Виктор Суворов - Золотой эшелон

— Эй, бабка, почем семечки?

— А что у тебя на обмен есть, служивый?

— Много чего. Три вагона барахла. Большие люди из Одессы привезли. Приходи через полчасика на перрон да знакомых зови. На всех хватит.

Весть пронеслась по базару как пламя. Тем временем Салымон с трудом вынес из вагона небольшую железную коробочку. Толпа захохотала.

— Эй, Тарасыч, ты пошто Салымона кашей не кормил?

— Гля, его уже ветром шатает!

— Коробочку поднять не может!

— Ставлю, хлопцы, бутылку тому, кто эту железяку к себе на плечо вскинет! — пропыхтел Салымон.

Из десятка охотников только двое смогли оторвать маленький сейф объемом не более ведра от земли. С шеи Званцева, в купе которого нашли сейф, стащили ключ.

— Виноват, товарищ капитан. Пришлось за ответственного работника руками подержаться: трепыхался. Ну мы его вместе с движимостью и вынесли, — сокрушенно доложил Драчу темноглазый солдат по кличке Аспид, и Драч Аспида простил.

— Видать, секретарь обкома рыбак заядлый! — потешались девицы.

— Вишь, грузики с собой свинцовые везет! Без них в дороге как же?

Сейф оказался полон золотых монет царской чеканки.

— Ишь какой деньгой в обкоме зарплату платят! — раздумчиво сказал Драч.

— Пожалеем, ребята, ответственных работников. Каждому получку домой таскать — подорваться можно. Тебя, Салымон, в обком работать нипочем не возьмут, и не проси: силенок не хватит.

Партийные боссы уже молчали и только заводили глаза. Один лишь начальник одесской таможни с пеной у рта отстаивал свой контейнер:

— У меня там секретная документация, ее показывать никому нельзя! — кричал он, отталкивая солдат.

— Товарищ капитан, вот этот — не знаем, как звать…

— Ушастик! — хором закричали Сонька и Зинка.

— …Этот с ушами пихается. Не повредить бы ненароком. Вы ж приказали больно не делать…

— Нейтрализовать, не делая больно! — распорядился Драч. Тут Чирва-Козырь догадался выпросить у какой-то бабки в счет будущего обмена большой мешок. Таможенника в него посадили и перевязали мешок так, что из него торчала только возражающая голова.

Контейнер вскрыли. Он оказался полон порнографических журналов и всевозможных пластиковых и резиновых приспособлений. Под восторженный вой Салымон надул макет голой красотки и торжественно вручил ее Драчу:

— Товарищ капитан, передаю вам на хранение документ особой государственной важности!

— К Зуброву на подпись ее отнести надо! — посоветовал кто-то из толпы.

Золото и валюту, обнаруженную в большом количестве, отнесли в командирский вагон на хранение.

— Их мы, товарищи, вместе с вами в Москве сдадим, тогда и разбирайтесь, где чье! — обнадежил Драч партийных боссов.

Туда же пошли две картины Айвазовского и одна Репина, неведомо каким образом попавшие в контейнер секретаря обкома.

— Это мне враги подкинули! — тут же заявил он. — Прошу занести в протокол.

— Значит, вернем в Третьяковскую галерею, — мирно согласился на это Драч.

— А теперь, товарищи ответственные работники… да отойдите, хлопцы, дайте людям дорогу… слушай мою команду: барахло в вагоны за-но-си!

Под смех и заковыристые советы владельцы заклубились вокруг тюков, чемоданов и контейнеров.

— Меня! Меня из мешка выпустите! — кричал несчастный Ушастик — Товарищ начальник комиссии, я больше не буду! Смотрите, товарищ Кравцов мой чемодан поволок!

Пока начальник таможни вылезал из мешка, Званцев молча маялся возле беккеровского рояля. Он докатил его на роликах до вагонной двери, приподнял более легкий конец до уровня вагонной площадки и теперь толкал со стороны клавиатуры.

— Ишь, хозяйственный мужик! И крепкий, даром что начальство, — заговорил местный люд, с интересом наблюдавший за событиями. Но тут Званцев вдруг покачнулся, охнул и тяжело осел на перрон.

— Надорвался, касатик! — жалостливо охнула какая-то женщина.

Драч посерьезнел.

— Граждане местные! У нас на эшелоне врача нет. Куда нам этого с грыжей, или что у него там, везти? Вы бы взяли кто его к себе. Выходите — глядишь, и в хозяйстве пригодится, а? А мы бы за ним приданое дали — чемоданчик его…

— Пожалуй, я возьму, — вызвался один дядька с возом соломы — Щиблеты у него больно хороши, как раз мой размер.

Сплавив жертву пристрастия к музыке, Драч начал торговлю. Поль предложил было устроить аукцион, но против этого Драч решительно возразил:

— А торговаться ж как? Видал я фильмы с аукционом — скукота! Продавец молоточком стучит и цену орет, а покупатели только пальцы поднимают… Ни тебе поговорить по-человечески, ни товар обсудить… Какая радость от такой торговли? Смотри, марсианин, как надо!

