Михаил Дайнека - Новые байки со «скорой», или Козлы и хроники
А вторая девушка такое завернула, что даже я не сразу разобрался, как это старик тут же между остановками не вышел и куда послали не пошел.
Но то ли шутканутый дедушка назло непониматливым прикинулся, то ли он по доброте душевной ни на что всерьез не реагировал. Он в ответ им только со значением высморкался, по привычке ветошкой утерся и поближе к двум старушкам пересел.
Ну, знаете — такие социально незащищенные бабушки с авоськами. С твердокопченой колбасою палками и прочим мелким оптом. Но такие они все незащищенные и социальные, что промеж себя о реформаторах хлеще тех пацанок выражаются.
Поэтому о политике я всё-таки не буду. Неприлично как-то, ну ее, лучше пусть ее старушки в розницу и оптом разбирают. На здоровье, лишь бы впрок пошло, я же всё равно не спорю.
Всё-то раньше у старушек лучше было: в очереди можно было с утра до вечера стоять, безо всякой гласной демократии сколько хочешь сплетничать… а теперича у них без очередей только безработица сплошная и бордель кругом… а приличного исподнего днем с огнем не купишь, потому как всюду срам один в кружавчиках…
В общем, бабушки-старушки также о своем, о таком же девичьем, ностальгию на двоих разводят. А дедушка рядом с ними заново сморкальником одно сиденье вымазал, снова на соседнее уселся — и опять он в разговор вмешаться целится.
— Да уж, — старичок на весь вагон вздыхает, — уж не та теперя нравственность духовности культуры — то ли дело раньше глушаки с начесом были! А теперя нонче не трусы, нонче лишь одна сплошная колбаса вместо очереди завсегда осталась, которую вприглядку разве что понюхаешь…
Бабушки в ответ переглянулись, обе торбы разом поприжали, а которая старушка побойчее, та первой старика окоротила:
— Чего-чего? Это какая такая колбаса тебе в трусах, вонь ты подрейтузная? Это что это тебе без очереди нюхать захотелось, погань ты с начесом?!
А за нею и вторая бабушка настолько кучеряво старичонку шуганула, что тому другого не осталось, кроме как теперь на меня на одного переключиться.
Для почину старичок мне только заговорщицки мигнул: экие же, значит, грубые старушки, ни хрена, вы понимаете, не женственные…
Но тут как бы кстати контролеры объявились. Как бы контролеры, а в действительности индивидуальные предприниматели. Всё это незадолго до того происходило, как у нас в муниципальном транспорте заново кондукторов придумали. А до того момента предприимчивые переростки запросто под проверяющих косили, с законопослушных безбилетников штрафы вымогали и, само собой, себе прихватизировали.
И вот сижу я и соображаю: лучше ли мне поначалу от назойливого старичка как-нибудь нечаянно избавиться, а затем и контролеров следом отослать, или же сподручнее за раз их ненароком скопом образумить… И так это я по своей интеллигентской сущности глубоко задумался, что почти как придремнул, пока один из вымогальщиков за плечо меня не цапнул.
— Ваш билетик, — как бы вежливо меня этот как бы проверяльщик спрашивает.
— Уберите ручку, — как бы в козлетон, простите — в тон я отвечаю.
— Билет ваш предъявите, — говорит.
— Руку вашу уберите, — отвечаю.
— Билет мне, — говорит, — перво-наперво давай сюда показывай!
— Руку от меня, — отвечаю, — для начала убирай куда подальше!
А он не убирает. Я ему уже серьезно — я ему про руку говорю, что я ее сломаю, а юноша про штраф. Я серьезно, а он: сейчас пойдем, мол, выйдем. А зачем куда-то выходить, ежели и здесь отлично видно, насколько невтемяшливый мне персонаж попался. Или же, наоборот, чересчур втемяшившийсеся…
Пришлось сломать. Это не из-за того, что я какой-нибудь крутой и до обещаний очень обязательный. Это всё от впечатлительности от моей иногда случается, а вообще-то я обычно угловатый и неловкий… ну и переросток — если честно, это сам он неудачно на захвате дернулся.
А второй с ним тоже за компанию задергался, но потом на всем ходу запнулся. Он сначала:
— Ты, блин, чо, в натуре, — говорит, но затем на всякий случай переводит: — Вы, дяденька, чего — вы юмора не понимаете?
Нашел чего соврать! Надо же — сатирики!
Не представляю даже, как бы я на это отшутился, если бы они на остановке не сбежали… Жаль, что по запарке я ничего смешнее не придумал, нежели их оптом колбасой с начесом обложить, а попутно пассажиров как-то успокоить. Как-то ненавязчиво.
— У меня вообще-то проездной! — говорю и в самом деле карту предъявляю.
— А у меня вообще проезд бесплатный! — это дедушка довольно сообщает.
