Георгий Марчик - Наследник фаворитки
Стало жарко. Снял и перебросил через руку серый итальянский плащ, потом снял и пиджак. Остановился. Поднял руку. Первая же грузовая машина резко затормозила. Алик устроился на высоком сиденье рядом с белобрысым шофером, совсем мальчишкой, тот дал газ.
— До леспромхоза подбросишь? — коротко, по-деловому спросил Архипасов.
— Километра четыре не дотяну. Дорогу туда ведем. — Шофер мотнул головой назад, к кузову, доверху наполненному гравием. — А ты командированный или работаешь там?
— Я из главка, — небрежно ответил Архипасов. — По части новой техники.
— Ясно, — уважительно протянул шофер. — Техники сюда гонят много. А без нее что сделаешь? Разве подымешь такую махину…
— Ну, как тут жизнь? — покровительственно спросил Алик.
— Да ничего, живем. Довольны. Наш брат здесь первый человек, — ответил шофер, доставая пачку «Беломора». — Заработки хорошие, жилье построили. Опять же интересно. Закуривайте.
— Я свои, — раздраженно ответил Алик. Терпеть он не мог такие разговоры: заработки, жилье, проценты, наряды, план. Вот и в словах шофера как будто прозвучал непостижимый укор ему. — Ты женат? — переменил он тему разговора, критически оглядывая паренька.
— А как же! — степенно кивнул тот. — Все, как полагается. Дочурке уже скоро год. В ясли носим. Моя супруга тоже работает — раздатчицей в столовой. Квартиру недавно получили. — В голосе и лице белобрысого шофера нескрываемая гордость. — Мы здесь познакомились, — словоохотливо продолжал он, — на танцах. Я ее пригласил — не пошла: «Я с рыжими не танцую…» Ох, меня заело…
— Сколько классов ты окончил? — с явным желанием щелкнуть по носу этого самодовольного мальчишку спросил Алик.
— Классов? — с веселым недоумением переспросил шофер. — Да я уж на третьем курсе заочного политехнического.
Алик насупился и больше вопросов не задавал.
Он выпрыгнул из кабины на землю, сильно хлопнул дверцей и двинулся вперед. Дорога вывела к небольшому лесному озерку.
Архипасов прошел к нему по мягкому травяному насту и несколько минут оставался подле озера. Его душе не были чужды красоты природы. Озерко после весеннего паводка до сих пор не вполне вошло в берега, вода еще удерживала прибрежные кусты, деревья. Было что-то трогательное в тонконогой кудрявой березке, которая, словно с разбегу забежавшая в воду юная девчонка, вдруг замерла на месте. Поодаль торчала из воды нелепо согнутая осинка. Вокруг озерка, как важные представители «лесной общественности», высились одинокие сосны, осины, дубы. С той стороны, откуда зашел Алик, была зеленая полянка, скромно расцвеченная ромашками. Ни ветер, ни насекомые не нарушали тишину. По темной глади воды, как стремительные конькобежцы, скользили длинноногие жучки.
— Да… — неопределенно молвил Архипасов. — Бывает же… — И бодро зашагал по длиннющему деревянному тротуару пустынной улицы мимо свежесрубленных домов, еще отливающих янтарной желтизной и резко пахнущих смолой.
Первоначально Алик намеревался отрекомендоваться представителем министерства или корреспондентом. Но, здраво все взвесив, отказался от этой мысли: она не сулила никаких конкретно ощутимых благ, но была связана с определенным риском.
На дверях конторы леспромхоза висел листок бумаги с рукописным призывом: «Добьемся — ни одного случая травматизма!» «Это хорошо, — одобрил Алик, настороженно оглядываясь по сторонам. — В отношении приезжих тоже».
В конторе леспромхоза у розовощекой секретарши узнал, где находится обиталище Барсукова.
— Вы откуда, товарищ? — вежливо осведомилась она. — Директор сейчас на месте.
— Я из вышестоящих организаций, — с достоинством ответил Архипасов. — Правда, сюда прибыл по личному делу. Так что никаких претензий у меня к директору нет. Надеюсь, он это переживет.
Она поняла шутку и мило улыбнулась:
— Конечно. Если понадобится, заходите.
Беззаботно насвистывая, Алик направился к длинному деревянному одноэтажному общежитию. Издали здание казалось необитаемым. Впрочем, это не удивляло — был разгар рабочего дня. Взбежав по деревянным ступенькам крыльца, Алик оказался в прохладном полутемном коридоре. Осмотрелся по сторонам — все двери были одинаковыми.
Сейчас он откроет одну из дверей и увидит Леона Кобыльского, прибывшего в эти края месяц назад. Но, прежде чем он увидит его, мы познакомим вас, читатель, с этой по-своему примечательной личностью.
