Фаина Раневская - Самые нужные афоризмы Раневской для самого нужного места. 500 цитат великой Мули
— Стареть скучно, но это единственный способ жить долго.
//__ * * * __//
— Старость, — говорила Раневская, — это время, когда свечи на именинном пироге обходятся дороже самого пирога, а половина мочи идет на анализы. //__ * * * __//
— Старость — это когда беспокоят не плохие сны, а плохая действительность.
//__ * * * __//
Раневская сказала Зиновию Паперному:
— Молодой человек! Я ведь еще помню порядочных людей. Боже, какая я старая!
//__ * * * __//
— Воспоминания — это богатства старости.
//__ * * * __//
— Успех — единственный непростительный грех по отношению к своему близкому.
//__ * * * __//
— Спутник славы — одиночество.
//__ * * * __//
— Одиночество как состояние не поддается лечению.
//__ * * * __//
— Когда у попрыгуньи болят ноги, она прыгает сидя.
//__ * * * __//
— Оптимизм — это недостаток информации.
//__ * * * __//
Подводя итоги, Раневская говорила: — Я родилась недовыявленной и ухожу из жизни недопоказанной. Я недо...
//__ * * * __//
— У меня хватило ума прожить жизнь глупо.
— Жизнь моя. Прожила около, все не удавалось. Как рыжий у ковра.
//__ * * * __//
— Всю свою жизнь я проплавала в унитазе стилем баттерфляй.
//__ * * * __//
— Ничего, кроме отчаяния от невозможности что-либо изменить в моей судьбе.
//__ * * * __//
«Для меня всегда было загадкой — как великие актеры могли играть с артистами, от которых нечем заразиться, даже насморком. Как бы растолковать бездари: никто к вам не придет, потому что от вас нечего взять. Понятна моя мысль неглубокая?»
(Раневская, из зап. книжки)
//__ * * * __//
Раневская говорила:
— Птицы ругаются, как актрисы из-за ролей. Я видела, как воробушек явно говорил колкости другому, крохотному и немощному, и в результате ткнул его клювом в голову. Все как у людей.
//__ * * * __//
— Яне признаю слова «играть». Играть можно в карты, на скачках, в шашки. На сцене жить нужно.
//__ * * * __//
— Это не театр, а дачный сортир. В нынешний театр я хожу так, как в молодости шла на аборт, а в старости рвать зубы. Ведь знаете, как будто бы Станиславский не рождался. Они удивляются, зачем я каждый раз играю по_ новому.
//__ * * * __//
О новой актрисе, принятой в театр «Моссовета»:
— И что только не делает с человеком природа!
//__ * * * __//
— У нее не лицо, а копыто, — говорила об одной актрисе Раневская.
//__ * * * __//
— Смесь степного колокольчика с гремучей змеей, — говорила она о другой.
//__ * * * __//
Главный художник «Моссовета» Александр Васильев характеризовался Раневской так: «Человек с уксусным голосом».
//__ * * * __//
О коллегах-артистах:
— У этой актрисы жопа висит и болтается, как сумка у гусара.
— У него голос — будто в цинковое ведро ссыт.
//__ * * * __//
Об одном режиссере:
— Он умрет от расширения фантазии.
//__ * * * __//
— Пипи в трамвае — все, что он сделал в искусстве.
//__ * * * __//
Раневская о проходящей даме: — Такая задница называется «жопа-игрунья».
//__ * * * __//
А о другой: «С такой жопой надо сидеть дома!»
//__ * * * __//
Обсуждая только что умершую подругу-актрису:
— Хотелось бы мне иметь ее ноги — у нее были прелестные ноги! Жалко — теперь пропадут.
//__ * * * __//
Однажды Раневская участвовала в заседании приемной комиссии в театральном институте.
Час, два, три.
Последней абитуриентке в качестве дополнительного вопроса достается задание:
— Девушка, изобразите нам что-нибудь очень эротическое, с крутым обломом в конце.
Через секунду приемная комиссия слышит нежный стон:
— А... аа... ааа... Аа-а-а-пчхи!!!
//__ * * * __//
Раневская и Марецкая идут по Тверской. Раневская говорит:
— Тот слепой, которому ты подала монетку, не притвора, он действительно не видит.
— Почему ты так решила?
— Он же сказал тебе: «Спасибо, красотка!»
//__ * * * __//
Встречаются Раневская и Марлен Дитрих.
— Скажите, — спрашивает Раневская, — вот почему вы все такие худенькие да стройненькие, а мы — большие и толстые?
— Просто диета у нас особенная: утром — кекс, вечером — секс.
— Ну, а если не помогает?
— Тогда мучное исключить.
//__ * * * __//
— Критикессы — амазонки в климаксе.
//__ * * * __//
— Когда нужно пойти на собрание труппы, такое чувство, что сейчас предстоит дегустация меда с касторкой.
//__ * * * __//
— Деляги, авантюристы и всякие мелкие жулики пера! Торгуют душой, как пуговицами.
