Владимир Аникеев - Армейские байки (сборник)
– А где практикантка? Ну такая! – Ведякин показал руками, какая.
– Руки на колени, капитан! Осмотрела вчера личный состав и уехала. В город. Шире рот! Где болит?
– A!!! – И капитан ткнул пальцем в щеку. В левую. Хотя мог бы и в правую. И это было Ошибкой.
– Так у вас дупло! – сказала врачиха.
«Дятел ты, а не врач», – подумалось офицеру. И это было последнее… Сознание померкло. Инстинкты остались.
Полк содрогнулся два раза. От крика. Первый? Когда доктор ошиблась и вырвала здоровый зуб. Второй – когда с дуплом. Хотя дупла там не оказалось. Зубы чистить надо, вот что я вам скажу.
Потом капитан Ведякин жалобно скулил. В соседней части «Красная звезда» завыли собаки, их там растили для службы в советской армии. Сочувствовали. У военнослужащих солидарность очень развита.
С тех пор капитан Ведякин пришепетывал, а когда он говорил в сердцах: «Зубы выдру, сука!» – то его лицо становилось таким, что оскал мирового империализма казался детской улыбкой.
Комроты, готовь…
Утром начальник штаба полка зачитал приказ. И я стал командиром роты.
У дверей офицерской общаги меня встретил капитан Ведякин.
– Ну?
И мы пошли. И купили. Водки. Много.
Начальник столовой дал задание повару – нажарить картошки. Два комвзвода оторвали доску с тыльной стороны склада НЗ и умыкнули тушенку. Третий взводный притаранил в кульке «Букет Абхазии» – пять копченых рыбин. Из хозвзвода прислали редиску, лук и укроп. Библиотекарша дала газеты. Начальник вооружения принес бутыль спирта, в которой плавали какие-то корешки.
– Это стимулятор, – гордо заявил он. – Ведь будут девушки!
Банку с толстыми солеными огурцами, озираясь по сторонам, притащил особист.
– Жена прислала.
Доктор принес салфетки и вилки.
Две телефонисточки сноровисто приготовили салатики. Библиотекарша постелила газетки на стол и эстетично все расставила.
И понеслась пьянка-гулянка.
Меня хлопали по плечу.
– Ну, не страшно, что в роте «чурки» сплошные. А зато взводные – два литовца, супротив них фашисты просто дети. А третий комвзвода так вообще чуваш – ему рыбу присылают. Всегда есть что к пиву погрызть. И старшина хороший. У него овчарка, а когда он выпьет, так идет с ней в расположение роты, и все там дышать боятся, так как зубы у песика острые, а пасть большая. Так как старшина выпивает часто, как мы, то за личный состав беспокоиться нечего.
Прапорщик Батышев смущенно улыбался и, довольный, рассказывал, что какого «чурку» ни спроси, то устав знает, особенно караульной службы, ну там где: «Заслышав лай караульной собаки…»
Потом пели песни. Правда, пришел дежурный по части и, выпив, попросил:
– Вы тут потише, а то командир волнуется.
Ведякин, завладев всеобщим вниманием, предложил сыграть в старую офицерскую игру «медведь пришел».
Все радостно согласились.
Суть игры в следующем.
Все выпивают, а по команде ведущего: «Медведь пришел» – дружно лезут под стол. А при вопле: «Медведь ушел!» – все вылезают и выпивают. Ну а потом ведущий кричит: «Медведь пришел!» – и все повторяется по новой.
Выигрывает тот, кто сможет последним вылезти из-под стола. Проигравшие расплачиваются пивом поутру.
На мой наивный вопрос: «А ведущий сможет что-то сказать в конце игры? И кто увидит победителя?» Ведякин гордо ответил:
– Я всегда скажу! И увижу!
…Утром был ледяной душ, кефир, порез от бритвы, залепленный кусочком газеты, одеколон «Шипр», построение…
* * *Через некоторое время двое караульных из нового пополнения ушли с оружием в деревню Кукуево и назюзюкались до посинения. Когда их нашли, то они лежали головами в сторону части, каждый из них прикрывал своим телом автомат. Настоящие бойцы!
Командир полка покачал головой, и меня направили учиться на высшие офицерские курсы «Выстрел».
Узнавший об этом Ведякин, проваливший вступительные экзамены в академию, мрачно заметил:
– Везет дуракам.
Подводник и авиатор
Палыч любил рыбалку. Но это редко удавалось. Вы пробовали ловить рыбу из подводной лодки? Нет, конечно. Палыч тоже идиотом не был. Был капитаном третьего ранга и штурманом от Бога. Был любим и обласкан начальством.
* * *Летчик Петрович был невысокого роста, любил небо и терпеть не мог водные стихии. Потому что однажды он лихо хотел подскочить к причалу, но подлая волна стукнула и стесала редан, самолет клюнул носом, и Паша понял, как видят мир аквариумные рыбки.
