Марк Твен - Земляк

И онъ исчезъ. По правдѣ говоря, онъ счастливо отдѣлался, такъ какъ не могу не сознаться, что сперва у меня промелькнуло злодѣйское намѣреніе проткнуть его сзади моей альпійской палкой, но какъ только я прицѣлился этимъ оружіемъ, желаніе мое вдругъ прошло. Мнѣ показалось жестокимъ лишить жизни такого жизнерадостнаго, невиннаго и добродушнаго балбеса!

Въ теченіе слѣдующихъ полу-часа я съ живѣйшимъ интересомъ разсматривалъ великолѣпный монолитъ, мимо котораго мы проѣзжали. Не люди создали эту величественную глыбу, — нѣтъ, этотъ пирамидальный утесъ 80-ти футъ вышины созданъ въ незапамятныя времена рукой самой природы въ ожиданіи того дня, когда онъ могъ бы стать памятникомъ для человѣка, его достойнаго. И, наконецъ, этотъ день насталъ, на поверхности величественной скалы-памятника, исполинскими буквами начертано теперь имя Шиллера!

И какъ ни удивительно, но этотъ памятникъ до сихъ поръ нигдѣ не попорченъ и никѣмъ не изгаженъ! Разсказываютъ, что два года тому назадъ какой-то иностранецъ, при посредствѣ цѣлой системы веревокъ и блоковъ, пробовалъ было спуститься внизъ по этой скалѣ, съ цѣлью нарисовать поперекъ ея синими буквами, вдвое большими, чѣмъ изображено имя Шиллера, слѣдующія строки:

ВНѢ КОНКУРРЕНЦІИ!

МЫЛО ДЛЯ ПРИТЬЯ ПЕЭРСА!

СИЗОДОНТЪ ВОЗВРАЩАЕТЪ КРАСОТУ И МОЛОДОСТЬ!

МУЗЫКАЛЬНЫЕ ЯЩИКИ ПЕЛЛЕРДА!

КОПИРОВАЛЬНЫЯ ЧЕРНИЛА ВЭДСА!

ВНѢ КОНКУРРЕНЦІИ!

Схваченный на мѣстѣ преступленія, онъ назвалъ себя американцемъ. Приговоръ судьи гласилъ слѣдующее: «Вы уроженецъ страны, гдѣ не возбраняется, ради подлой наживы, безнаказанно и самовольно искажать и оскорблять природу, а слѣдовательно — и Творца ея! Но здѣсь это не допускается. Во вниманіе къ тому, что вы, какъ иностранецъ, не знали этого, я нахожу возможнымъ смягчить мой приговоръ, будь вы здѣшнимъ уроженцемъ, вы потерпѣли бы несравненно болѣе строгое наказаніе. И такъ, вы обязаны немедленно уничтожить на памятникѣ Шиллера всякій малѣйшій признакъ вашего безбожнаго поступка и уплатить штрафъ въ 10,000 франковъ. При несостоятельности, вы подвергаетесь заключенію въ тюрьму на два года, по отбытіи которыхъ вамъ отрѣжутъ оба уха и нагайками выгонятъ навсегда за предѣлы этого кантона. Болѣе суровыя формы наказанія не будутъ примѣнены, не изъ снисхожденія къ вамъ лично, но изъ уваженія къ великой республикѣ, имѣвшей несчастіе дать вамъ жизнь.

Пароходныя скамейки разставлены такимъ образомъ, что пассажирамъ приходится сидѣть спиной другъ къ другу. За моей спиной помѣщались двѣ молчаливыя дамы. Вдругъ кто-то заговорилъ съ ними и я услышалъ слѣдующее:

— Вы изъ Америки? И я тоже!

— Да, мы американки.

— Я такъ и зналъ; я сразу узнаю американцевъ. На какомъ пароходѣ вы совершили переѣздъ?

— На „City of Chester“.

— Англійское общество, не правда-ли? А мы на „Батавіи“, — вы, конечно, знаете. Каковъ былъ переѣздъ?

— Довольно спокойный.

— Можете поблагодарить судьбу, — нашъ переѣздъ былъ ужасно бурный. Капитанъ говорилъ, что такъ свѣжо рѣдко бываетъ. Вы откуда?

— Изъ Нью-Джерсея.

— Я тоже… Т. е. не совсѣмъ, — я изъ Новой Англіи, изъ Нью-Блюмфельда. Эти дѣти принадлежатъ вамъ обѣимъ?

— Нѣтъ, это мои дѣти; подруга моя не замужемъ.

— И я тоже холостъ! Вы путешествуете однѣ?

— Нѣтъ, съ нами мой мужъ.

— А я со всей семьей; путешествовать одному — ужасно скучно. Не правда-ли?

— Да, конечно…

— Ого! Пилатъ опять показывается… Онъ назвалъ по имени Понтія Пилата, который, какъ вамъ извѣстно, сшибъ выстрѣломъ яблоко съ головы Вильгельма Телля; въ карманномъ путеводителѣ эта исторія изложена очень подробно; самъ я ее не читалъ, но мнѣ ее разсказывалъ одинъ американецъ. Я никогда не читаю, если имѣю возможность разгуливать вотъ такъ взадъ и впередъ и разговаривать съ кѣмъ-нибудь. Осматривали вы уже часовню, въ которой проповѣдывалъ Вильгельмъ Телль?

— Онъ никогда тамъ не проповѣдывалъ.