//__ * * * __//
Режиссера Варпаховского предупреждали: будьте бдительны. Будьте настороже. Раневская скажет вам, что родилась в недрах МХАТа.
— Очень хорошо, я и сам так считаю.
— Да, но после этого добавит, что вас бы не взяли во МХАТ даже гардеробщиком.
— С какой стати?
— Этого не знает никто. Она все может сказать.
— Я тоже кое-что могу.
— Не делайте ей замечаний.
— Как, вообще?!
— Говорите, что мечтаете о точном психологическом рисунке.
— И все?
— Все. Впрочем, этого тоже не говорите.
— Но так же нельзя работать!
— Будьте бдительны.
— Фаина Георгиевна, произносите текст таким образом, чтобы на вас не оборачивались.
— Это ваше режиссерское кредо?
— Да, пока оно таково.
— Не изменяйте ему как можно дольше. Очень мило с вашей стороны иметь такое приятное кредо. Сегодня дивная погода. Весной у меня обычно болит жопа, ой, простите, я хотела сказать спинной хрэбэт, но теперь я чувствую себя как институтка после экзамена... Посмотрите, собака! Псина моя бедная! Ее, наверно, бросили! Иди ко мне, иди... погладьте ее немедленно. Иначе я не смогу репетировать. Это мое актерское кредо. Пусть она думает, что ее любят. Знаете, почему у меня не сложилась личная жизнь и карьера? Потому что меня никто не любил. Если тебя не любят, нельзя ни репетировать, ни жить. Погладьте еще, пожалуйста...
— Все, что вы делаете, изумительно, Фаина Георгиевна. Буквально одно замечание. Во втором акте есть место, — я попросил бы, если вы, разумеется, согласитесь...
Следовала нижайшая просьба.
Вечером звонок Раневской:
— Нелочка, дайте мне слово, что будете говорить со мной искренне.
— Даю слово, Фаина Георгиевна.
— Скажите мне, я не самая паршивая актриса?
— Господи, Фаина Георгиевна, о чем вы говорите! Вы удивительная! Вы прекрасно репетируете.
— Да? Тогда ответьте мне: как я могу работать с режиссером, который сказал, что я говно?!
//__ * * * __//
Кино — заведение босяцкое.
//__ * * * __//
О своих работах в кино: «Деньги съедены, а позор остался».
//__ * * * __//
— Сняться в плохом фильме — все равно что плюнуть в вечность.
//__ * * * __//
— Получаю письма: «Помогите стать актером». Отвечаю: «Бог поможет!»
//__ * * * __//
— Когда мне не дают роли, чувствую себя пианисткой, которой отрубили руки.
//__ * * * __//
— Жемчуг, который я буду носить в первом акте, должен быть настоящим, — требует капризная молодая актриса.
— Все будет настоящим, — успокаивает ее Раневская: — Все: и жемчуг в первом действии, ияд — в последнем.
//__ * * * __//
Раневская всю жизнь мечтала о настоящей роли. Говорила, что научилась играть только в старости. Все годы копила умение видеть и отражать, понимать и чувствовать, но чем тверже овладевала грустной наукой существования, тем очевиднее становилась невозможность полной самореализации на сцене. Оказалось, нет для нее ни Роли, ни Режиссера.
Роль не придумали. Режиссер не родился.
//__ * * * __//
Увидев исполнение актрисой X. роли узбекской девушки в спектакле Кахара в филиале «Моссовета» на Пушкинской улице, Раневская воскликнула: «Не могу, когда шлюха корчит из себя невинность!»
//__ * * * __//
Раневская хотела попасть в труппу Художественного театра.
Качалов устроил встречу с Немировичем-Данченченко. Волнуясь, она вошла в кабинет. Владимир Иванонович начал беседу — он еще не видел Раневскую на сцене, но о ней хорошо говорят. Надо подумать — не войти ли ей в труппу театра. Раневская вскочила, стала кланяться, благодарить и, волнуясь, забыла имя и отчество мэтра: «Я так тронута, дорогой Василий Степанович!» — холодея произнесла она. «Он как-то странно посмотрел на меня, — рассказывает Раневская, — ия выбежала из кабинета, не простившись». Рассказала в слезах все Качалову. Он растерялся — но опять пошел к Немировичу с просьбой принять Раневскую вторично. «Нет, Василий Иванович, — сказал Немирович, — и не просите; она, извините, ненормальная. Я ее боюсь».
//__ * * * __//
Однажды, посмотрев на Галину Сергееву, исполнительницу роли «Пышки», и оценив ее глубокое декольте, Раневская своим дивным басом сказала, к восторгу Михаила Ромма, режиссера фильма: «Эх, не имей сто рублей, а имей двух грудей».
//__ * * * __//
Осенью 1942 года Эйзенштейн просил утвердить Раневскую на роль Ефросиньи в фильме «Иван Грозный». Министр кинематографии Большаков решительно воспротивился и в письме секретарю ЦК ВКП(б) Щербакову написал: «Семитские черты Раневской очень ярко выступают, особенно на крупных планах».
