Михаил Дайнека - Новые байки со «скорой», или Козлы и хроники
Словом, грамотно коллеги порезвились, содержательно.
Обижаться я на них особенно не стала. Развели и развели, новичку положено. К тому же и сама могла бы поработать головой. Ну какие, на фиг, мины могут быть на территории Университета? Тем более немецкие.
А вот дальше…
Ну не могло так просто мое первое скоропомощное дежурство завершиться! Просто по определению не могло.
Так что дальше получилось больше.
Глубокой ночью, благополучно сдав в больницу очередной инфаркт, мы с надеждой отдохнуть ехали на станцию. Внезапно, разбивая вдребезги мечты чуток поспать, засипела рация. Тоже новейшая стратегическая разработка, я уже помалу разбираться начала. Времен Очакова и покоренья Крыма.
Нас вызывала Центральная диспетчерская «скорой помощи».
— Бригада номер (прозвучал наш номер), вызывает Центр!
— Слушаем вас, Центр, — мрачно отозвался доктор.
— Бригада номер (снова прозвучал наш номер), вы где?
— Мы — здесь, — содержательно ответил мрачный доктор.
— Здесь — это где? — сурово уточнил Центр.
— У больницы Ленина, — еще мрачнее отозвался доктор.
— А какого черта вы у больницы Ленина, если вы уже как полчаса должны быть на Крещатике? — грозно вопросил неугомонный Центр.
Доктор опешил:
— На каком Крещатике?
— В Киеве один Крещатик!
Доктор начал заикаться:
— В к-каком Киеве?!
Центр с подозрением спросил:
— Вы там что, радиоактивной черешней обожрались?
Доктор выглядел так, словно без кастинга угодил в участники реалити-шоу Иоанна Богослова «Апокалипсис».
— Короче, — грозно подытожил Центр, — если через пять минут не будете на адресе, считайте, вы уволены!
На этом связь прервалась. Почему-то вся бригада, включая водителя, дружно посмотрела на меня.
— Я в Киев на Крещатик не могу. Мне к первой паре в институте надо быть, — на всем серьезе сообщила я.
Обалдевший доктор немедленно связался с Центром сам. По той же самой рации. Центр, выслушав галиматью про Киев и Крещатик, мягко посоветовал ему прилечь и протрезветь. Как-то даже слишком мягко посоветовал. Уточнять, какой это на сей раз оказался Центр и не надо ли нам всем сейчас же ехать на Арбат, к примеру, доктор не отважился.
Пришлось признать, что несколько минут назад мы по нашей маломощной рации, которая и в городе-то глючит через раз, в самом деле говорили с Киевом.
Крайней в этом казусе назначили меня.
— Ну хорошо, мы тебя разыграли. Ладно, ты нам отплатила. Но как, — утеряв всю свою мрачность и суровость, допытывался доктор, — как?! Объясни, будь человеком, как ты это сделала?
Остаток ночи я с пеной у рта доказывала всем, что я здесь ни при чем. Рацию не трогала, радиоволной паранормальным способом не управляла, в чертовщине до сих пор не была замечена. До тех пор, пока я с ними не связалась.
Всё равно коллеги не поверили. Мало того что поспать не дали, до утра пытая, что да как, так еще на всю подстанцию ославили. Будто бы в моем присутствии жуть с мрачным уклоном завсегда случается, а по ночам особенно. В неуставных отношениях с нечистой силой прямо обвинили, можно так сказать.
А впрочем — не без основания, замечу я, друзья, не без основания…
Дело об утраченной покойнице
Всяческая чертовщина на мою в те времена еще украшенную буйной гривой голову в самом деле постоянно сыпалась. Хуже перхоти цеплялась, ей-же-ей. С первого самостоятельного выезда.
Напомню, я тогда на «скорой» фельдшерила.
Фельдшер, понятное дело, не врач, поэтому он посылается на вызовы попроще. Ну, скажем, «упал». Или «травма руки». А то и вовсе «умер под вопросом». Есть такая фишка на «скорой». То есть пациент вроде уже и мертв, а родственники всё еще надеются на лучшее. А иной раз чада с домочадцами к телу попросту боятся подойти — воскреснет не дай Бог.
Вот на дебют такой вопрос мне и достался. Старушка девяноста с лишним лет. Умерла как будто. Под вопросом.
Поверх аппаратуры добрые коллеги нагрузили меня ценными советами. Все рефлексы, говорят, как следует проверь, кардиограмму трупу обязательно сними, а для гарантии еще нашатыря шприцем под кожу засади. По особо прогрессивной импортной методике. Если тело даже после этого тебе по морде не заедет, значит, всё океюшки.
По молодости лет и живости характера я далеко не сразу поняла, что спешить на «скорой» нужно медленно. Не спешишь — вопрос, глядишь, и рассосется.
