Михаил Акимов - Этот странный Кеней
Кеней нерешительно потоптался на месте и, наконец, направился по тропинке, которая вела к лесу. Там, прямо перед ним, есть хорошая лужайка, можно посидеть, подумать… А подумать есть над чем. В самом деле, почему он, легко запоминающий стихи Гомера, драмы Эсхила, комедии Аристофана — причём так, что может пересказывать очень близко к тексту! — никак не может запомнить одно-единственное имя… Ну вот, опять забыл. Зевсагер? Не так. Ладно. Первой у архонта стояла амфора… Или песочные часы?
Кеней злобно зашипел. Он не может запомнить не только имя, но и всего того, что могло бы ему это имя подсказать! Если бы это касалось какого-то другого слова, он, безусловно, шутя назвал бы все предметы, которые стояли в комнате архонта, а уж про три слова, указанные Паламедом, и речи нет. В чём же секрет этого проклятого имени?
Скорее всего, причина в том, что его абсолютно не заинтересовало это ничтожество. Софокл, Эсхил, Еврипид — эти имена вызывали священный трепет; Кеней чувствовал непритворный интерес к их произведениям, слова и сюжеты зажигали и потому ровно и естественно укладывались в память. А бездарный циник, нашедший к славе столь жуткую и противоестественную дорогу, отторгался ею как нечто чужеродное и совсем не нужное.
В этом месте тропинку почти полностью перегораживал огромный и высокий, много выше человеческого роста, камень. Кеней обогнул его и остановился в полнейшем остолбенении: на тропинке стояла женщина невероятной красоты! Причём, не было сомнений, что она поджидает именно его. Кеней мог бы поклясться, что незнакомка не живёт в их полисе, никогда прежде он её не видел. Да и не могла бы она здесь жить: такой богатой и красивой одежды не было даже у жены архонта и его дочерей. Тут Кеней рассмотрел, что одежда её не только богата и красива, но и сделана из какого-то загадочного и никогда не виденного им материала: складки на хитоне красиво искрились, и весь он переливался дивными цветами. Неужели…
— Не узнал? — рассмеялась красавица. — Конечно, ты меня раньше никогда не видел, но ведь мог бы догадаться! Я — Мнемозина, богиня памяти и твоя покровительница! Ты один из моих любимцев, Кеней. Хотела бы я посмотреть, как бы ты без моей помощи смог с первого раза запомнить наизусть поэмы Гомера! Ты ведь и сам не раз поражался, как легко всё запоминаешь — такое не под силу смертному. Все люди восхищаются, когда ты уверенно начинаешь перечислять спартанских царей или правителей Афин… И только с одним именем тебе не везёт, не так ли? — лукаво добавила она.
— О, богиня! — бросился к её ногам Кеней. — Умоляю тебя, не дай мне завтра подвести своих сограждан! Если хочешь, отбери у меня мою чудесную память, но дай мне завтра вспомнить это нечестивое имя!
Смех Мнемозины зазвенел колокольчиками.
— Неужели ты думаешь, — насмешливо сказала она, — что мне может для чего-то понадобиться твоя память? Как бы ни была она хороша, но с моею собственной ей не тягаться! Для чего ж мне у тебя её отнимать? Чтобы дать кому-то другому? Так это я и так смогу. Ведь я — богиня памяти, и если даже мне придёт в голову каприз наделить безупречной памятью каждого из людей, моя собственная не уменьшится ничуть, сколько бы я от неё ни отнимала. Успокойся, Кеней! Пусть твоя память остаётся при тебе в полной мере, не нужна мне твоя жертва. Ты и без того сможешь завтра сделать то, чего ждёт от тебя архонт. Выбрось из головы все сомнения, иди домой и больше не вспоминай об этом!. Завтра в нужный момент я проникну в твою голову и шепну тебе имя этого… этого…
Она внезапно умолкла. Кеней поднял от земли глаза и с удивлением увидел, как изменилось её лицо: оно стало красным от гнева!
— Это всё из-за тебя! — сердито топнула она изящной ножкой. — Я сама не могу вспомнить имя этого человека! Ты приносишь несчастье, Кеней! Слыханное ли дело, богиня памяти — забыла! Все боги будут смеяться надо мной, когда узнают, что я заразилась беспамятством от смертного!
Она хотела сказать ещё что-то гневное, но осеклась. Видно было, что ей в голову пришла другая мысль.
— Это наверняка Гера! Её проделки! — в голосе Мнемозины зазвучали одновременно возмущение и вызов. — Не может простить мне, что я провела с её супругом девять ночей и родила от него девятерых дочерей-муз, покровительниц искусства… Ну, это ей даром не пройдёт! Я снова объединюсь с Афиной, и мы ей такое устроим!
