Милослав Швандрлик - Черные бароны или мы служили при Чепичке
— Что было, то было, — была его любимая присказка, — Таперича я майор.
Его вступление на Зелёную гору было великолепным.
— На что такие большие деревья? — указал он на несколько вековых кедров, охраняемых краеведческим обществом. — Попилить! Всё попилить!
Он сам проследил за вырубкой.
— Что это за работа? — кричал он, — Ковыряетесь, словно ворона в говне!
Тут он вырвал у одного солдата топор и припомнил свою лесорубскую молодость. Это ему удалось на славу, и многие из присутствующих не без уважения говорили, что Таперича — один из тех немногих офицеров, что смогут прокормить себя на гражданке. Но в планах у Таперичи ничего подобного не было.
После вырубки кедров он вступил на двор, где его внимание привлек красивый фонтан в стиле барокко.
— Что это? — спросил он ревностно старшего лейтенанта, который его сопровождал.
— Фонтан, — последовал ответ.
— Фонтана? — подивился Таперича, — На что солдату может быть фонтана? Я сам был солдат, и никакая фонтана мне была не нужна. Взять кайло и фонтану снести!
Приказ был выполнен.
Майор Галушка вступил в часовню при замке.
— Ай–яй–яй, костёл, — обрадовался он, — Очень хорошо, что здесь есть костёл. Тут будет склад обуви и обмундирования. Только этим вот ангелам надо будет отпилить головы.
Этот приказ также был выполнен.
Только тогда командир вошёл в сам замок, который по приказу министра народной обороны Алексея Чепички исполнял функции казармы.
Здесь майору Галушке не понравилась мебель.
— Я что, баронесса какая, сидеть за таким столиком? — он указал на шахматный столик. — Всё это буржуазное свинство в печку!
— Но, — попытался возразить лейтенант, — жалко же.
— Жалко? — удивился майор, — Как это жалко? Трудовой народ борется с эксплуататорскими столиками, и никто его не остановит. Товарищ старший лейтенант, исполняйте приказ!
За несколько дней замок был вычищен. Грузовики свозили в замок тяжёлую дубовую мебель, койки и матрасы.
Майор Галушка отдал ещё один приказ. Он распорядился закрасить фрески на стенах.
— На что солдату смотреть на этих вот баб? — Он указал на какую‑то даму, — Раздобудьте художника, и скажите ему, чтоб нарисовал прогрессивные традиции.
Художник взялся за дело и изобразил совершенно безумного Яна Жижку с булавой. Майор поглядел на славного полководца.
— Чего это вы, товарищ рядовой, нарисовали товарища Жижку с этой вот палочкой? — нахмурился он на автора, — Это вам не дирижёр и не приказчик! Дайте ему в руки ручной пулемет!
— В те времена, товарищ майор, пулемётов не было, — возразил солдат.
— В какие времена? — не понял майор.
— В пятнадцатом веке, — прошептал художник.
— Что было, то было, — сказал майор Галушка, — таперича я майор!
Майор Галушка командовал вспомогательным техническим батальоном уже третий год. И недалёкие офицеры у под его началом тряслись от его прихотей и своеобразных приказов.
Но главное, что первый вспомогательный технический батальон был на хорошем счету наверху. Каждый год в Непомуки прибывало около полутора тысяч новобранцев, которые проходили здесь двухнедельное обучение, а потом разъезжались по стройкам южной и западной Чехии. А в том, что план выполняли и самые последние задохлики, была заслуга майора Галушки и офицеров, которые по большей части мыкались здесь за совершенные некогда проступки.
Так и сейчас, когда на Зелёной Горе копошились полторы тысячи свежепризванных новичков, Таперича контролировал работу своих подчинённых. Прислушивался, достаточно ли громко орут сержанты, заглядывал в туалеты — начищен ли кафель до зеркального блеска, и нагонял страх везде, где появлялся.
Солдаты переживали крутые времена. Мало какой промах оставался незамеченным для зорких глаз офицеров. А если и случалось такое, то были ещё сержанты. И даже тот, кому удавалось перехитрить и этот знаменитый бич армии, не был уверен, что перед ним не объявится сам великий майор Галушка.
— Товарищ рядовой, что вы делаете возле здания? — его резкий голос внезапно пронзал октябрьский день.
— Товарищ майор, рядовой Маржинец! Произвожу мочеиспускание.
— Вы должны быть на занятиях! Почему вы не в строю?
— У меня нейровегетативная дистония высшей степени со склонностью к периодической глюкозурии. Diabetus melitus не обнаружен, — выложил рядовой Маржинец свою историю болезни.
— Добро. По–какому это вы говорили?
— По–латински.
— По–американски не умеете?
— Никак нет!
— Это хорошо. Если б вы умели по–американски, я б вас так посадил, что вы б света не взвидели. Знаете, что американцы все империалисты?
— Так точно, товарищ майор.
