходить Клодиус Бродекен, ефрейтор горных стрелков, неутомимый ходок. Он и теперь шёл резвой походкой альпийского стрелка, чётко печатая шаг, как на военном параде.
В полку он числился стрелком Бродекеном (матрикул 1103). Как уже говорилось, Клодиус был на хорошем счету в своей роте, но тем не менее вдали от родного городка он ощущал себя человеком, потерявшим точку опоры. Теперь же, вернувшись в родные места, он почувствовал, что снова становится настоящим клошмерльским парнем – прежним Клодиусом Бродекеном, но только более искушённым в жизни, так как он успел за время службы стать забиякой и сердцеедом. Клодиус Бродекен был счастлив, что снова видит холмы, покрытые созревающим виноградом, что скоро будет в Клошмерле. Он собирался повеселиться: наступал праздник, а у праздника был вкус свежей сдобы, молодого вина, женского пота и дорогих сигар. Кроме того, он ожидал немало удовольствия от Розы Бивак, у которой тёплая грудь плотно заполняла корсаж, где было так приятно пошарить. Она защищалась только для виду и не слишком много болтала, так как говорить, в сущности, было не о чем, и к тому же от прикосновения горячих рук совсем теряла голову. Она теряла голову до такой степени, что, как только грудь была покорена, всё остальное шло как по маслу. Это была чудесная девчонка, очень ласковая, с ней было так славно обниматься. Итак, горный стрелок шёл по дороге, думая о Розе Бивак. По правде говоря, из-за неё он и попросил отпуск в августе.
В полку Клодиус почти каждую неделю захаживал в заведение под красным фонариком. Наносить визиты жрицам любви – дело чести для всякого солдата, и хороший горный стрелок всегда должен быть наготове. В таких делах Клодиус Бродекен не ленился, и, скажем прямо, любовник он был неутомимый. Верный обычаям горных стрелков, он делал решительно всё для поддержания чести мундира. В глазах вышеупомянутых особ, быстрота и сила исполнения ставила альпийских стрелков на недосягаемую высоту. Клодиус Бродекен обычно гордился подобными подвигами. Но здесь, в родных местах, он говорил себе, вспоминая о гарнизонных дамах: «А всё ж таки все они шлюхи!» И когда Клодиус Бродекен смотрел на милые холмы Божоле, эта мысль казалась ему особенно справедливой. Здесь, на хорошо знакомой дороге, по которой он столько раз гонял на велосипеде вместе с другими мальчишками, Клодиус размышлял о женщинах своего городка, уж их-то никто не назвал бы потаскушками, дешёвками, давалками или заразухами. Да, женщины из Клошмерля устроены совсем по-другому: они умеют быть серьёзными, хорошо держаться, годятся и для полезного, и для приятного, для стряпни так же, как для грешного дела (одно не мешает другому). И, наконец, с ними не рискуешь подцепить дурную болезнь. В отличие от других женщин, здешние недоступны для чужаков: клошмерлянки – только для клошмерлян. Правда, случалось, что они в короткий срок меняли несколько мужчин подряд и иногда снова ныряли под одеяло к покинутому любовнику. Но все любовники были клошмерлянами. Таким образом, всё, можно сказать, оставалось в пределах одной семьи – местных женщин обрабатывали только добрые виноделы Клошмерля.
Клодиус Бродекен думал о Розе Бивак, славной клошмерльской девчонке, которая в своё время станет славной клошмерльской женщиной. У неё будет мирный характер, и она научится делать детей, капустный суп, вкусное жаркое и содержать дом в чистоте, пока он, Клодиус, будет возиться на винограднике своего отца. Папаша Бродекен – пока ещё крепкий старикан, но, в конце концов, и он станет дряхлым-предряхлым дедом, корявым и скрюченным, как корни старых деревьев. Роза, виноградники, маленький домик – какое заманчивое будущее! Ему оставалось только получить чин капрала, капрала альпийских стрелков – и всё будет в порядке. А потом он с честью вернётся домой, чтобы делать клошмерльское вино, которое стоит в хорошие годы немалых денег.
На расстоянии трёх километров от вокзала, над поворотом, виднеется городок Клошмерль. Кажется, можно достать рукой до его маленьких домиков, но впереди ещё длинные извивы дороги. Глядя на знакомые места, Клодиус Бродекен подумал о том, что вскоре выйдет на главную улицу городка и все увидят его красивую форму, прекрасные икры горного стрелка и его загадочную физиономию – физиономию человека, вылезшего из своей дыры и пожившего в больших городах. Он знал, что не сможет встретиться с Розой Бивак до наступления ночи из-за родителей и горожан, которые принимаются чесать языки, как только увидят рядом девицу и парня. Стало быть, из-за Розы торопиться явно не стоило. А его родители, старые Бродекены, жили совсем на отшибе, в противоположной части городка, в двухстах метрах от мэрии. Как обидно: придётся пересечь городок, ни разу при этом не остановившись. Горный стрелок шёл быстрым шагом, а сукно его формы было довольно плотным. Тело покрылось обильной испариной, несмотря на то, что он расстегнул мундир и даже снял галстук. Эта дьявольская жара вызывала сильную жажду, и Клодиус Бродекен решил заглянуть по дороге в гостиницу Торбайона, чтобы опрокинуть стаканчик вина. У Торбайона он увидит Адель. И тотчас же мысль его обратилась к Адели.
