Александр Маленков - Красные огурцы
Анжелика сделала жест в сторону громады загородного дома, показывая, из какого именно мира она собиралась вырваться.
— Я одинокая, но не сломленная женщина, — быстро добавила она, почувствовав замешательство будущего наставника. — А вы, я вижу, человек благородный и не откажетесь протянуть руку помощи.
— А ваш муж… — начал было Антон.
— Он меня не понимает.
— А как же интерьер?
— Ты такой смешной! — Анжелика шлепнула Антона по коленке, расхохоталась и покинула веранду, покачивая атласными бедрами.
Анжелика всегда прибегала к этому приему, если разговор заходил в тупик, то говорила: «Ты такой смешной!» и уходила, давая возможность собеседнику наблюдать дивный контраст между ее узкой талией и широкими бедрами. Собеседник оставался в недоумении, с ощущением смехотворности своей логики перед великим женским началом.
«Какая интересная женщина!» — подумал Антон. С этой невинной мысли началось разрушение размеренной жизни дизайнера интерьеров Антона Опушкина, повлекшее позже события государственного масштаба.
3
Не теряя времени, Анжелика наведалась в художественный магазин и приобрела там этюдник, масляные краски, картон и обойму кисточек. Одну из пустующих комнат она назвала мастерской и принялась энергично переносить краски на грунтованный картон.
С появлением хозяйки отделка дома пошла бойчее. Она показала Антону альбом «Версаль. История роскоши» и сказала: «Что‑нибудь типа этого». И уже на следующий день по всем строительным рынкам Москвы и Подмосковья поскакали гонцы скупать лепнину, канделябры и золотую краску. Работа закипела, Антон проводил в Володином доме по десять часов в день. Из‑под пыльного целлофана и штукатурки начали проклевываться ростки чего‑то версальского.
Закипели и отношения с Анжеликой. Она, надев передник поверх пеньюара, приводила дизайнера в мастерскую, показывала перепачканный красками картон и с интонацией больного на обследовании спрашивала: «Ну как?» Антон честно отвечал, что никак, что Анжелике надо начинать с азов рисунка. Любая его реплика, содержащая слова «цвет», «свет» или «перспектива», встречала бурную реакцию начинающей художницы. «Ты открыл мне новый мир!» — восклицала Анжелика.
За несколько дней общения с ученицей Антон получил большую порцию восхищения своими художественными талантами, чем за всю предыдущую жизнь. Его называли гением, мастером, творцом и даже один раз маэстро. От такого обращения Антон совершенно размяк — ему начало казаться, что Анжелика действительно подает надежды. К тому же она очень волновала его как женщина, и Антон прилагал усилия, чтобы скрыть это, к восторгу Анжелики, читавшей эмоции мужчин как открытую книгу.
Как‑то в середине дня, проведя инспекцию купленных дубовых панелей для обшивки каминного зала и одобрив их, Антон снова оказался в мастерской. Радостный июньский свет заливал ее сквозь панорамные окна. В жарких лучах кружились пылинки ремонта; слегка вспотевшая Анжелика стояла в своем переднике подле этюдника и молча ждала реакции наставника на рисунок гипсового шара. Рисунок никуда не годился, тени лежали неправильно, и Антон принялся горячо объяснять законы светотени.
— Понимаешь, Анжелика, — начал он, — тень на шарообразной поверхности сгущается, сгущается, но не до конца, ближе к драпировке есть рефлекс…
Антон запнулся. Его художественное чутье подсказывало, что на самом деле ученица вполне преуспела в воплощении идеала шарообразной поверхности. Только не на картоне, а в самой себе. Грудь Анжелики выпирала из широкого выреза передника, и тени распределялись по груди так, как не нарисует ни один художник. Антон сглотнул и облизнулся, стараясь вспомнить, что именно он хотел сказать про рефлекс и драпировку. Анжелика знала этот взгляд — плод созрел. Она сделала шаг и впилась губами в свою жертву. Антон попятился, совершая вялые действия руками, как будто пытался одновременно обнять ученицу и оттолкнуть ее.
Как и всякий профессионал, он имел свои правила. Одно из них гласило — не заводить романов с клиентами. Но правило это было непостоянным. Когда попадалась симпатичная клиентка и роман с ней не грозил осложнениями, Антон выключал правило. А потом опять включал. Замужние клиентки были веским поводом оставаться принципиальным, и про Анжелику Антон сразу решил, что правило есть правило. Пятясь от ее поцелуя, он еще раз мысленно взвесил все за и против, вспомнил кислые мины охранников Володи и нашел в себе силы остановиться.
— Анжелика… — просипел он и, откашлявшись, начал снова: — Анжелика, мы не должны…
— Ах, я так и знала! — воскликнула Анжелика. — Я такая дура! Как я могла подумать, что понравлюсь такому мужчине, как ты!