— Вы сознательный солдат. Солдат должен быть сознательный и чисто выбрит. А раз вы умеете по–иностранному, будете назначены писарем. За мной!
Так рядовой Маржинец, в гражданской жизни кондитер, стал писарем.
Потом майор Галушка направился в медпункт. Если он что‑то ненавидел до глубины души, то это был медпункт.
— Солдату лазарет не нужен, — твердил он, — У него лазарет в окопе! Если только подстрелят, тогда нужен врач. А иначе нет!
Ему было чрезвычайно досадно, что устав не позволяет ему отменить медпункт. Поэтому он несколько раз в день проверял, не симулируют ли пациенты и лежат ли они по койкам. В этот раз он вихрем влетел в помещение медпункта и обнаружил солдата, сидящего на койке и что‑то пишущего.
— Почему не лежите? — рявкнул он на бойца.
— Пишу стихи, — промямлил тот, — в»Народную оборону».
— Знаю я таких стихоплётов–симулянтов! — сказал Таперича, — Раз можете писать, можете и подготовкой заниматься.
— У меня жар, — прошептал Ясанек, — тридцать восемь градусов.
— Тридцать восемь? — презрительно махнул рукой майор, — У меня на фронте было двадцать семь, и я шел в атаку. Знаете, что такое атака? Автоматы, пулемёты, ура! Били большевиков… э–э, что я говорю — фашистов, и на то, что жар, не обращали внимания! Ясно?
— Да, — сказал Ясанек.
— А таперича, — гаркнул майор, — лежать и не шевелиться!
Глава вторая. БОЕВАЯ ПОДГОТОВКА
Командир первой роты лейтенант Гамачек, побагровев лицом, ревел, как бык, но легче ему не становилось. Поскольку материал, на который он смотрел с нескрываемым отвращением, годился, на его взгляд, либо для госпиталя, либо для тюрьмы.
— Как я из этого вот должен сделать военных? — спрашивал он себя, неприязненно наблюдая за неуклюжими движениями перепуганных солдатиков. Они перепуганно озирались по сторонам, прижмуривая глаза, как будто бы боялись, что сейчас их будут избивать.
— Напра–во! Кру–гом! — верещал ефрейтор Галик, который натаскивал свою выдающуюся команду. Экземпляром номер один тут был рядовой Чилпан. Тощий, слепой, как курица, одна нога короче другой, и вдобавок слабоумный. В армию его забрали за то, что его отец был известным капиталистом, а сын должен был понести наказание за лихоимство своего отца. Рядовой Чилпан абсолютно ничего не понимал, только ошалело смотрел в никуда и иногда издавал набор гласных, или согласных, из которых всё равно никто ничего не мог разобрать. Он, наверно, и не подозревал, что его отец был гнусный эксплуататор, и теперь приходится страдать за его грехи.
Да и остальные бойцы отделения Галика были один другого краше. Отъявленный кулак Вата, 135 килограммов весом, доктор права Махачек, отличающийся хроническим отсутствием интереса к чему‑либо, тугоухий инженер Вампера, автоугонщик Цимль, академический художник Влочка, страдающий эпилепсией рядовой Служка, ассистент режиссёра Кефалин и редактор»Красного костра»Ясанек, только что выпущенный из лазарета.
— Всем по очереди представиться! — скомандовал ефрейтор, — Начали!
— Вата, — ворчливо прохрипел Вата.
— Вата! — насмешливо закричал Галик, — И всё? Генерал Вата? Или лейтенант Вата? Он говорит»Вата»! Ну‑ка, поправьтесь!
— Йозеф Вата, — равнодушно сказал кулак.
— Следующий! — завопил ефрейтор, — Покажите ему, как солдат должен правильно представиться. Ну вот вы, например!
— Осмелюсь доложить, я рядовой Кефалин, — вежливо сказал ассистент режиссёра.
— Какое ещё»осмелюсь доложить»? — подскочил ефрейтор, — Вы вступили в ряды народно–демократической армии, ясно вам? Если не ясно, я вам устрою такую службу, что плакать будете, как в крематории! Швейк нашёлся! Следующий! Ну!
— А–а-а–а… о–о… я–а-а, —… рядовой Чилпан.
— Чего?
— Буы–ы-ы… как!.. а–а-а, — сообщил сын капиталиста, хлопая близорукими глазами. После чего высморкался и сел на землю.
— Что вы себе позволяете? — взвизгнул ефрейтор, — Кто вам разрешил?
— Вероятно, у него болит нога, — сказал доктор Махачек, глядя при этом куда‑то вверх, на затянутое тучами небо.
— Она у него размеров на десять короче, — добавил Вата.
— Вы себе слишком много позволяете, небось думаете, что вы всё ещё на гражданке! Вот я вам покажу, что такое дисциплина! Чилпан, встать! Если бы вы так вели себя в бою, я бы вас приказал расстрелять!
