Алина Кускова - Рейс налево
– Ага, нашла маньячку-одиночку, – фыркнула Липа и отправилась открывать дверь.
Страшиться ей, в принципе, было нечего. К тому же мама довольно правдоподобно устроилась перед телевизором, как будто приросла к дивану одним местом. Тихий семейный вечер. Просто не хотелось вновь оказаться действующим лицом трагикомедии «Кто за этого мужчину? Налетай!». Липа представила, как она сейчас заявит Верочке, чтобы та катилась на все четыре стороны. Липа не собирается иметь ничего общего с ее бывшим или уже настоящим женихом. Она усмехнулась, ну, а если это окажется Кудрин? Отчего-то захотелось, чтобы за дверью названивал именно он. Она тоже ему скажет! Она так ему скажет, что мало не покажется. Уж Липа-то ему наговорит…
– Привет, – пробормотала Липа, открыв дверь и увидев Дружинина, висящего на звонке.
– Хеллоу, крошка, – пробормотал в стельку пьяный Дружинин и упал на Липу. Та согнулась под его тяжестью, но оказала достойное сопротивление.
– Ты откуда такой? – У Липы из головы вылетели все слова разом, кроме этих.
– Оттуда, – объяснил тот, довольно глядя на ее озадаченное лицо.
– А почему в таком состоянии?! – недоумевала растерянная Липа.
– Тебе можно, а мне нельзя?! – фальцетом присвистнул бывший жених. – Я тоже человек, а не тварь дорожащая, между прочим, – и Дружинин широко улыбнулся.
– Тварь дрожащая, – поправила его Липа.
– Не обзывайся, – отмахнулся от нее Дружинин и шаткой походкой направился в ванную комнату.
Липа развела руками и забежала в комнату. Евгения Петровна сидела тихо, как мышь-мамаша взрослой, но все еще безмозглой белой мышки, и в тридцать пятый раз глядела на то, как развивается действие в ее любимом фильме «Ирония судьбы». Ипполит в дорогом пальто и меховой шапке там как раз лез в ванну и требовал потереть ему спинку.
– Мама, – возбужденно зашептала ей Липа, – там пришел Дружинин!
– Да что ты говоришь?! – подскочила Евгения Петровна и принялась метаться по комнате. – Я смогу выбраться из твоей квартиры незамеченной?!
– Вряд ли, – сказала Липа, испуганно оглядываясь на ванную, – сейчас он моется, но может в любую минуту зайти сюда. К тому же, мамочка, ты обещала мне помогать! Он совершенно пьян.
– Я обещала помогать тебе с ребенком! – заявила Евгения Петровна, собирая свои разбросанные по комнате вещи и закидывая их под елку.
– Возможно, твой будущий внук будет от него! – пошла ва-банк Липа.
– Внучка! – помахала указательным пальцем перед Липой Евгения Петровна и закинула под елку свою сумку с пустыми банками. Те громыхнули так, что женщины присели. – Ладно, – сжалилась она. – Все равно незамеченной мне не выбраться, посижу в спальне.
Липа мотнула головой в знак согласия и побежала в ванную. Она распахнула дверь и закричала:
– Стас! Тебе спинку потереть?!
– Чего?! – Дружинин оторвался от раковины, в которой умывал лицо, и поглядел на обескураженную Липу. – Чего мне потереть?! – Холодная вода немного привела его в чувство.
– Спинку, – пролепетала Липа, глупо улыбаясь.
– Какая ты добрая девушка, Олимпиада Кутузова, – сказал Стас, вытирая лицо полотенцем. – От тебя так и веет заботой и вниманием. Даже мне немного перепало. А тому Максиму, небось, ты не только спинку трешь?!
– Свинья! – заявила Олимпиада и пошла в комнату. Если они и будут драться, то пусть в качестве арбитра выступит мама.
На данный момент силы у них равны: Липа слабая девушка, а Стас еле держится на ногах. Она это проверила. Он пошел следом за ней, и у дивана Липа подставила ему подножку. Дружинин не удержался на ватных ногах и упал на диван лицом вниз.
– Свинья ты, Стас, напиться до такой степени и прийти к своей девушке!
– К бывшей девушке, – Дружинин перевернулся и протер глаза. – Не забывай, Олимпиада, про это прилагательное.
– Эх ты, глагол бесчувственный! – сказала Липа и села к столу. – Зачем пришел?
– Посмотреть на тебя, – признался тот.
– Посмотрел? – поинтересовалась Липа.
– Да, – мрачно ответил Стас. – Только увидел не то, что хотел.
– А что же ты хотел увидеть? – встрепенулась Липа. – Мою разбитую о стену твоего непонимания голову?! Или искусанные губы, позволившие себе высказать то, что я думаю?
– Олимпиада, – вздохнул Стас, – я ожидал увидеть совесть в твоих глазах. Но в них, кроме одного фиолетового синяка, ничегошеньки нет. Помоги мне подняться.
