Эфраим Севела - Остановите самолет — я слезу! Зуб мудрости
Я вижу, вы улыбаетесь, а это значит, что догадались. Конечно. Брак по расчету. С бывшей польской гражданкой: Любого возраста. И даже, если у нее физиономия козы.
Фиктивный брак. Который за пределами СССР не имеет силы. Во Львове и Вильнюсе даже заработали брачные биржи. Средняя цена невесты (возраст не в счет) 10 тысяч рублей. Старыми деньгами. Тоже, скажу я вам, сумма не маленькая. Но и не большая, если учесть, что ею покупалась свобода.
Какие на этой почве разыгрались драмы, комедии и трагикомедии — еще ни один писатель не описал. Возможно, потому что уже нет еврейских писателей. А может быть, оттого, что скоро исчезнут и читатели. Ведь мы вымираем, как мамонты.
Но две истории из той поры я вам все же расскажу. Ну, хотя бы потому, что вы уже знаете героев этих историй. Миша и Сеня, москвичи-сионисты, что сидели со мной когда-то в лагере, а потом помогли мне осесть в Москве с помощью вышеописанной женитьбы.
Они, как и я тогда, были холостыми и не собирались жениться, пока не прослышали о вильнюсских и львовских невестах, у которых приданое — заграничная виза. Они тут же бросились на ярмарку невест, чтобы не проворонить этот быстро растущий в цене товар. Я на правах приятеля сопровождал их в этой поездке и поэтому знаю все из первых рук. Мы направили свои стопы в Вильнюс. Потому что Львов — это Галиция, а еврей-галицианин — это, мягко выражаясь, не лучший еврей, и он тебя обдерет как липку и еще не разрешит поплакать. А Вильнюс — это все же еврейские традиции, еврейская сердечность и доброта, и там хоть можно поторговаться, немножко сбить цену за невесту.
И действительно, для Сени мы выторговали невесту за девять тысяч, а Мише пришлось выложить все десять.
Невест предлагали в синагоге, в парикмахерских, на базаре, даже в бане, в парном отделении. Одним словом, в любом месте, где собиралось больше двух евреев. И, пересчитывая деньги, вильнюсские папаши и мамаши, фиктивные тести и тещи, со вздохом оправдывались:
— Мы помогаем вам осуществить вашу вековую мечту, а наша бедная девочка купит себе холодильник и пылесос, и у нее будет хоть какое-нибудь приданое, когда она подберет себе там, в Эрец Исраэль, настоящего порядочного человека, а не фиктивного мужа.
Миша и Сеня продали в Москве все, что имел, чтобы наскрести этот калым за невесту на выезд. Даже влезли в долги. Своим невестам они и в лица не заглянули. Ударили по рукам, не глядя. Эти невесты их интересовали как прошлогодний снег. Только бы пересечь границу, а там — поминай как звали. Вам, невестам, — холодильник и пылесос, а нам — свободу.
Так думали они. То есть Миша и Сеня. Но совсем другое копошилось в головках у проданных невест. Послушайте, послушайте. Такое нарочно не придумаешь.
Начнем с Сени. Который очень гордился, что отторговал тысячу и отделался дешевле Миши. Его невеста была не из самого Вильнюса, а из предместья. Местечковая еврейка, и, если верить ей, только на пять лет старше Сени. Но кому какое дело до ее возраста, если все это не всерьез, а так, лишь бы выехать.
Как только они с Сеней оформили законный брак, и все девять тысяч перекочевали в карман ее мамаши, новобрачная изъявила желание съездить в Москву, где она прежде никогда не бывала, и познакомиться перед расставанием навсегда с родственниками своего хоть фиктивного, но все же мужа.
Сеня не смог ей в этом отказать и смеха ради назвал эту поездку свадебным путешествием. Он смеялся последний раз в жизни.
Этой, так сказать, жене очень даже понравилось в Москве. После местечка-то. И она наотрез отказалась покинуть горячо любимую советскую родину. Прописалась на Сениной жилплощади, купила на его деньги холодильник, пылесос, а Сене и его родне, которых она крепко потеснила, заявила категорически:
— Нет больше фиктивного брака! Забудьте! Я — член вашей семьи. Прошу любить и жаловать!
И для пущей ясности тонко намекнула, что случится с их Сеней, если она пойдет куда следует и выложит всю правду, что это был за брак и с какой целью этот бывший арестант на ней фиктивно женился.
Родня прикусила язык. Сеня тоже.
Сейчас у них сын кончает консерваторию по классу виолончели. А холодильник стоит все тот же. Пылесос, правда, пришлось сменить. Сломался.
А родня благополучно вымерла от огорчения и других неприятностей, освободив жилую площадь. Сеня жив еще.