Но старушки, вероятно, не поверили — бабушки заранее авоськи похватали и за контролерами дробными рысями брызнули. А девчушки вовсе остановкой раньше вышли, так что с окаянным старичком мы на весь пустой вагон одни вдвоем остались.
Верно, от судьбы так просто не уйдешь. Старичонка вновь одно сиденье вымазал, снова на соседнее пристроился — а в итоге на уши мне сел и со мной до самой до конечной ехал. А на кольце вагоноуважамый водитель нас, спасибо, высадил.
Вышел я и, скажем так, опешил. Встал я и стою — и чего-то я кругом не понимаю. То ли и вагоноуважатый смеха ради неудачно тоже пошутил, то ли я опять в натуре юмора не понял… или то ли мне за просто так на всяческую несуразицу везет, то ли сам я в этой жизни ненароком крепко провинился…
Ну а как иначе можно объяснить, почему я вместо дальней Ржевки, извините, в Лахте очутился! Это ж где Нью-Йорк — а где Урюпинск; где Одесса — а где Биробиджан; где шмонькина задница — а где зажопинские выселки!
А я, простите, в Лахте! У трамвайного кольца на весеннем солнышке. Словно памятник себе нерукотворный в натуральную величину из пластилина.
Так я там и по сей день в глухой задумчивости стоя пребываю. Обтекаю я там помаленьку…
Шутка.
На самом деле я в конце концов сообразил, что всю дорогу не на том трамвае ехал. А когда сообразил — я от радости тогда даже не расстроился. Потому что, если разобраться, и в Лахте люди вроде бы живут — и, ежели задуматься, в общем-то всё те же.
Поэтому-то, кстати, я и о политике всё равно не буду — потому что всё едино без толку, потому как люди-то — всё те же…
Женские истории
О политике я всё-таки не буду.
А о национальных, так сказать, сюжетообразующих особенностях — да, поговорю.
С чем с чем, а с ними в нашем небогоспасаемом отечестве порядок, есть чем нам гордиться. Вот женщины, к примеру. Нет, они не только у нас — вообще-то, они повсюду от других людей чем-то отличаются. Но зато у нас они и вообще, и с особенностями, и никуда нам от этого не деться. Потому-то и гордиться нам приходится.
Из всех женщин меня больше остальных старушки вдохновляют. Не в этом смысле, а, наоборот, в профессиональном. Это я к тому, что иной раз наши бабушки болезные такое учудят, что — грешно, а всё равно со смеху расплачешься.
Я серьезно. Вот очередная бабушка-старушка, например, часика в два ночи на родную «неотложку» звонит. И не просто так, а чтоб на жизнь пожаловаться, причем не на свою, а сразу на соседкину. Типа как лампочка у той перегорела. Серьезно, повод к вызову такой: лампочка перегорела. А как лампочка у ней перегорела, так она, понимаете ли, в темноте хвостиком ударилась. А как она хвостиком ударилась, так у ней руки, ноги и другие оконечности разом занемели, и зудение у организма изнутри случилось, а теперича такое замирание в грудях у бабушки проистекает, что к старушке приближается конец.
Я серьезно. А диспетчерша спросонок: «Чей конец?» Оно понятно, тема среди ночи актуальная. В самом деле: «Чей конец? Какой конец?» Но потом диспетчерша очухалась, хвостик с копчиком кое-как соотнесла, вызов записала и ударную бригаду смеху ради дернула. Что поделаешь, на то у нас и здравоохранение до сих пор бесплатное, чтобы «неотложке» по ночам скучать не приходилось. А поди-ка поскучай, если бабушка «неотложку» для подружки вызывала, для соседки по лестничной площадке, только адрес почему-то свой собственный дала, а сама в соседкиной квартире спряталась, где лампочка перегорела.
И правильно она там схоронилась, потому что вся ударная бригада с недосыпу слегонца ударенной приехала. Вся бригада — докторица с фельдшерицей. Бригада интенсивной терапии называется, сокращенно — «бит». Так и называется: если хочешь быть убит — вызывай бригаду «бит». А вся бригада — докторица тоненькая, фельдшерица маленькая, а всяческой аппаратуры на двоих — килограмм по двадцать. А водила ни при чем, водителю машину сторожить положено. А этаж у бабушек последний, а лифт, само собою, не работает, так что до старушечьей площадки стройняшечки-медянки с такими матюгами доползли, что бабушки совсем перетрухали.
Медички в квартиру позвонили, а дома никого, потому как обе бабушки насупротив в квартире затаились. Медянки матюги на лестницу роняют, звонок в пустой квартире надрывается, а бабушки напротив за дверьми шуршат, в глазок поочередно зыркают, но не открывают. У-у-у, дескать, змеюки подколодные! обойдетесь, мол, мы уж лучше сами по себе когда-нибудь помрем, чем сразу с вашей помощью!
