Константин Шаповалов - Недремлющий глаз бога Ра
Пожав мне руку, Липский деловито взглянул на часы.
— Слушай, ты утреннюю "Дейли Телеграф" получаешь?
— Нет, а что? Я и вечернюю не получаю. Там что-то важное?
— Понятия не имею, — он с удовольствием оглядел свое отражение в покрытом спрессовавшимися слоями пыли трюмо. — Я просто так спросил. Для убедительности.
— А, для значимости? Тогда подожди, сейчас мой дворецкий доставит "Глобал Идиотс Ревю".
Веник повернулся к зеркалу боком и, по обыкновению, сильно ссутулился, отчего отражение превратилось в пыльный вопросительный знак.
— Звучит органично, надо будет взять на ум. Дипломы и паспорта купил?
— Я кивнул, надел выходной серый плащ, уже с год как ставший повседневным, и мы вышли из квартиры.
Красный ушастый «Запорожец» Липского застонал под тяжестью наших тел, попытался взреветь, конвульсивно дернулся и затих.
— Хорошие у него судороги! Скоротечные. Не иначе бруцеллез!?
— О, ему нужен только дружеский пинок под глушитель! — заверил шофер и выполз наружу.
Примерно со второго выхода машина вздрогнула, подумала и завелась.
Выбрызгав стылую ноябрьскую лужу на троицу задумчивых утренних алкашей, мы выскочили на проспект и резво покатили в сторону Триумфальной арки.
— Ну, ты великий шаман! — восхитился я. — И куда мы теперь?
— Рядом. Одно уютное местечко — московская резиденция компании "Фарма Трейд Интернейшнл". Тебя будут лицезреть, а затем дадут валюту.
— Стрипшоу?
— Экс-пе-ди-ци-я, — пояснил он тоном учителя младших классов.
— Но что-нибудь говорить мне нужно?
Веник натужно заскрипел сидением — это означало, что он небрежно развалился:
— Говорить буду я, а ты только улыбайся и делай вид, что всё понимаешь. Если правым глазом мигну, то подпишешь контракт, если левым — устроишь истерику. Смотри, не перепутай!
— Понял. Может, при входе песню спеть?
Партнер посмотрел на меня с сожалением:
— Не комплексуй. Практически, вопрос решен — твоя кандидатура фирму устраивает. Откровенно говоря, когда мы коснулись выбора напарника, на тебя указали раньше, чем я успел предложить. Даже удивительно, что они так хорошо информированы.
— В смысле?
— О наших с тобой достижениях. Разумеется, фирма располагала только сухими анкетными данными, но я добавил ряд ярких эпизодов из совместной научной деятельности…
— Представляю! — мне захотелось бежать. — Не иначе, как я трудился под твоим чутким руководством?
— Не понимаю, что тут обидного? Кто-то же должен быть главным! Короче, твой послужной список им известен, в том числе с моих слов. Их всё устраивает, хотя и с оговоркой…
Надо же — совсем как мою бывшую половину.
— С какой?
— Ну, они полностью доверяют моему выбору, потому что никого больше это не колышет. Возьму плохого напарника — мне же будет тяжелее. Взял бы жену, но негде!
Веник тоже всех устраивал с оговорками. И то не надолго.
Мы свернули, проскочили узкий дугообразный тоннель и вскоре припарковались напротив красивого трёхэтажного особняка с гипсовыми всадниками на циркульном фронтоне.
Никакой вывески над входом не было, но у резных дубовых дверей дежурил хмурый охранник в пятнистой униформе.
И откуда только берутся эти охранники? Вид у него был вовсе не грозный, а нелепый — как у пингвина в леопардовой шкуре. Тоже, наверное, замаскированный кандидат наук.
Липский молча кивнул ему и, с решительностью налогового инспектора, проследовал внутрь. А я просочился следом, испытывая маловразумительное желание извиниться и объяснить пингвину, что пришел по чистой случайности.
Миновав короткий коридор и ещё одну дверь, мы оказались в большом прямоугольном зале, разделенном на две половины черной пластиковой стойкой.
На противоположной стороне увлеченно болтали две высокомерные особы женского пола в индейской боевой раскраске, не удостоившие нас даже взглядом.
Почему-то я сразу решил, что они лесбиянки и, утратив естественный интерес, осмотрелся.
Безжизненный свет люминесцентных ламп резал глаза и проявлял погрешности декора, который, вместо подобающей солидности, придавал помещению вид вновь отремонтированного привокзального буфета. В лучших железнодорожных традициях пол здесь был покрыт уродливым рыжим ковролином, а стены убраны корзинками с искусственной зеленью и патологоанатомическими натюрмортами, изображавшими процесс гниения различной снеди.
