Алина Кускова - Развод с незнакомцем
– Взял реванш, – произнес он, сжимая губы.
И, с шумом перепрыгивая через ступени, полетел вниз.
– Настя, они меня бросили, – плакала Лариса в трубку, – все. По очереди. Сначала один, потом другой. И оба поцеловали на прощание.
– Ну, мужики, ну, проходимцы, тунеядцы, алкоголики!
– Ты это о ком? – не поняла Лариса.
– Какая разница, они все одинаковые.
– Нет, целуются они по-разному.
– Тебе, конечно, виднее. Но я, как твоя подруга, должна тебя предупредить: не расслабляйся, когда тебя целуют и говорят, что это на прощание. Такие просто так не уходят. Они возвращаются, как мумии. Мумия всегда возвращается!
– Мама милая, ты это о чем?!
– Да так, фильм хороший недавно посмотрела. Про мужиков, которые возвращаются. Ну, ладно, мне нужно на работу собираться. Будет время, заходи.
– Ага, вдвоем зайдем. Со Степанцовым. Разводиться.
Глава 11
Этот процесс уже приобретает размеры эпидемии
Судьба иногда выдает такие перлы, что диву даешься. Живет, живет человек, и вдруг раз – и женился! Ни с того ни с сего. Камень на шею и в омут головой. С камнем на шее по имени-отчеству Иван Васильевич сидела у матери Ларисы ее давняя приятельница Матильда и рассказывала о своей счастливой судьбе.
– У меня как раз дочка замуж вышла, – в этом месте Ольга Петровна понимающе закивала, – за молодого филолога без жилищных проблем. Эти проблемы у меня появились. Жить стала на кухне, спать там же. И вот лежу как-то, суп на плите помешиваю и газету читаю. А там объявление: «Сдаю бесплатно комнату в квартире с соседями жильцу с вредными привычками и порочными связями. Иван Васильевич». Телефон, адрес. Думать долго не стала, побежала по адресу. Нашла дом, квартиру, дверь. Стою, звоню. Я и не сразу поняла, что дверь открылась. Еще постучала дважды какому-то амбалу в живот. Тот как громыхнет: «Чего тебе, тетка, надо?!»
– Ну надо же, – возмутилась Ольга Петровна, подливая гостье чаю, – теткой обозвал!
– А у меня в голове все перепуталось. Я ему говорю: «Чапаева мне. Василия Ивановича». Вдруг из-под его руки бигуди какие-то высовываются и нагло мной интересуются: «Че надо, кто такая?» А он ей говорит: «Анка-пулеметчица к Чапаеву пришла».
– Ну надо же, пулеметчицей обозвал!
– Да, и кричит: «Гони ее в шею!» Представляешь? – Ольга Петровна представила этот ужас. – Я и не сразу поняла, что дверь закрылась. Минут пять еще объяснялась. И так обидно стало, что комната бесплатная пропадает! И вспомнила я, как зять об меня на кухне споткнулся и кипяток пролил. Себе на ноги. А дочка чай ночью расплескала мне в постель.
– Ну надо же, тебе в постель!
– Стала я снова звонить. Дверь рукой придерживаю, чтоб наверняка. Только она открылась, я у амбала между ног прошмыгнула! И в первую попавшуюся комнату забежала. Большая, простор-ная, светлая! Я его не сразу заметила, как раз обои щупала. Вдруг очки из-за компьютера меня спрашивают: «Вы по объявлению?» – «Да», – ему отвечаю. «А вы с привычками?» – «А как же, – говорю, – я же, простите, теща!» Подошел он ко мне, стал принюхиваться.
– Надо же, принюхиваться!
– Пришлось сказать, что с утра стакан одеколона выпила, закусить не успела. Вчера после трех бутылок с балкона прыгнула. Пачку «Беломора» натощак выкурила после того, как дихлофосом надышалась. И вообще, говорю, только что из тюрьмы вышла. Век, извините, воли не видать! И плюю ему под ноги.
Ольга Петровна взмахнула руками, как крыльями, которые сразу и сложила. Вся такая воздушная интеллигентная Матильда – и вдруг: «Век воли не видать!» Вот что приходится творить из-за собственного ребенка.
– А я и думаю, – продолжала та, – попался, голубчик. Комната моя. Что еще хуже может быть? Я и не сразу поняла, когда он меня к столу подвел. А там бутылка водки и банка лосося. Я ему говорю, что к лососине белое вино полагается, а к водке – килька в томате. Он оправдывается, что кильки нет и томата тоже. Божится, что сам пьет только виртуально. Ну, сели мы за стол. Он себе наливает, мне. Снова себе, снова мне. Может, хватит, интересуюсь. Нет, говорит, нужно до определенной кондиции дойти. После того как дошли, плохо помню, что было. Вроде сначала к соседям пошли за килькой, или допили, а потом пошли. Потом Иван Васильевич открывалкой по кильке стучал и кричал: «Откройте, милиция!» Соседи открывать побежали. Потом я показывала, как с балкона прыгала и вместо себя амбала уронила. Потом демонстрировать пришлось, как дихлофосом дышала. Пакет целлофановый на бигуди надела. Она сопротивлялась, кричала. Иван Васильевич ее скотчем к стулу привязал и показывал ей виртуальную реальность. Проснулась я утром на кровати, рядом он. Очки протирает, радуется.
