Пелам Вудхаус - Псмит в Сити
Порой кто-нибудь внушал надежду на что-нибудь получше, отправив медленного боулера в павильон или за границу поля, но несколько мячей спустя подобный же удар обязательно завершался простейшей поимкой. К пяти часам счет илсуортцев после семи периодов равнялся восьмидесяти одному, причем последний игрок удовольствовался нулем, а Майк не вышел из пятидесяти девяти. Поскольку вечером команда хозяев, включая Майка, намеревалась разойтись по домам или отправиться с вечерними визитами, калитки предполагалось убрать в шесть. Было очевидно, что надежды на победу у них не было никакой. Номер девятый в списке — Бэгли, хранитель поля — занял свой пост с инструкцией обеспечить ничью и с подробным советом мистера Смита, как это осуществить. Майк к этому времени начал быстро набирать очки, и не было оснований ожидать, что его игра изменится, однако Бэгли, сухой фитюлька, принадлежал к типу игроков, способных бросать пять часов подряд в жаркий августовский день без малейших симптомов утомления, упрямо выставлял биту перед каждым посланным в него мячом, и перспектива «холла» спасти игру все больше обретала реальность.
В без четверти шесть профессионал отбыл, остановленный на глупейшем числе восемь. Счет составил сто пятнадцать очков, из которых Майку принадлежали восемьдесят пять.
Следующим был долговязый юноша с пшеничными волосами, который на протяжении недели отличался прекрасными бросками за «холл». В предыдущих матчах он яростно бил по всему, что подвертывалось под биту, а против «зеленомундирников» набрал сорок за двадцать минут, пока Майк добавлял завершающие штрихи к своей сотне. Теперь однако, когда в ушах у него звенело предостережение гостеприимного хозяина дома, он предпочел неэффектный стиль игры в духе Бэгли. С мячом он обходился на манер игрока в крокет. Ласково отправлял его назад боулеру, если мяч летел прямо, или же холодно его игнорировал, если он летел мимо калитки. Майк, все еще блистая, ударом с полулета отбил мяч к границе и высоконаучными подрезками и косыми ударами довел свой счет до девяноста восьми. Общий итог Майка к этому моменту достиг ста тридцати, а стрелки часов — шести без пяти минут, и пшеничноволосый пропагандист крокета, подобно Бэгли, пал от последнего мяча жертвой глупейшей ошибки.
Мистер Смит, который всегда выходил на поле последним в своей команде и до сих пор за всю неделю не получил ни единого мяча, спустился по ступенькам павильона и был на полпути к полю, прежде чем удаляющийся бэтсмен успел сделать полдесятка шагов.
— Последний, — сказал Майку ловящий за калиткой. — Знаете, сколько вы набрали? Наверняка добрались почти до вашей сотни, не иначе.
— Девяносто восемь, — сказал Майк, который всегда считал свои перебежки.
— Черт, сколько? Смахивает на хороший финиш.
Майк первый мяч оставил в покое, как и второй.
Они летели настолько в стороне от калитки, что рисковать не стоило. Затем его захлестнуло волнение, когда третий мяч покинул руку боулера. Большой отскок! Он изготовился его поймать.
И в этот момент мистер Джон Бикерсдайк вошел в его жизнь поперек экрана.
Он прошел за миг до броска. Майк на долю секунды потерял мяч из вида и взмахнул битой вслепую. В следующую секунду его калитку перекосило, и «холл» проиграл матч.
— Извините, — сказал он мистеру Смиту. — Какой-то безмозглый идиот заслонил экран как раз, когда мяч был послан.
— Что! — загремел мистер Смит. — Какой дурак заслонил экран? — возопил он, взывая к Космосу.
— Вон он идет, кем бы он ни был, — сказал Майк.
Толстый коротышка в соломенной шляпе и летнем костюме шел по направлению к ним. Когда он приблизился, Майк увидел злобный узкогубый рот, полускрытый жиденькими усами, и еще он увидел, что за очками в золотой оправе слегка выпучиваются два бесцветных глаза, на вид такие же злобные, как и рот.
— Как поживаете, Смит? — сказал он.
— Привет, Бикерсдайк.
Некоторая внутренняя борьба, и из крикетиста мистер Смит превратился в гостеприимного хозяина. И завел дружескую беседу с новоприбывшим.
— Вы, я полагаю, проиграли матч, — сказал мистер Бикерсдайк.
Крикетист в мистере Смите вновь взял верх, однако рука об руку с гостеприимным хозяином. Он был раздосадован, но держал свою досаду в узде.
— Послушайте, Бикерсдайк, мой дорогой, — сказал он скорбно, — вам не следовало проходить мимо экрана. Вы отвлекли Джексона, и его выбили.