– Еще чего! Лежи здесь и спи. Кино посмотри, там про таких, как мы с тобой… – Липа кивнула в сторону экрана.
– А, Ипполит! Старый знакомый! Привет, дружище! У тебя тоже нелады с невестой? – Дружинин принялся говорить с телевизором, и Липа подумала, что одиночество – штука заразительная. Или заразная.
– Все бабы – стервы, – жаловался Ипполиту Стас, на коленках подползший к телевизору. – Правильно ты говоришь, Ипполит, – Дружинин прослезился. Липа опешила, раньше она ничего подобного не видела. Впрочем, Дружинин раньше никогда не напивался. А что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. – Мы с Ипполитом уходим! – заявил Стас и поволок телевизор в коридор.
– Уймись, клоун, – прошептала Липа, которая представила, что скажет мама, когда увидит, что Стас уволок телевизор, который она подарила на новоселье своей дочери.
– Да, я шут, я циркач, – заорал Дружинин на весь дом, – так что же?! Пусть меня так зовут, кто может! Как они от меня далеки, – он с презрением поглядел на Олимпиаду, – далеки! Никогда не дадут руки… – Он оставил телевизор в покое и пополз в коридор один.
– Цирк уехал, – сказала Липа Евгении Петровне, когда закрыла за Стасом дверь.
– Бедный мальчик! – всплеснула руками Евгения Петровна. – До чего ты его довела! У него поехала крыша, он стал плохо соображать.
– Я бы так не сказала, – фыркнула дочь, – он отлично соображал, когда пытался утащить с собой телевизор.
– И отдала бы! – погорячилась мать. – Пусть у него останется хоть что-то в память о тебе.
– У него и так слишком много обо мне памятного. К тому же я думаю, что он притворялся, ползая на коленках. – Липа задумалась. – Хочет досадить мне! Чтобы все думали, как и ты, что до такого состояния его довела я. А! Он хочет таким образом пробудить во мне совесть. Странный способ.
– Действительно, – согласилась с ней Евгения Петровна, – при чем тут совесть?
– Вот и я о том же, – усмехнулась Липа.
– Нет, – хватилась мать, – совесть-то, безусловно, должна быть. Олимпиада, по совести, ты должна была просить у него прощения и сразу давать свое согласие выйти за него замуж.
– Он уже не хочет ни того, ни другого, – отмахнулась Липа и прошла к окну.
Перед подъездом стояла иномарка Дружинина, а сам он, качаясь из стороны в сторону, пытался открыть дверцу. Липа ужаснулась, сейчас он сядет за руль, поедет и разобьется. Бедный Стас, что она наделала! Вот когда совесть сожрет Липу без остатка, а Дружинин этого даже не узнает! Он специально напился и сел за руль, раньше он никогда себе этого не позволял. Впрочем, Липа внимательнее пригляделась, он пытался открыть не водительскую дверцу!
Из водительской двери выскочил молодой парень и стал помогать Дружинину забраться на заднее сиденье автомобиля. Когда его отяжелевшее тело было благополучно запихано, парень вернулся на место водителя и завел двигатель. Все стало ясно: Дружинин, перед тем как напиться, взял себе водителя. Какая предусмотрительность! Все им спланировано заранее, даже водитель. А где экспромт?! Прилив чувств и страстей?! Бизнесмен несчастный! Не мог оставить машину за углом?! Липа разозлилась.
Евгения Петровна выглядывала во двор из-за ее плеча.
– Он взял себе водителя? – поразилась она. – Какая дальновидность с его стороны.
– Да уж, – согласилась Липа, – уж этого в нем хоть отбавляй. – Она проводила взглядом выехавший со двора автомобиль и направилась к телефону для того, чтобы позвонить Эльке и пожаловаться ей на Стаса, после чего узнать, как там у нее дела с женихом. Хотя, конечно, надо сначала узнать, а потом пожаловаться.
Ни того, ни другого она не сделала, потому что раздался телефонный звонок, как только она протянула руку к трубке.
– Свинья! – крикнула Липа, перед этим бросив быстрый взгляд на определитель.
– Знаю, Кутузова, ты ластлоена! – раздался голос главреда. Липа мысленно поругала себя за поспешность. У главреда и Стаса были одинаковые номера мобильных телефонов, различающиеся двумя последними цифрами, на которые Липа как раз и не обратила внимания, глубоко уверенная, что это звонит Стас. По ее расчетам он должен был позвонить и похвастаться тем, что пьяный сел за руль. – Но я ничего не мог поделать, – оправдывался Сан Саныч, и Липа напряглась, готовясь к худшему. Итак, ее понизили, уволили или четвертовали?! – Кутузова, они плижали меня к стенке и потлебовали подлобного лассказа о тебе, Кутузова! Мне плишлось сказать, что тебе не восемнадцать, а целых двадцать семь лет!
