Пелам Вудхаус - Псмит в Сити
С некоторой неохотой уделив внимание этому пятну на горизонте, он обнаружил, что приверженец радужных жилетов и атласных галстуков обращается к нему.
— Так я говорю, Смити, — сказал Бристоу с чем-то вроде благоговейного страха в голосе.
— Говорите, товарищ Бристоу, — сказал Псмит великодушно. — Наш слух преклонен к вам. Видимо, вы хотели бы облегчить свое сердце под этим одеянием цвета неаполитанского мороженого, кое, я с сожалением замечаю, вы все еще выставляете напоказ. Если томит вас нечто даже в десять раз менее мучительное, я вам сочувствую. Выкладывайте, товарищ Бристоу.
— Джексону здорово влетело от старика Бика.
— Влетело? О чем, собственно, вы говорите?
— Его на ковре под орех разделывают.
— Вы хотите сообщить, — сказал Псмит, — что между товарищами Джексоном и Бикерсдайком происходит легкое колебание воздуха, мимолетный ветерок.
Бристоу хохотнул.
— Ветерок! Чертов ураган будет поточнее. Я сейчас заходил в кабинет Бика с письмом на подпись, и можете мне поверить, шерсть так и летела клочьями по всей проклятущей комнатушке. Старик Бик ругался на чем свет стоит, а краснорожий коротышка в кресле надувал щеки.
— У нас у всех есть свои причуды, — сказал Псмит.
— Джексон особо не распространялся. Ему, черт дери, рта открыть не давали. Старик Бик орал без передышки.
— Я имел привилегию слышать, как товарищ Бикерсдайк говорит и в своей святая святых, и публично. Его речь, как вы указали, льется вольным потоком. Но что послужило причиной этой сумятицы?
— Я там не задержался. Был чертовски рад убраться оттуда. Старик Бик поглядел на меня так, будто сожрать хотел, вырвал письмо у меня из руки, подписал его и махнул на дверь, чтобы я убрался. Что я и сделал. И я еще не вышел, как он снова принялся за Джексона.
— Хотя я и аплодирую его энергичности, — сказал Псмит, — но, боюсь, мне придется взглянуть на это официально. Товарищ Джексон, в сущности своей — чувствительный цветок, хрупкий нервический, и я не допущу, чтобы его нервную систему терзали и выводили из строя таким вот образом, и снижали его ценность как доверенного секретаря и советника, пусть временного. Мне надлежит разобраться в этом. Я отправлюсь и взгляну, завершилась ли их оргия. Я выслушаю, что имеет сказать по этому делу товарищ Джексон. Я не стану действовать поспешно, товарищ Бристоу. Если будет доказано, что товарищ Бикерсдайк имел веские основания для подобной выходки, он не будет подвергнут осуждению. Возможно даже, я загляну к нему и скажу несколько слов похвалы. Но если, как я подозреваю, он незаслуженно оскорбил товарища Джексона, я буду вынужден строго ему выговорить.
К тому времени, когда Псмит добрался до Кассового Отдела, Майк уже покинул место боя и сидел за своей конторкой в некотором ошалении, пытаясь собраться с мыслями настолько, чтобы точно оценить, в каком положении он очутился. Голова у него шла кругом, он был совершенно выбит из колеи. Конечно, входя в кабинет управляющего, чтобы сделать свое заявление, он знал, что без неприятностей дело не обойдется. Но с другой стороны «неприятности» — такое растяжимое слово. Оно включает сотню разных степеней. Майк ожидал, что будет уволен, и не ошибся. Тут ему не на что было жаловаться. Однако он не предполагал, что увольнение это обрушится на него, как гребень огромной клокочущей волны словесных обличений. Мистер Бикерсдайк, благодаря постоянным публичным выступлениям, довел манеру красноречивых обличений до редкостного уровня. Он метал в Майка грома, будто Майк был правительством Его Величества, или Зловредным Иноземцем, или чем-нибудь еще в этом роде. На близком расстоянии это немножко множко. Голова у Майка все еще шла кругом.
Но при этом он ни на секунду не забывал про факт, вокруг которого она шла. А именно, что он уволен со службы в банке. И впервые он подумал о том, что скажут на это его близкие.
До этого момента дело представлялось ему сугубо личным. Он ринулся спасать замученного кассира совсем так, как спасал его от Билла, Швыряющего Камни Бича Клапамского Выгона. Майк принадлежал к тем прямым, честным душам, которые сосредотачиваются на возникшем кризисе, а последствия в расчет не берут вовсе.
Что скажут дома? Теперь главным стало это.
Опять-таки, как он сможет зарабатывать себе на жизнь? Он не слишком много узнал о Сити и обычаях Сити, но все-таки понимал, что увольнение без выходного пособия из банка — не лучшая рекомендация, на которую можно сослаться, ища новое место. А если он не найдет другого места в Сити, чем он может заняться? Будь сейчас лето, он сумел бы найти что-нибудь, как профессиональный крикетист. Крикет был его призванием. И мог бы обеспечить ему заработок. Но до лета было еще слишком далеко.