Нет, неубедительно как-то проникал на родную землю иностранный капитал. По всему чувствуется, что с оговорками.
Липский, тем временем, деликатно кашлянул и постучал ключами по стойке, однако индейские жены не торопились заключать его в объятия.
— И пошли они, солнцем палимы, повторяя: "Суди его Бог"! — припомнил я.
— По-моему, тут явная натяжка, — возразил Веник. — Разве, отмахав тыщщу верст, крестьянин скажет: "Суди его Бог"? Нет, после такого перехода природный русский крестьянин должен сказать… — он призадумался.
Под воздействием изуверского дизайна во мне начала нарастать тупая, беспричинная злоба. И я неожиданно рявкнул:
— Девушки, пиво есть?
Те разом обернулись и с удивлением уставились на нас.
— Мы к господину Шривастава, — укоризненно глянув на меня, разрядил атмосферу партнер. — Наши фамилии Гвоздев и Липский.
Особа с прической как у Большого Змея пошушукалась с переговорным устройством, после чего из бокового коридора вышел другой академик в хаки и повёл нас запутанными переходами в недра транснациональной компании "Фарма Трейд".
Господин Шривастава ожидал нас в огромной, отделанной в стиле русского барокко комнате для приемов. Внешне он смахивал на молодого мангуста и за дело взялся с подобающей этому ловкому зверьку стремительностью: одним духом пожал нам руки, вручил визитку, предложил кресла и уселся сам.
Говорил он легко, с едва ощутимым акцентом:
— Hi, gentlemen! How are you doing, господин Гвоздев. Меня зовут Атэф. Мое краткое имя. Especially for friends. Зовите меня Атэф, хорошо?
Меня не обрадовал такой быстрый переход из варяг в греки. Выждав, на случай если он соберётся поместить ноги на стол, я ответил:
— ОК, господин Шривастава. А вы зовите меня просто «Гвоздь». It's my short name. Все близкие зовут меня "Гвоздь".
Мангуст на глазах превратился в выскочившего из норки и удивившегося миру суслика, а Липский незаметно наступил мне на ногу.
— Да, Атэф, у нас так принято. Меня тоже все называют «Веник». Для краткости.
Шривастава с сомнением покачал головой:
— Странные традиции. Кажется, вениками у вас подметают пол?
Я собрался спросить, для чего у них применяются атэфы, но Липский снова надавил ботинком:
— Мы не обижаемся. В русском языке даже слово «дурак» используется для поощрения. Например, когда я защитил диплом, в общаге все сказали: "Ну ты и дурак!" Это значит, что меня поздравили. Understand?
Тот слегка развел руками:
— У американцев тоже так принято. Слово «crazy» у них не несет негативной оценки. But come back to reality, gentlemen! — он потянулся к столу и открыл солидную, коричневую кожаную папку с золотым тиснением. — Господин Гвоздев, обычно мы проводим с кандидатами предварительное собеседование, но в вашем случае можно считать, что оно уже состоялось. Господин Липский достаточно проинформировал нас о ваших достоинствах, поэтому прошу ознакомиться с контрактом.
Мною в этот момент владели два равных по силе, но абсолютно несовместимых желания: получить работу, которая разом решала все жизненные трудности, и послать в Африку Атэфа, а самому продолжить повышение сантехнической квалификации. Возобладало первое, поскольку на его стороне оказался голос рассудка — тихий, но убедительный.
Я взял две прозрачные папки с разноцветными документами, отыскал нужные листы, подписал и вернул новому боссу. Не вышло из меня честного золотаря!
Шривастава быстро скользнул по мне цепкими карими бусинками и отдал одну обратно:
— Take it back. Это ваш экземпляр. Но не оставляйте дома, а возьмите с собой — документы вам потребуются. Теперь о деле: технические детали поездки мы уже обговаривали с господином Липским, поэтому повторяться не буду. Напомню только, что вы не должны разглашать информацию, связанную с работой на компанию. Это понятно?
Пришлось изобразить понимание с одновременной готовностью броситься на амбразуру. Сложная, на самом деле, эмоция — чуть скулы не вывихнул!
— Путешествие продлится месяцев пять-шесть. Как вы намерены объяснить друзьям и близким свое отсутствие?
— Некому объяснять. Соседка, которой я на время оставляю кошку, не интересуется причинами, а общаюсь я мало с кем.
— Ничего, — пришел на выручку партнер, — разбогатеешь, так и друзья появятся!
— А женщины? — не поведя бровью, уточнил Атэф. — Любовь, как это у вас принято?