– Какие высокие отношения!
– Да уж. Теперь комната моя. Наша с Ваней, и фамилия у него оказалась не Чапаев. – И Матильда положила на стол перед Ольгой Петровной газету, где красным фломастером было жирно обведено объявление: «Сдадим бесплатно комнату с буйными интеллигентами. Соседи Ивана Васильевича». – Вот так-то. Побегу Раисе Александровне расскажу, что со мною случилось.
Когда приятельница ушла, Ольга Петровна долго думала, почему одной ей так не везет. Все, буквально все на каждом шагу куда-то пристраиваются. У каждой есть свой Иван Васильевич, Василий Иванович, ну на крайний случай Василий Васильевич. У одной нее – никого. Нет, ладно, не у одной у нее. У Ирины Викторовны тоже никого нет. Но там-то все понятно – дурында-дурындой. А она – приятная женщина забальзаковского возраста со всеми вытекающими отсюда последствиями и без последствий! Квартира у нее есть, дочку замуж выдала, пора и о себе подумать. Обдумывая, где найти жертву, она вышла на балкон.
– Доброе утро, дорогая Ольга Петровна! – приветствовал ее сосед снизу. Он всегда так приветствовал, когда ее видел.
Ольга Петровна ответила, задумалась и что-то про себя отметила, а вернее, про него.
Милая женщина во всех отношениях, думал Аркадий Валерьянович, глядя, как страдает его роскошная пальма, привезенная сыном из дальних стран. Нужно бы с ней эти самые отношения установить, продолжал думать Аркадий Валерьянович, а то моя красавица уперлась в потолок, и дальше ей расти некуда. Дом старый, дореволюционный, перекрытия деревянные. Наши бы квартиры отверстием объединить, да и росла бы пальма дальше без забот. Жаль заморское дерево. Она женщина добрая, может, и не откажет.
Хотя ему было стеснительно обращаться к соседке с такой просьбой, он все же решился. Сбегал, купил розочку в цветочной палатке, не идти же с пустыми руками. Поднялся наверх, постучался в дверь. Ольга Петровна сразу открыла.
– Я к вам, извините, с совершенно серьезными намерениями, – начал он, переминаясь с ноги на ногу и протягивая ей розочку. – Как человек со всех сторон положительный и без вредных привычек, так сказать, я имею намерение предложить вам в некотором смысле объединение. В смысле спасения природы. Хоть я, конечно, не зеленый, но в некотором роде искренне поддерживаю…
– Ой! – обрадовалась Ольга Петровна. Вот она, ее судьба! – Да что же мы с вами в дверях стоим? Давайте пройдем и расположимся удобно.
Она посторонилась и пропустила соседа в квартиру. Там она забегала, собирая разбросанные томики женских романов из разных углов.
– Зеленый? – интересовалась она на бегу. – Это что же, как голубой? Какие же в таком случае, – она игриво усмехнулась, – могут быть серьезные намерения?
– Я же вам говорю, – заерзал на предложенном мягком кресле Аркадий Валерьянович, – в целях слияния. Для спасения природы. Мы, живущие в городском смоге, просто обязаны помогать друг другу. И так как вы всегда были мне симпатичны…
Вот оно, признание в любви! И на ее улице будет праздник. Ольга Петровна села напротив соседа и затихла.
– Симпатичны. Да. И если я вам не безразличен, можно в некотором роде совместить пол с потолком. – Аркадий Валерьянович вконец смутился от пристального взгляда соседки. – Может, я не вовремя?
– Что вы, что вы! Так что там про союз? – встрепенулась Ольга Петровна, нюхая подаренную королеву цветов.
– В некотором смысле это не союз, а так, просто необходимое слияние в целях получения отверстия для блага… зеленых насаждений.
Как же он все путано объясняет! Хотя, как Матильда рассказывала, ее тоже хорош. У них, мужиков, видно, мода сегодня такая. Объясняться столь запутанным образом, чтобы в случае чего иметь путь к отступлению. Что ж, давить она на него не станет. Соглашаться сразу тоже как-то неприлично.
– Как это не союз? На просто слияние я не согласна! Я женщина несовременная и ваших тонкостей не понимаю. – Она отложила розочку на журнальный столик.
– Да нет, тут не тонкости, тут отверстие. Я же говорю, что без вредных привычек и сигаретного дыма, – стушевался сосед. – Женщин в свою квартиру я не вожу! Живу тихо и спокойно.