Он ломал над этим вопросом голову, пока она не разболелась, и в процессе этого успел съесть одну треть длинной ручки с пером, когда появился Псмит.
— До меня дошло известие, — сказал Псмит, — что ты и товарищ Бикерсдайк были замечены в схватке на ковре. Когда мой осведомитель уходил, товарищ Б., по его словам, сделал тебе двойной нельсон. И по кусочкам отгрызал тебе ухо. Это так?
Майк встал. Псмит, чувствовал он, был именно тем человеком, совета которого требовал этот кризис. Псмит обладал умом, способным совладать с его Трудной Дилеммой.
— Послушай, Смит, — сказал он, — мне надо с тобой поговорить. Я немножко вляпался и, может, ты подскажешь, что мне делать. Пойдем-ка выпьем кофе, а? Рассказать тебе про это тут я не могу.
— Превосходное предложение, — сказал Псмит. — В Почтовом Отделе как раз приятное затишье. Натурально, меня хватятся, если я выйду. Но мое отсутствие не означает непоправимого краха, каким явилось бы в период более оживленной коммерческой активности. Товарищи Росситер и Бристоу изучили мои методы. Они знают, как делать все на мой лад. И вполне компетентны вести дела отдела в мое отсутствие. Так давайте по вашему предложению унесемся отсюда. Мы навестим «Мекку». Откуда такое название, я не знаю и не надеюсь когда-либо узнать. Там мы можем за положенную плату получить чашку сносного кофе, и ты поведаешь мне свою скорбную историю.
Данная «Мекка», если исключить загадочный аромат, окутывающий все «мекки», была пуста. Псмит переставил коробку домино на соседний столик и сел.
— Домино, — сказал он, — один из тех немногих видов атлетического спорта, который меня никогда не привлекал. Мой кузен, победивший в шахматном чемпионате в Оксфорде, представил бы свой университет, как мне говорили, и в доминошном матче, если бы, к несчастью, не вывихнул лучевую кость своей базуки во время тренировки перед матчем. За этим исключением в роду Псмитов доминошные таланты не обнаруживались. Так просто поговорим. Касательно этого легонького расплевывания и расставания, про которое я только что упомянул? Поведай мне все.
Он сосредоточенно слушал рассказ Майка о событиях, которые подтолкнули его на признание, и о последствиях такового. По окончании он минуту-другую молча прихлебывал кофе.
— Эта привычка взваливать на свои плечи урожай, посеянный другими людьми, все больше укореняется в вас, товарищ Джексон. Вы должны покончить с ней. Что-то вроде первой рюмочки. Вы начали с мелочишки, нарушив школьные правила, лишь бы извлечь товарища Джеллико (пожалуй, наивысшего из всех болванов, каких я когда-либо встречал) из лужи, в которую он сел. Остановись вы на этом, все могло бы обойтись. Теперь вы со всплеском плюхнулись в кастрюлю с бульоном, лишь бы оказать добрую услугу товарищу Уоллеру. Вы должны преодолеть ее, товарищ Джексон. Когда вы были свободны, ничем не связаны, это большого значения не имело. Но теперь вы доверенный секретарь и советник шропширского Псмита, и с ней надо покончить. Ваши секретарские обязанности должны быть превыше всего. Ничто не должно быть им помехой. Да, пора прекратить, пока это не зашло слишком далеко.
— По-моему, — сказал Майк, — это зашло уже слишком далеко. Меня выгнали. Не знаю, как можно зайти еще дальше.
Псмит помешал кофе, прежде чем ответить.
— Действительно, — сказал он, — ситуация сейчас выглядит, пожалуй, несколько шаткой, но еще не все потеряно. Вам не следует забывать, что товарищ Бикерсдайк говорил в запале. Могучий темперамент был взбудоражен до самой глубины. Он не выбирал слов. Но на смену бури приходит штиль, и мы еще можем что-то сделать. У меня есть кое-какое влияние на товарища Бикерсдайка. Быть может, незаслуженно, — скромно добавил Псмит, — но он ставит мои суждения довольно высоко. Если он увидит, что я против такой меры, он, возможно отступит от своего решения. Его девиз: что думает Псмит сегодня, я буду думать завтра. Однако увидим.
— Бьюсь об заклад, увидим, — сказал Майк тоскливо.
— К тому же, — продолжал Псмит, — у этого дела есть и другая сторона. Пока товарищ Бикерсдайк делал из вас фарш в своей неподражаемой беззаботной манере, при этом, как мне дали понять, присутствовал сэр Джон, Как Бишь Его. Натурально, чтобы умиротворить удрученного баронета, товарищ Б. должен был выдавать максимум, не взирая на расходы. В Америке, как возможно вам известно, имеется специальная должность ошибающегося клерка, чья обязанность, когда клиенты жалуются, состоит в том, чтобы получать по шеям с добавкой того, сего, этого. Его притаскивают к клиенту, на губах которого клубится пена, обругивают и увольняют. Клиент уходит умиротворенный. Ошибающийся клерк, если обращенная к нему речь была необычно энергичной, настаивает на прибавке к жалованию. Ну, возможно, в вашем случае…