Это летное происшествие громко обсуждалось. Девушка, ради которой был затеян этот рискованный трюк, громко смеялась, вскидывала руки и хлопала по коленкам. Коленки были красивые. Да и девушка тоже.
Три часа Петрович слушал Георга Отса «Смейся, паяц, над разбитой любовью». Боль прошла, осадок остался. Тяжело невысокому человеку найти себе подругу жизни.
* * *Палыч и Петрович дружили. В полярной авиации и на подводном флоте свои законы дружбы. Друг – это Друг. Этим все сказано. Если Палыч просил Петровича подбросить на клевое место, то последний высаживал его на берегу заливчика. На обратном пути забирал его и слушал рыбацкие истории. Потом они выпивали и травили байки. И было им хорошо.
* * *Петрович познакомился в Питере с Викторией, когда он, морщась от боли в ногах, рассматривал картину какого-то Матисса.
«Гомики, наверное», – думалось ему, глядя на красные фигуры. Больше ему понравились скульптуры Майоля, клевые тетки, жопастенькие.
Виктория была хрупкая, но корма у нее была!.. Как у скульптурных теток. Петрович рассказывал ей о полярных льдах, о грохоте льдин, о караванах, которым он указывал дорогу.
Виктория ему понравилась. Виктории Петрович понравился тоже, такой крепенький, как гриб боровичок. И говорит смешно.
Целовались они самозабвенно.
* * *Викторию он должен был встретить в аэропорту. Свадьба была назначена на вечер пятницы. Срочный вылет был неожидан.
– Да ладно, – сказало Начальство. – Один подскок, вечером домой, а на следующий день встречай невесту.
Север есть Север. Погода была нелетной. Категорически нелетной.
* * *Подводная лодка готовилась к отплытию. Палыч уломал командира, и Петровича разместили в подводной лодке. Без комфорта, но всего-то – ночь ходу – утром на базе, а там на «Газоне», максимум, час. Делов-то.
Петрович завалился спать, благодаря Бога, что есть друзья на белом свете.
Ночью пришел секретный сигнал. Командир распечатал указанный в шифровке конверт. Лодка ушла в автономное плаванье на две недели к Северному полюсу.
Доктор торжественно принес 500 грамм спирта, командир, вздохнув, отдал бутылку «Двина», офицеры скинулись кто чем мог.
Когда Петрович открыл глаза и осознал, то потребовал Георга Отса.
Просьбу исполнить не могли, режим молчания.
– Смейся, подводник, над разбитой любовью, – выдохнул авиатор.
Его выхлоп гулял по отсекам. Ноздри матросов трепетали.
* * *Виктория в последний момент передумала и осталась в Питере. Городе музеев, поребриков и многообещающих женщин.
Петрович и Палыч месяц не разговаривали. А потом Петрович позвонил и невозмутимо сказал:
– Слышь, я тут место знаю – клев там!..
И они полетели.
Чебуреки Матросу Кружкину посвящается
Им в дороге случились такие напасти,
Что мильон языков не расскажет и части.
Алишер Навои
Начиналось все хорошо. Горы были сиреневые, яркая зелень подступала к дороге, мухи отсутствовали, воздух был тих и прохладен.
…Большой кишлак, прижавшийся к дороге, вокруг клочки полей, маленькие рощицы, кусты там и сям, с мелкими розовыми цветочками.
Царандоевцы привычно погнали небольшую группу молодых и не очень мужиков в сторону грузовиков. Зимний призыв.
Мы отошли в сторону. Мы – это я и мой переводчик. Большой духан был закрыт. Мелкие торговцы, сидевшие у забора в пыли, быстро сворачивали свое немудрящее барахло и сваливали кто куда.
Часть царандоевцев под началом усатого командира лениво двинулась в глубь кишлака.
Было скучно, и мы пошли за ними.
Экспедиция закончилась быстро.
Откуда-то раздалась трескучая очередь, кто-то заорал, царандоевцы ломанулись назад, я с переводчиком нырнул в какой-то проем, прикрытый хлипкой калиткой. Ухнула граната.
Дворик, в котором мы оказались, примыкал вплотную к садику-огородику. Из этого садика-огородика по нам и шарахнули от всей души. Лежать носом в пыли и поглядывать на лепешки дерьма, оставленного какой-то копытной тварью, было неприятно. Впереди виднелась какая-то халупа, за ней проход и пролом в дувале.
На счет «раз-два» и при паузе рванули в сторону хибары. Не сговариваясь, мы пальнули в дверной проем. Я залетел кубарем в помещение, переводчик пронесся ракетой в проход.
И я остался один. Не считая трупа бородатого аборигена и добрых знакомых – вездесущих мух.
Хотелось на волю, к дороге. Но, увы… покинуть хижину местного дяди Тома не получилось.