На глазах ошарашенного Кенея богиня быстро растворилась в воздухе.
Он задумчиво поднялся с колен, прислонился к камню, и долгое время стоял так, печально размышляя, что же произойдёт завтра. Совершенно очевидно, что на Мнемозину рассчитывать нельзя: у богов в очередной раз склоки и раздоры, а уж Кеней-то знает, во что они могут вылиться! Во что угодно, вплоть до новой войны, подобной Троянской. И ещё хорошо, если Кенею во всех этих событиях не будет отведена роль Париса или Елены. Нет, от Мнемозины помощи ожидать не стоит. Вся надежда, что сработает то, что придумал архонт. Но и в этом случае опасения оставались. Кеней уже убедился, что его память начинает упрямиться каждый раз, когда речь заходит о… нет, ну никак не даётся ему это имя! Словом, кто знает, что она выкинет завтра?
Кеней мысленно махнул рукой, оторвался от камня и побрёл в сторону дома.
А там всё произошло почти так, как он себе и представлял. За одним небольшим исключением: Каллиопа не взглядывала на него украдкой. А зачем? Ей всё стало ясно, едва Кеней отворил дверь и вошёл.
_____________________
Стратег Гектор слыл верным слугой Этеокла: всё что ему поручалось, исполнялось непременно с перевыполнением. Если он получал задание расправиться с разбойничьей шайкой из десяти человек, ни один гражданин, кого боги, к несчастью, наградили подозрительной внешностью, не мог чувствовать себя в безопасности и после того, как было схвачено пятьдесят. И даже после официального известия, что все члены шайки успешно казнены и дело можно считать закрытым, всё равно какое-то время следовало избегать посещения мест с сомнительной репутацией.
Поэтому Деимах не без оснований полагал, что вряд ли Гектор, как делали другие стратеги, соберёт жителей на городской площади, заставит хором произнести подлежащее забвению имя и отбудет восвояси.
И действительно, утром тишину полиса разорвало множественное цоканье копыт; угрюмые воины в полном молчании и без всякой команды разъезжались по разным участкам полиса: чувствовалось, что каждый из них чётко знает, где и что он должен делать. Потрясённый таким ярким свидетельством слаженной работы механизма под названием «Слуги стратега», Деимах со всем возможным почтением проводил в свой дом Гектора. Тот вошёл в него абсолютно по-хозяйски, уселся за стол и швырнул архонту список.
— Этих доставь сюда, — коротко приказал Гектор.
Деимах посмотрел список и внутренне возликовал: в нём было имя Кенея! Это избавляло его от риска проводить подмену Кенея на Паламеда, которую он задумал, если бы сложилось иначе. Он подал знак слугам подавать Гектору без всякой меры еду и лучшее вино, а сам сел на лошадь и лично отправился выполнять распоряжение стратега.
Со времён Архимеда известно, что если портить какой-нибудь механизм не абы как, а с выдумкой, он непременно сломается. Собирая народ, Деимах от души надеялся, что выдуманный им искусный ход непременно пробьёт брешь в отлаженной работе стратегова механизма.
Волновался он сильно, поэтому совсем не слушал, что говорили Гектору входившие по очереди люди — в них он был уверен — и лишь отчаянно молился всем богам подряд, чтобы обошлось.
Не обошлось.
Почти перед самым появлением Кенея Гектор поднялся с места, чтобы размять ноги, скучая, походил по комнате, подошёл к заготовленной Деимахом подсказке для Кенея, взял в руки гидрию, повертел и с криком «Лови!» швырнул её в раскрытое окно кому-то из своих людей.
— В дороге нам очень нужна такая штука, — небрежно бросил он в пространство, не очень заботясь, слышит ли его слова архонт.
А тот застыл от ужаса. Правда, ненадолго. Буквально сразу же ужас сменился безысходным отчаянием: у Деимаха не было сомнений, что лишённый первой буквы подсказки, Кеней нипочём не вспомнит злополучное имя.
* * *В зал дворца Этеокла Гектор влетел сияющим героем-олимпийцем: он уже знал, что другие стратеги вернулись из своих поездок с пустыми руками. Значит, он опять оказался лучше всех!
— Вижу, вижу! — улыбкой приветствовал его Этеокл. — Говори, сколько?
— Один, — с некоторым смущением признался Гектор.
— Ну, хотя бы так…. — разочарованно протянул царь. — А по твоему виду я решил, что их не меньше сотни! Ладно, не будем привередничать… Что же ты стоишь? Быстро веди его сюда! И палача позови!
Как ни скор был Гектор, палач примчался первым. Что и не удивительно: кому, как не ему, знать, как плохо быть жертвой, наказанной за нерасторопность!
