Аркадий Аверченко - Ничтожная личность
Действительно, он засмеялся.
Манера смеяться была у него такая: он закидывал голову и, трясясь, как котел, переполненный паром, отмахивался руками будто от какого-то невидимого шутника, очень его насмешившего…
— Так вот: прихожу я к Сипачеву; стою в передней. Выходит его жена. «Дома Гриша?» — «Нет его. Уехал». — «Ах, какая жалость!» — Вдруг нечаянно дверь в соседнюю комнату приоткрывается — и Что же! Вижу — вот как вас сейчас — у стола стоит Сипачев. «Да, вот же, говорю я жене, вот, Марья Афанасьевна, Гриша». а она мне: «Где, говорит? Вот этот? Да это не Гриша». — «А кто же это?». — «Да это, говорит, его брат приехал из Калуги, близнец. Очень на него похож». Я так и ахнул! Ведь бывает же такое сходство! Хи-хи! Где-то я даже читал рассказ, как жена путала двух братьев-близнецов — мужа и его брата — и какие смешные шутки из этого получались. Я, помню, очень тогда смеялся…
— Да, да, — сказал я. — А мне как раз нужно сей час несколько деловых писем написать.
— Ах, я вас задерживаю, — засуетился он. — Я, ведь, признаться, по маленькому дельцу зашел. Вы хороши с Чукмасеевым?
— Хорош. А что?
— Не напишите ли вы ему письменно обо мне. Он, ведь, имеет большое значение в Южном Банке, а я имею в виду одну комбинацийку.
Я подумал.
— Нет, я не могу написать ему письма. Никак невозможно.
— Что вы говорите! Почему?
— У меня рука болит.
— Ну, что вы говорите! Экая досада! Что же с вами такое?
— Не знаю. Прямо-таки пошевелить трудно. Ревматизм, что ли.
— Ах ты. Господи! Вы бы муравьиным спиртом… Очень, говорят помогает.
— Хорошо, хорошо.
— Только как же вы давеча говорили, что деловые письма-то писать будете… С больной рукой неудобно.
Я бросил на него испытующий взгляд. Лицо его ничего не выражало, кроме самого неподдельного участия.
— Письма? Да я их сначала обдумаю, а потом… этого… барышне продиктую. Знаете, на машинке.
— Ах, да, впрочем… Верно. А скажите… Может быть, вы бы мне продиктовали для меня письмецо, а я бы…
— Не могу. Продиктовать-то я продиктую, чудак вы человек, а как же подпишу его, если рука не действует. А без подписи оно и не годится.
— Да, да. Верно, верно. Хи-хи. Вот-то курьезный случай!.. Ну, я пойду. Бувайте здоровеньки, как говорят хохлы. Хи-хи.
И он ушел.
И теперь, сквозь стены своего дома, я вижу его, этого нелепого человека, выброшенного жестокой жизнью из нашей человеческой компании, выброшенного, отставленного от нас, презираемого нами и ни как не хотящего понять этого…
Вижу его сквозь стены своего дома, вижу, как он заходить к Светлякову и, не застав его дома, плетется к Веденяпину, потом к Сипачеву, изумляется сходству одного единственного близнеца с самим собою, и потом идет он к Тарасовичу, а потом ко мне…
Я встаю с дивана и, открыв дверь в переднюю, кричу слуге:
— Если этот Кирпичев придет еще один раз — меня нет дома. Когда бы ни спросил… Пусть теперь приходить…