Теперь перейдем к Мише. С ним все было иначе. Ему досталась невеста тихая, скромная, очень застенчивая. Девушка лет семнадцати из приличной еврейской семьи. Семьи настолько приличной, что Мише поверили в долг и зарегистрировали брак, не подержав в руке ни одной живой копейки. Миша сказал, что все десять тысяч дожидаются в Москве. Это было полуправдой. В Москве у Мишиной мамы под подушкой лежали семь тысяч, остальные три надо было еще достать.
Они поженились в Вильнюсе и, естественно, и двух минут не провели вместе. Родители охраняли фиктивную жену от Миши, как от опаснейшего соблазнителя, а она ему была нужна, как дырка в голове. Ночевал он в их доме, и его укладывали на полу в кухне, как можно подальше от новобрачной, и для большей верности папаша ложился спать рядом с Мишей и мертвой хваткой держал его всю ночь за руку.
Все эти меры не помогли.
Нужно было ехать в Москву за деньгами, и чтоб Миша не сбежал, ее родители ничего лучшего не придумали, как отправить ее вместе с Мишей. Заодно, благоразумно прикинули они, ребенок посмотрит Москву, побывает в музеях, сходит в Большой театр. Когда еще представится случай из заграницы съездить в Москву? И платить за ото долларами?
В поезде, между Вильнюсом и Москвой, подвыпивший на прощальном ужине Миша, увлекшись на минуточку, лишил свою спутницу невинности, а для еврейской девушки из приличной семьи этого оказалось более чем достаточно, чтобы забеременеть. Фундаментально, без всяких сомнений.
Она родила, пока они были в Польше. Второй ребенок появился на свет в Израиле, где они задержались не больше года. Этого срока для сиониста Миши оказалось достаточно, чтоб полностью растрясти свои юношеские иллюзии и бежать с двумя детьми и бывшей фиктивной женой под мышкой куда глаза глядят.
Я встретил его в Америке. У него трехэтажный дом, свое дело. По-английски чешет, как будто Гарвард кончил. Детей уже пятеро. Последние трое — уроженцы Америки, то есть стопроцентные янки. Могут выставлять свою кандидатуру в президенты США.
Весь дом держится на жене. Она, кстати сказать, оказалась особой очень даже предприимчивой, и их процветающий бизнес — дело ее хрупких рук. Кроме того, она прекрасная мать и преданная жена. И похорошела, расцвела на американских хлебах. Почти секс-бомба.
Теперь скажите мне, что еще человеку надо? И по какой самой горячей и пылкой любви нашел бы себе Миша такую жену?
Вот вам и брак по расчету.
Дай Бог нам с вами так угадать в жизни.
Пока я у них гостил, я все время не сводил с нее глаз и завидовал Мише самой здоровой завистью. Ей нравилось мое внимание, и она, прощаясь, пригласила меня почаще навещать их. Миша же ничего не говорил, хотя друзьями мы были с ним, а не с ней. Она была главой дома, и все решения принимались ею. Единолично, без консультаций.
Ведя меня под руку через лужайку к автомобилю, она со смехом сказала, шаловливо покосившись на шедшего сзади Мишу:
— А те десять тысяч он мне так и не уплатил. Сделал вид, что забыл уговор с моими родителями. Я уехала без холодильника и без пылесоса. Зато с мужем, который свою собственную жену обсчитал.
И сказала это, клянусь вам, с гордостью за своего благоверного, который еще в Москве проявил некоторые американские черты.
Над Атлантическим океаном.
Высота — 30 600 футов.
Что ни говорите, а во всем нужна высокая квалификация. Я — за профессионализм и терпеть не могу любителей, всяких там дилетантов. Скажем, вот я — парикмахер. Можно, конечно, оболванить любую голову, тяп-ляп — и готово. Освободите кресло. Следующий! Я никогда не опускался до халтуры, и поэтому, где бы я ни работал, все знали: Аркадий Рубинчик — мастер высшего разряда, золотые руки, серебряные пальчики. Собственно говоря, это и есть профессионал.
Но встречали ли вы профессиональную вдову? Или профессионального сироту? Или, еще лучше, профессионального голодающего?
Пока я не уехал из России, клянусь вам моей профессиональной честью, ни о чем подобном не слыхивал и даже не предполагал, что такое может быть. Но с тех пор, как я окунулся в гущу моего родного еврейского народа, который, как известно даже антисемитам, талантлив многогранно и разносторонне, я понял, что все может быть и ничему не следует удивляться.
Как сказал один старый русский доктор, получивший диплом еще при царе, — мы с ним вместе проверяли санитарное состояние детского сада под Москвой и обнаружили восемьдесят процентов вшивости:
