Илья Суслов - Рассказы о товарище Сталине и других товарищах
— Желаю я, чтобы вы, жиденята, придумали песню о славных моих конниках, лихо рубающих врага на вверенной мне территории. Если сей момент не будет песни, пархатые, висеть вам во-о-он на том телеграфном столбе. Несите, казаки, им фортепьяно.
Конники принесли рояль к тому месту, где сидел Буденный с буркой за плечами и саблей в руках, и командарм сказал:
— Валяйте, хлопцы.
Хлопцы сели к роялю, и Дмитрий, нет, Даниил вяло запел:
Мы красные кавалеристы, и про насБылинники речистые ведут рассказ.Про то, как в ночи ясные,Про то, как в дни ненастные...
Веди, Буденный, нас смелее в бой.Пусть гром гремит...
— ну и так далее, и тому подобное.
Буденный утер скупую набежавшую слезу и сказал:
— Будете при обозе, жиденята. Лихую песню написали. Первая Конная вас не забудет.
И братья Покрасс остались в обозе Буденного. И все было, как они задумали. И стали соперничать с Дунаевским и другими лихими казаками советского песнотворчества. И слушая свои песни в кино и по радио, не уставали удивляться своей необычной революционной судьбе.
А где же брат Самуил? Что стало с Самуилом, а по-нашему, Сэмом?
Те из вас, кто постарше, помнят веселую американскую кинокомедию «Три мушкетера». Собственно, это было не по Дюма, а пародия, где роли трех мушкетеров исполняли известные комики братья Риц. Фильм этот показывался после войны, когда многие ленты были захвачены в Германии в счет репараций и крутились в наших кинотеатрах к радости зрителей и бюджетных начальников, выколачивающих с этого огромные деньги. Но в этом фильме была совершенно прелестная музыка. «Вари-вари-вари-вари, мечта моя, Париж, поэтами воспетый от погребов до крыш...» Помните? Неужели я уже такой старый, что вы этого не помните? «Та-ра-ри, тара-pa-ра-ри, май бэби»... Ну? Вспомнили? Эх, не умею я писать ноты! Поверьте, чудные песенки это были! Тридцать лет прошло, а я все помню.
И вот я узнал, что эту музыку написал известный американский композитор Сэм Покрасс. Я решил во что бы то ни стало найти пластинку с этими песнями. Я осмотрел все фонотеки Вашингтона. Там их не было. Я дал заявку в Библиотеку Конгресса, и мне нашли маленькую рецензию из газеты «Нью-Йорк таймс», напечатанную в 1938 году (тогда и вышел фильм «Три мушкетера» с братьями Риц и музыкой Покрасса), где было сказано, что фильм получился так себе, зато музыка Покрасса, как всегда, свежа и приятна. Ну это я и без них знал.
Но важно лишь одно: мы помним то, что здесь давно забыто. И ушло в далекую историю. Как гражданская война. Как Буденный со своими усами. Как Дмитрий и Даниил. Как Сэм Покрасс.
И мы с вами уйдем и унесем с собой все эти истории и байки.
ИГРА
В России писателей было много, а книг мало. Одних членов Союза писателей было восемь тысяч. Теперь, наверно, десять тысяч. Писатели — часть пятилетнего плана. И если в плане сказано, что в будущей пятилетке должно быть больше мяса, молока, рыбы, галош резиновых и колец обручальных, то почему бы не записать планы приплода советских писателей? Так что теперь их значительно больше, чем в предыдущей пятилетке, из которой я эмигрировал.
Но и тогда было достаточно. Был даже такой справочник — телефонная книга Союза советских писателей, толстая-претолстая. И там числились все. На страничке располагалось десять-двенадцать фамилий, их псевдонимы, домашние телефоны и адреса. Для служебного, разумеется, пользования. И мы в «Литературной газете» играли в такую игру: я ставлю десять рублей, а ты — один рубль. Ты называешь страницу этого справочника и строчку сверху. Я открываю в этом месте и говорю, на чью фамилию ты напал. Если ты говоришь мне, что он написал, я даю тебе десять рублей. Если не знаешь, — даешь мне рубль. Это была игра наверняка: я всегда выигрывал. И когда мне были нужны деньги на такси, или еще на что-нибудь, я вынимал из стола мой справочник ССП и приглашал зазевавшегося интеллигента сыграть «в писателей».
— Ну, — говорил я, — десять против одного. Чем ты рискуешь? Паршивым рублем? А выиграешь — вот она десяточка, румяненькая, свеженькая, прямо из Госбанка.
Никто не мог устоять.
— Страница 426, — говорил попавшийся, — шестая строка сверху.
Я открывал и читал:
— Мулдагалиев Джубан. Что он написал?
— ?