— Дело не в этом! Ты замужем. Это было бы неправильно и непрофессионально…
Анжелика отступила и внимательно посмотрела на Антона. Сопротивление! Это то, что она любила больше всего. Антон в свою очередь смотрел на Анжелику. Женщина, с которой у него еще ничего не было, но вот‑вот могло бы быть, — его любимый тип женщин. Так они стояли и любовались друг другом, пока Антон не заметил, что Анжелика снова начала медленно приближаться.
— Анжелика, — произнес он, отступая, — ты красивая девушка. Возможно, в другой жизни мы могли бы быть счастливы вместе, но… Ты замужем, а я отношусь к этому серьезно.
— Что же делать? — деловито осведомилась Анжелика.
— Страдать, — ответил Антон, немного подумав. — Нам, творческим натурам, это полезно. Это облагораживает и позволяет выразить эмоции в творчестве.
«Евгеньич!» — раздался из глубин дома зычный голос прораба.
— Мне пора, — произнес Антон и выскользнул из мастерской, раздираемый противоречивым ощущением, что он дурак и молодец одновременно.
Мысль о благородстве страданий показалась Анжелике чрезвычайно освежающей. В этом было что‑то от лошадей, несущихся во весь опор, от молний, освещающих башни замка в полночь, и тому подобных образов, подаренных ей Анн и Сержем Галон. «Как это прекрасно! — подумала она, вытирая тряпкой взмокшие подмышки. — Страдать! А дизайнер еще интереснее, чем я думала». Запретная любовь под сводами недостроенной дачи — опыт, который ей явно стоило пережить, чтобы еще дальше продвинуться по пути между Жанной из Магнитогорска и Анжеликой из книжки.
Не имея привычки откладывать дела, она взяла телефон и отправила Антону сообщение такого содержания: «Антуан! Судьба распорядилась, чтобы мы были несчастны. Я страдаю. А ты?)))»
Получив это сообщение, Антон задумался. Анжелика открывалась ему с новой стороны. До сих пор он считал ее соблазнительной, но недалекой и избалованной женщиной. Теперь оказалось, что это сердце могло страдать. Возможно, как раз такая девушка могла бы составить его счастье — красивая и тонко чувствующая, называющая его «маэстро». Поразмыслив, он написал ответ: «Анжелика, я в смятении. И впервые за долгие годы мне снова хочется рисовать».
4
За две недели страсти этой переписки разгорелись, съехав от стиля романтической поэмы к стилю эротического романа.
«Я так хочу тебя!)))» — писала Анжелика.
«Я тоже, но нам нельзя!» — отвечал Антон.
«Я в ванной голая)))» — сообщала Анжелика.
«Как жаль, что я не могу быть рядом!» — восклицал Антон.
«Мой муж стоит на пути нашего счастья)))» — вспоминала Анжелика.
«Будем страдать», — напоминал Антон.
«Я страдаю))) а ты)?))»
«Безмерно».
Привычка Анжелики использовать смайлики вместо знаков препинания, вызванная явным непониманием смысла как первых, так и вторых, умиляла Антона. Смутное ощущение, что вот такая переписка как‑то специально называется, заставила Анжелику полезть в Интернет и обогатиться термином «эпистолярный». От этого она почувствовала себе еще более возвышенно и романтично. «Как все романтично, — думала она, — как все эпистолярно!» Муж Володя неожиданным образом тоже возвысился в ее глазах, превратившись из усталого и задерганного бизнесмена в препятствие на пути к счастью двух страдающих сердец. Что бы он ни делал — засыпал ли в кресле перед телевизором или жадно ужинал, уткнувшись в телефон, — все это теперь приобретало демонический окрас. «Тиран! — думала Анжелика, с некоторой нежностью глядя на мужа, выскакивающего из бани помочиться на забор. — Ссыт на забор, а сам в это время рушит чье‑то счастье».
Она бы очень удивилась, узнав, что ее муж Володя тоже живет тайными страстями, причем очень похожего свойства. Женившись на Анжелике два года назад, он думал, что берет в жены милую провинциалку, которая будет льстить его самолюбию своей красотой и скрашивать его будни своим очарованием. Он представлял, как повезет ее за границу, проведет по магазинам, покажет все чудеса мира, которые можно купить за деньги, а взамен получит благодарность и восторг. Восторг, который он в свои пятьдесят четыре года уже давно разучился испытывать, но который можно заново пережить, глядя на мир глазами юного существа. Володя представлял, как он входит с Анжеликой под руку на мероприятие и слышит завистливый шепот приятелей: «Петрович какую себе отхватил!» Представлял вечера у телевизора в обнимку с упругим телом Анжелики и весь тот уют, который только может создать женщина в жизни мужчины. А главное, Володя хотел, чтобы после свадьбы из его жизни навсегда ушла необходимость думать о женщинах. Вернее сказать, проститутках, которых он нанимал не столько из подлинного желания, сколько из чувства долга.