Итак, Леон Кобыльский — высокий, сутулый молодой человек лет двадцати пяти с удлиненным, как будто слегка перекошенным лицом, над которым в беспорядке торчали темные нечесаные космы. Его глубокие карие глаза подернуты маслянистой поволокой. Одет он в запятнанные, но отлично сшитые брюки, на ногах у него пропыленные лакированные штиблеты. Леон, убежденный лодырь, сумевший обмануть бдительность оргнабора, затесался в сформированную по найму бригаду честных рабочих-строителей.
В отличие от других, его меньше всего интересовала стройка. «Где бы ни работать, вишь бы не работать», — со смехом повторял Леон.
Неделю они ехали в поезде, три дня плыли по широкой реке на барже. Раздольная, мрачновато-торжественная красота реки не тронула Леона, но зато он беспрерывно ворчал, выражая недовольство тем, что рабочих три последних дня снабжали сухим пайком.
— Может, у меня язва жевудка, — разглагольствовал Леон. — Может, я дня не могу прожить без горячего… — Заметим, что желудок Леона способен был переваривать даже камни. Но он скучал и кочевряжился. — Мы пока еще тоже вюди… — (У него был маленький речевой дефект — вместо «л» он произносил «в»[2], но никто не обращал на это никакого внимания.)
И вот наконец строители на берегу. Встречали их с музыкой и цветами.
— А солнышка здесь сколько! — восхищенно воскликнула маленькая пухленькая Оленька, протягивая к солнцу руку с растопыренными пальцами, будто хотела снять с неба спелое красное яблоко. Ее смазливенькая веселая мордашка расплылась от удовольствия. В чистых голубых глазах отражалось высокое прозрачное небо с белыми подушками облачков. — Как чудно, прелесть!
— Погоди, вот пойдут дожди — будет тебе прелесть! — откликнулся Леон, с настороженным любопытством оглядываясь по сторонам. — Айда наверх. На эту горку. С нее все видно.
Держась за руки, Леон и Оленька взобрались на самую вершину мыса. Отсюда люди, собравшиеся на усыпанной песком площадке причала, казались маленькими, как муравьи.
Воздух был напоен терпким запахом сосновой смолы и чистой холодноватой воды. Широкая величаво-спокойная река блестела, дрожала, переливалась тысячами солнечных бликов. Реку пересекала пенная полоса шиверов. Словно гигантские киты, на ее середине в летнем мареве один за другим неподвижно плыли покрытые соснами два острова. Вдали, сколько хватало взгляда, тянулись бесконечные сопки, сплошь заросшие сизо-синей щетиной тайги. Внизу, у южного склона мыса, кудрявилась молодая березовая роща. Тонкие беленькие стволы с серебристо-зелеными верхушками составляли такой пронзительно-белый частокол, что невмоготу было долго смотреть на него.
— Да, — вздохнул Леон.
— Да… — мечтательно протянула Оленька. — Прелесть какая! Мне так нравится! Останусь здесь насовсем.
Леону нечего было сказать. Они постояли еще, помолчали и спустились вниз.
Здесь уже выявляли специальности и составляли списки. Пробежал слушок, что тех, кто без специальности, отправят на трассу. Леон испугался: специальности у него, разумеется, не было, а трасса в глухой тайге казалась ему огромным удавом, который глотает людей, как букашек.
Леон заволновался. Он подходил то к одному, то к другому попутчику, дергал за рукав, советовался, кем записаться.
— И вообще, какие бывают профессии? Ну, плотник, ну, каменщик… Что еще?
— Запишись электросварщиком, — посоветовали ему. — И чисто и денежно. Выучишься в один миг.
Внимая доброму совету, Леон так и сделал. Оля попала в аппаратчицы.
— Как здорово! — улыбалась она белыми зубками. Оленька раньше была воспитательницей в детском саду, потом окончила курсы электроаппаратчиц. — Подумайте только, это я — и аппаратчица…
Леон радовался, как маленький: избежал трассы, обманул строительное начальство. Но никого на самом деле он не обманул. Просто начальнику СМУ Сахнову позарез нужны были рабочие руки.
— Мне во как нужны люди, — Сахнов провел ребром ладони по горлу, — у меня график срывается. Всех на промплощадку.
Спорить с начальником строительного управления было небезопасно. Он был самолюбив и вспыльчив до крайности.
Сахнов носил полувоенную форму — сапоги, галифе и гимнастерку. Ходил быстро, наклоняясь головой и всем туловищем вперед.
Он распорядился поселить всех прибывших в палаточном городке.