Как гроссмейстер на сеансе одновременной игры, Драч шел вдоль куч наваленного барахла, говорил сразу со всеми и с каждым в отдельности, мгновенно находил обменные эквиваленты, шутил с молодухами. Рояль у крестьян особого энтузиазма не вызвал. Только одна бабка, внучка которой окончила три класса музыкальной школы, предложила за него мешок картошки.

— Ой, бабка, креста на тебе нет! Инструмент импортный, надежный. Ты сама посуди, какого качества он должен быть, чтоб из-за него секретарь обкома себе пупок надрывал! Три мешка картошки, не меньше! А если уж один — тогда сушеным горохом возьму.

— Побойся Бога, служивый! За три мешка картошки сейчас автомат дают. А уж на горох мой Петя противотанковую дуру какую-то выменял, здоровущую.

— Автомат, бабка, по нынешним временам в хозяйстве вещь полезная. Однако ты на рояль глянь. На одни клавиши небось с целого слона бивни пошли. Не сойти мне с этого места, если твоя внучка, его увидев, от счастья заикаться не начнет!

— Штоб тебе, холера, за такие пожелания похмелиться завтра не дали — так сам заикаешь! Так и быть, прибавлю еще бочонок огурчиков соленых, и то хлопцев твоих жалеючи!

Остальные контейнеры были забиты дубленками, норковыми шубками и радиоаппаратурой. Все это Драч быстренько обменял на картошку, брынзу и сало. Бурный спор вызвал только мотоцикл «Honda», за который удалось сторговать пять поросят и бочку квашеной капусты. Французское нижнее белье местные модницы покупать отказались:

— Куда его? Все сквозит. Каждая ниточка отдельно! Раз-другой его с золой постираешь — и выбрасывай. И тепла от него никакого. А мыла у вас, служивые, нет на обмен?

Поль, вошедший во вкус торговли, заявил, что есть, целый контейнер. Однако Драч дипломатично объяснил крестьянам, что иностранец запутался в словах, иначе они бы выменяли весь их районный центр с потрохами на пару ящиков.

Потом отвел Поля в сторону за локоток и сказал:

— Ты же, друг, говорил, что на это мыло контракт подписан с кем-то в Москве? Так и придержи его до Москвы, не транжирь. А то получится — слово нарушаешь… Нехорошо!

Драч все больше убеждался, что симпатяга американец знать не знает ни про какую секретность, так и верит в мыльную версию. Ну и пускай себе верит. Приятно было думать, что он не шпион какой-нибудь прожженный, а просто одураченный Пентагоном славный парень, коммивояжер.

Глава 10

Валентина Бирюкова не спала уже третьи сутки. Все ее распоряжения выполнялись так, как будто приказывал сам Мудраков. Секретарь Саша то и дело готовил ей кофе, как она любила: крепкий, с гущей и крупинкой соли.

— Может, бутербродик скушаете, Валентина Сергеевна, а?

— Попозже, Саша. Поди пока отдохни на диване, я позову, если что.

После каждой чашки кофе она аккуратно подкрашивала губы и проверяла, нет ли на зубах следов помады.

Насколько мужчинам все же легче не выходить из образа на службе! Галстук поправил — и хорош. Но ничего, она, Валя, всем мужчинам форы даст. У нее женская интуиция сверх их хваленой логики.

Дело прояснялось быстро. В первый же день оказалось, что загадочный груз оформлен на получение в столице кооперативом «Москва». А кооператив этот, как КГБ было известно, находился в сфере влияния товарища Алихана. Как, впрочем, добрая половина московских кооперативов. Кооперативщики могли и сами не знать, кому и зачем они платят взяточную дань. Но случайно ли товарищ Алихан держится за другой конец этой цепочки?

Договор заключен с Россом, но при посредничестве Хардинга. На слежку за Хардингом были брошены лучшие ребята.

Всех членов кооператива «Москва» арестовали ночью и разместили на разных этажах Лубянки. Первые сутки их выдерживали в одиночках, чтобы поднакопилось эмоций. Потом предоставили им выплескивать эти эмоции опытнейшим наседкам в свободное от допросов время. Этим достигалась непрерывность болтовни подследственных. Плюс усталость, от которой они забывали, что было сказано следователю, а что — наседке. Плюс удвоенный страх (наседки попугать умели!), который только и может привести клиента в рабочее состояние.

Следственная группа все это время работала непрерывно. Возглавлял ее знаменитый майор Банабак. В молодости он работал лаборантом в институте физиологии и с тех еще пор стал личностью легендарной. На него приходили смотреть из других отделов, и он выиграл на спор не один ящик водки. Под его взглядом лабораторные белые мыши сами лезли к нему в рот.