— Давай рубль.
— Не может быть! — возмущался мой клиент. — Давай еще! Я ж начитанный! Страница 20. Первая сверху.
— Набиев Бекир Ахмедович. Пожалуйста!
— Ты мне дай нормальные имена, хоть мало-мальски знакомые, — говорил попавшийся, вручая мне второй рубль.
— Я тебя не подгоняю, — спокойно говорил я. — Подумай, раскинь мозгами.
— 257. 2.
— Фогельсон Соломон Борисович.
— Хоть убей...
Я клал последний рубль в карман и снисходительно говорил:
— А тем не менее, ты знаешь Фогельсона. Ты не раз напевал песни на его слова. И я напевал. Вот они:
Пора в путь-дорогу,Дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю идем.Над мирным порогомКачну серебряным тебе крылом...
Или вот:
Ой вы, ночи, матросские ночи.Только море да что-то там вокруг...
— Откуда ты это знаешь? — удивлялся интеллигент, чья потерянная трешка не давала ему жить.
— Я культурный человек, — говорил я. (Просто я лично знал С.Б. Фогельсона).
Никто не мог выиграть у меня в эту игру. И немудрено: писателей в России — человек сто, а членов Союза писателей — восемь тысяч. Попробуй попасть в такой ораве на человека, которого ты действительно читал, или, по крайней мере, о котором слышал.
В Америке все наоборот. Здесь писателей мало, а книг — навалом! В прошлом году вышло 40 000 названий художественной литературы! Можно с ума сойти! Как пробиться через эту гору? Чем взять издателя? Союза писателей тоже нет. Издеваться не над кем.
Вот и стою я у подножья горы и не знаю, как к ней подступиться. Тем более, что истории мои написаны на чужом, невиданном здесь языке.
ПРИЕМ В КРЕМЛЕ
Недавно, разбирая свой фотоархив, я натолкнулся на эту фотографию. Почему я вывез ее из Советского Союза? А потому, что знал, что нигде и никогда не увижу больше такой фотографии. Ведь все, что связано с именем предыдущих вождей, уничтожается последующими. Попробуйте найти в Советском Союзе фотографии прежних руководителей. Как выглядел Троцкий? На кого был похож Бухарин? А ну-ка скажите мне, какой был Зиновьев? Наши дети путают Сталина с Гитлером, а Хрущева — с Брежневым. Но мы, дети страшных дней России, забыть не в силах ничего. Вот почему эта фотография уникальна (она, кстати, не была напечатана и в Советском Союзе) и дорога мне. Мне подарил ее перед отъездом известный правительственный фотограф, а на таможне я сказал, что сам сделал эту фотографию на приеме, устроенном в честь интеллигенции в Кремле. Таможенник удивился и пропустил. Большое ему эмигрантское спасибо.
Итак, это прием Хрущевым советской интеллигенции. Все еще трезвые, хотя все уже готово. Никита Сергеевич сейчас скажет речь. Члены Политбюро радостно приветствуют вождя. Им помогают в этом представители так называемой «творческой интеллигенции».
Кто же это? Пойдем слева направо.
Крайний слева — скульптор Н.В. Томский, президент Академии художеств СССР. Нет такого памятника Ленину в городах и весях России, который он бы не изваял. Томскому же принадлежит памятник Гоголю, установленный на Гоголевском бульваре в Москве вместо того, великого, где сидящий Гоголь мучительно осмысливает жизнь свою. Того Гоголя упрятали в дворик на Суворовском бульваре. Гоголь Томского изображен во весь рост, держится молодцом и дико гордится достижениями советской власти. Так и хочется вместе с этим Гоголем, «задрав штаны, поспеть за комсомолом». Про него один печальный интеллигент сказал мне: «Разве это памятник Гоголю? Вот памятник Пушкину — это памятник Гоголю!»
За ним стоит М.А. Суслов, верный и стойкий оруженосец всех вождей — от Сталина до Брежнева. Неуклонно проводя в жизнь заветы находящегося у власти лидера, он, тем не менее, мастер по снятию их с работы. Он «снял с работы» Сталина, Маленкова, Хрущева. Леониду Ильичу есть о чем подумать в этой связи. Боюсь, что в столе у моего однофамильца уже лежит речь об ошибках, допущенных в годы «культа личности» тов. Брежнева Л.И. Это говорит о бессмертности М.А. Суслова и его идей.
Позади отбивает ладоши лучшее перо партийной печати Юрий Жуков. На этом приеме он играет роль «творческой интеллигенции». Он мастер давать отпор вылазкам «империалистической реакции» и умеет говорить без бумажки, что в глазах вождей делает его просто гением. Думаете, это легко? А ну-ка попробуйте без бумажки про «империалистическую реакцию».