— Экрана?
— Такой белой штуковины, — сказал Майк. — Она поставлена не просто как украшение. Считается, что она дает бэтсмену шанс увидеть мяч. И ему куда как полезно, если люди прут мимо в ту секунду, когда боулер кидает.
Мистер Бикерсдайк побагровел чуть больше и намеревался ответить, но тут началось то, что спортсмены именуют «настоящей овацией».
Игру созерцала порядочная толпа зрителей, и они выразили свое одобрение игре Майка.
В подобных случаях у бэтсмена есть только один выход. Майк кинулся в павильон, оставив мистера Бикерсдайка стоять, где он стоял.
2. Майк узнает скверные новости
Когда Майк добрался домой, он ощутил какое-то уныние в воздухе. Его сестры обрадовались ему, как всегда. Джексоны женского пола вообще ликовали, потому что Джо набрал свою первую двойную сотню в первоклассном крикете. Двойные сотни нынче стали слишком обычными, и газеты особого внимания на них не обращают, тем не менее набрать их способен не всякий, и повод попраздновать был весомый, Майк прочел эту новость в вечерней газете еще в поезде и со станции отправил брату телеграмму с поздравлениями. Он прикинул, добьется ли он сам такого результата в первоклассном крикете. А почему бы, собственно, и нет, пришел он к выводу. Ему представились годы и годы крикета в первенствах графства.
Он был уроженцем графства, в котором поселился мистер Смит, и уже один раз выступал за него в начале каникул. Фурора его дебют не произвел, но тем не менее был многообещающим. То обстоятельство, что двое членов их команды сделали свои сотни, а третий — семьдесят с лишним, несколько затмило его собственные двадцать девять «в игре». Однако его броски по калитке были безупречными, и почти все газеты отметили, что появился еще один Джексон, видимо, вполне отвечающий семейным стандартам, так что в будущем от него можно ждать замечательных свершений.
Ощущение уныния в некоторой степени создавал его брат Боб и более явно — их отец. Боб выглядел несколько задумчивым, мистер Джексон — крайне встревоженным.
После обеда Майк коснулся этой темы с Бобом в бильярдной.
Боб апатично отрабатывал карамболи.
— В чем дело, Боб? — спросил Майк.
Боб положил кий.
— Черт меня подери, не знаю, — сказал Боб. — Но что-то есть. Отец из-за чего-то тревожится.
— Вид у него за обедом был прекислый.
— Я приехал сегодня часа за три до тебя. И перед обедом поговорил с ним. Но в чем дело так и не понял. Он вроде бы забрал в голову, чтобы я занялся чем-то теперь, когда я покончил с Оксфордом. Спрашивал, не могу ли я в следующем семестре подыскать репетиторскую работу или место учителя в какой-нибудь школе. Я сказал, что попробую. Не вижу только, почему такая спешка. Я-то надеялся, что он отправит меня попутешествовать по Европе, прежде чем я запрягусь.
— М-да, скверно, — сказал Майк. — Что бы это значило? А с Джо лучше некуда, верно? Давай-ка погоняем, а?
Слова Боба не натолкнули Майка на мысль о надвигающейся катастрофе. Конечно, казалось странным, что их отец, всегда такой мягкий, вдруг проникся духом «либо за дело принимайся, либо вон убирайся!» и потребовал, чтобы Боб «не тянул!», однако ему и в голову не пришло, что причина тут может быть серьезной. В конце-то концов начинать работать нужно. Скорее всего их отец просто напомнил Бобу об этом, а Боб сделал из мухи слона.
На половине партии в комнату вошел мистер Джексон и остановился, молча наблюдая за ними.
— Сыграем, отец? — сказал Майк.
— Нет, спасибо, Майк. Играете до ста?
— Нет, до пятидесяти.
— А! Значит, вы вот-вот кончите. А тогда я хотел бы, чтобы ты на минутку заглянул в мой кабинет, Майк. Мне надо с тобой поговорить.
— Странно, — сказал Майк, когда дверь закрылась. — В чем все-таки дело?
Как-никак, его совесть была чиста. В его отсутствие прислать из школы дурную характеристику никак не могли. Она пришла в начале каникул и была вполне приличной — ничего сверх ни в ту, ни в другую сторону. Мистер Даунинг, его наставник в Сэдли, быть может, сожалея, что так допекал Майка во время истории с Сэмми, хранил строгую умеренность во всех своих замечаниях. И обошелся с Майком куда лучше, чем он того заслуживал. Значит, мистера Джексона тревожили не вести из школы. А во всем остальном совесть Майка была чиста.
На шестнадцатом очке Боб бросил играть и убежал. Майк поставил кий на место и отправился в кабинет.