Но я же в первый раз одна на вызов ехала!
Ответственность, опять же, долг зовет!
Короче, подхватилась я, в машину прыгнула и ну как со всем пылом неофита водителю накручивать хвоста: давай быстрее, говорю, гони, вдруг жива еще моя старушка! А тут я: привет тебе, привет…
А водитель у меня был опытный и мудрый. Уж он-то прекрасно понимал, что вся моя восторженность через месяц-два сама собой пройдет, и потому мне даже не перечил. К тому ж всегда забавно посмотреть на неофита, а на ревностного и усердного — вдвойне.
Так что к адресу мы подкатили во всем великолепии — с сиреной и мигалкой. Я ласточкой со всей аппаратурой и ценными советами на последний (разумеется!) этаж взлетела, палец к звонку протянула — ан нет звонка, лишь пара обгоревших проводочков из стены торчит. И вообще вся лестница — мрачняк, дом-то древний, чуть не аварийный.
Так, думаю, приплыли, началось.
Я осторожно постучала. Никакой реакции. Я постучала громче. Тишина. Я кулаками в дверь замолотила. Стучу я, колочу — безмолвствует народ, как будто все в квартире оптом вымерли. Но кто-то же на «скорую» звонил?!
Я на всякий случай к двери ухо приложила. Прислушалась. Нет, вроде ничего. Еще прислушалась — нет, вроде что-то мнится. Будто кто-то стонет там, внутри. Едва-едва, заупокойно так. И чем сильнее я прислушиваюсь, тем яснее мнится.
Я вниз к водителю: давай, мол, дверь ломать, там в квартире кто-то стонет-загибается. Водитель объявил, что почему-то он ничуть не сомневался, что со мной он точно не соскучится, но самолично дурью маяться не стал. Отослал меня обратно на этаж, а сам поехал в отделение милиции. Благо рядом было, за углом.
Уж не знаю, что и как он там народу объяснил, но буквально через несколько минут на площадке объявились два сержанта. На меня взглянули с недоверием, но дверь с петель без лишних сложностей снесли. Дюжие сержанты подвернулись.
Помните такую детскую страшилку: в черном-черном доме, на черной-черной лестнице, в черной-черной комнате?..
Так примерно там и оказалось. В квартире никого и ничего. Пусто там. Совсем. Сюрреализм такой: следы пожара старого, копоть на стенах и потолке. Света нет, паркета тоже нет, мебели вообще в помине нет. В сортире унитаза даже нет, я и туда на всякий случай заглянула. Ну и замогильно стонущей покойницы, понятно, тоже нет.
Классно первый вызов отработала. Реанимировать мне некого, констатировать, опять же, тоже некого. Труп от осмотра злостно уклонился.
Рассосалась у меня старушка под вопросом. А вопрос оставила.
А тут еще и дюжие менты на меня нехорошо уставились…
Кромешный детектив, короче говоря. Дело об утраченной покойнице. Перри Мейсон отдыхает, Шерлок Холмс уныло курит в сторонке. И явно не табак, потому как по-другому этот глюк всё равно никак не объясняется.
А сержанты на меня и впрямь неласково уставились:
— Ну-с, и где же тело? — говорят.
Нашли чего спросить: будто бы они со мной квартиру не обшарили!
— Так черт же его знает, — отвечаю.
А у ментов в глазах уже такое что-то, протокольное:
— Черт не свидетель, к делу не пришьешь. Колись, где труп?!
Колюсь:
— Не знаю, — говорю. — Украли, может быть?
Подозрение в задумчивых глазах ментов крепчало как мороз.
— А звуки, — говорят, — которые вы якобы здесь слышали? Какие звуки, а?
Я рада бы соврать, да вроде нечего:
— Послышалось, наверное, — я честно говорю. — Заупокойные такие звуки мне помстились, замогильные…
Сержанты странно так переглянулись.
— Какие? — осторожно уточняют у меня. — Какие? Замогильные?!
Всё, чую, если не в ментовку, то в дурдом сегодня точно попаду.
— Ну да, какие-то такие, — говорю, — вот примерно как сейчас на лестнице. Не слышите?
Мы в квартире содержательно общались.
А на лестнице и впрямь какой-то шум. Уж теперь-то явно не одной мне что-то мнится-слышится. Будто там сначала что-то заунывно заскрипело, кто-то гулко ойкнул, охнул там и глухо захрипел. Замогильно захрипел опять-таки, клянусь, так что мы уже втроем переглянулись.
А дальше слышим мы на лестнице шаги. Словно кто-то или что-то к нам сюда, в квартиру, поднимается. И ведь нечто же и впрямь там поднимается. Мерной поступью, неотвратимо, тяжело, грозными нездешними шагами. В черном-черном доме, по черной-черной лестнице, к черной-черной комнате…