— Какъ же такъ? Мнѣ это разсказывалъ тотъ американецъ: онъ всегда сидитъ, уткнувшись носомъ въ свой Бедекеръ, и знаетъ озеро лучше, чѣмъ рыбы, которыя по немъ плаваютъ! Такъ отчего же она называется „капеллой Телля“?!

— Гм!.. Вы бывали уже здѣсь раньше?

— Да.

— А я нѣтъ; это мое первое путешествіе по Швейцаріи, но зато мы побывали всюду: въ Парижѣ и… вездѣ. Въ будущемъ году я долженъ поступить въ коллегію въ Гарфордѣ и теперь мнѣ приходится усиленно заниматься нѣмецкимъ языкомъ; пока я не изучу его, меня туда не примутъ. Я всегда ношу съ собой грамматику Отто и, когда мнѣ вздумается, заглядываю въ нее; теперь, во время путешествія, я не занимаюсь систематически, а такъ только иногда повторяю про себя: „Ich habe gehabt, du hast gehabt, er hat gehabt, wir haben gehabt, Ihr habet gehabt, sie haben gehabt“. Это идетъ какъ no маслу, — и потомъ на пару дней я опять свободенъ! изученіе нѣмецкаго языка ужасно притупляетъ способности: его можно изучать только маленькими дозами, иначе все въ головѣ перепутывается и выходитъ сумбуръ. Французскій языкъ для меня гораздо легче: я могу спрягать: J'ai, tu as, il а, и т. д., безъ конца, какъ по нотамъ! Въ Парижѣ я прекрасно обходился съ моими познаніями и вообще всюду, гдѣ говорятъ по французски… Въ какомъ отелѣ вы остановились?

— Въ „Schweizerhof“.

— Неужели? Я васъ никогда не встрѣчалъ въ салонѣ! Я очень часто хожу туда, такъ какъ тамъ всегда масса американцевъ, и я почти со всѣми знакомъ… Вы были уже на Риги?

— Нѣтъ.

— Но думаете?

— Да, собираемся…

— Въ какомъ отелѣ вы предполагаете тамъ остановиться?

— Еще не знаемъ.

— Остановитесь у Шрейбера: тамъ всегда множество американцевъ… На какомъ пароходѣ вы совершили переѣздъ?

— На „City of Chester“.

— Ахъ, да! Я уже объ этомъ васъ спрашивалъ… Но я у каждаго спрашиваю, на какомъ пароходѣ онъ совершилъ свой переѣздъ, и поэтому иногда, по забывчивости, предлагаю этотъ вопросъ по нѣсколько разъ… Вы будете въ Женевѣ?

— Да.

— Гдѣ вы думаете тамъ остановиться?

— Вѣроятно, въ какомъ-нибудь пансіонѣ…

— Въ пансіонѣ вамъ навѣрное не понравится: тамъ очень мало американцевъ… А въ какомъ отелѣ остановились вы здѣсь?

— Въ „Schweizerhof“.

— Ахъ, да, я уже спрашивалъ… Я у каждаго спрашиваю объ этомъ и моя голова полна названіями разныхъ отелей… И все-таки это способствуетъ поддержанію разговора, а я очень люблю разговаривать. Разговоръ значительно оживляетъ подобныя поѣздки. Какъ вы полагаете?

— Да… иногда…

— Меня разговоръ положительно освѣжаетъ… Пока я разговариваю, я никогда не скучаю, а вы?

— Обыкновенно — да, но нѣтъ правила безъ исключенія!

— Ну, конечно! Я тоже не люблю разговаривать съ первымъ попавшимся! Нѣкоторые люди переливаютъ только изъ пустого въ порожнее, болтая о видахъ природы, объ исторіи, о картинахъ и о всякой такой ерундѣ, которая очень скоро пріѣдается. Въ такихъ случаяхъ я всегда говорю: „извините, мнѣ необходимо удалиться… Надѣюсь, что мы еще увидимся“ и немедленно отхожу прочь. Вы откуда?

— Изъ Нью-Джерсея.

— Ахъ, чортъ возьми… виноватъ! я уже спрашивалъ объ этомъ… Видѣли вы люцернскаго льва?

— Нѣтъ еще.

— И я тоже не видѣлъ. Но тотъ американецъ, который мнѣ разсказывалъ про Пилата, говорилъ, что стоитъ посмотрѣть: онъ 28 футъ длиною; я едва могу вообразить себѣ такую величину, но американецъ утверждаетъ, что это такъ; онъ его видѣлъ въ первый разъ вчера и… левъ уже былъ при послѣднемъ издыханіи, такъ что теперь онъ уже, вѣроятно, околѣлъ; но это ничего не значитъ: изъ него навѣрное сдѣлаютъ чучелу и… Вы сказали, что это ваши дѣти, или той дамы?

— Нѣтъ, не мои…

— Ахъ, да, совершенно вѣрно! Думаете вы побывать… нѣтъ, это я уже спрашивалъ! На какомъ пароходѣ?.. виноватъ… это я тоже спрашивалъ… Въ какомъ отелѣ?.. Ахъ, да, вы уже это мнѣ сказали… Но же еще остается? Гм… да, такъ… Каковъ былъ переѣздъ… Нѣтъ, объ этомъ мы уже тоже говорили… Гм… гм… кажется, все!.. Bonjour!.. Очень радъ знакомству съ вами, mesdames… Очень… Очень… Честь имѣю кланяться…

1896