Иван Стаднюк - Максим Перепелица

Случилось, что на учениях нашу наипервейшую и наи­славнейшую роту постигла такая неудача, что вспоминать тяжело. Оскандалились мы перед самим командиром ди­визии.

Поставили нас тогда на главном направлении ба­тальона. Вначале подготовились мы для оборонительного боя. Зарылись в землю, траншеи соорудили такие, что зи­мовать в них можно.

А за широкой лощиной, на склонах высоты, окопался «противник» – солдаты нашего же полка. И предстояло нам его «разгромить».

Старательно готовились мы к атаке, хотя нас артилле­рия и танки должны были поддерживать.

На второй день учении утро выдалось свежее, про­хладное. Трава вокруг поседела от росы, к земле при­льнула. А в лощине, за которой «противник» находился, вроде молочная река разлилась: туман, каких я еще не видел в этих местах, – густой-прегустой. Стоит и не ше­лохнется, прячет не только всю лощину, но и ее противо­положные скаты. Чудится, что молочная река до самою горизонта разлилась. Смотришь поверх тумана, и взгляду не на чем остановиться – бежит он к белым, таким же, как туман, облакам, обложившим край неба, и кажется, что впереди раскинулась заснеженная равнина без конца и края.

Скоро наступать будем. Но легко сказать – наступать. Попробуй в таком тумане не заблудиться, попробуй найти тот дзот, который намечено атаковать нашему отде­лению. А может, туман на руку: удастся незаметно про­браться к «противнику» и – как снег на голову?

И вдруг приказывает мне младший сержант Левада отправиться в распоряжение командира роты. Потребовалось заменить связного от нашего взвода. У старого связ­ного, видите ли, живот внезапно разболелся. И что это за солдат, если у него живот болит?

Побежал я к окопу, где находился командный пункт старшего лейтенанта Куприянова, а там пусто. Один радист сидит у рации, да связные от других взводов в со­седнем окопчике прохлаждаются.

– Связной от второго взвода? – спрашивает у меня радист. – Дуй на энпе батальона. Комроты там. Доложи, что явился.

Так и зачесался у меня язык, чтобы разъяснить ра­дисту, как надо разговаривать с рядовым Перепелицей, да время не терпело.

Наблюдательный пункт батальона – на маленькой вы­сотке, каких здесь много. Бегу напрямик через жнивье к этой высотке и уже издали замечаю, что там какое-то большое начальство. Насчет начальства у меня нюх тон­кий – на расстоянии чую. И еще знаю, что мозолить ему глаза без надобности не следует. А потому решил свер­нуть налево и подойти к высотке со стороны. В боевых условиях к наблюдательному пункту нельзя идти в откры­тую. Вот и стал я подползать. А самого все же интересует, что там за начальство…

Первым я приметил в группе офицеров нашего коман­дира роты. Стоит он, руки по швам, не шелохнется. Офи­церы на него смотрят, а один – в светлосерой шинели – указывает пальцем в карту, которую держит в руках, и что-то говорит. Я ближе подполз, и стали слова этого начальника до меня долетать. Но лучше бы мне их не слышать: до того горько от тех слов стало, что в груди защемило, особенно когда разглядел на плечах началь­ника генеральские погоны. Это же сам командир дивизии!

– Вас постигла неудача, товарищ Куприянов, – го­ворит генерал. – Ваше боевое охранение проглядело «про­тивника», дало ему возможность незаметно уйти. Теперь ищите выход из положения. Или, может, другой роте предоставить такую возможность?

– Разрешиге моей, – сказал Куприянов. И вроде спо­койно он сказал, но почудилось мне, что голос у него чуть дрогнул.

– Действуйте, – сказал генерал. – Но командира ба­тальона держите в известности.

А комбат наш – тут же рядом. Сердито так смотрит на старшего лейтенанта. Но разве виноват командир роты, что туман в лощине? Да при такой видимости скирду со­ломы из-под носа можно утянуть и не заметишь!

Старший лейтенант Куприянов взял под козырек, по­вернулся кругом и побежал к своему командному пункту. Еле успел я догнать его…

Дотемна вел нас командир роты через болото. Петлять много пришлось. Ведь болото не везде проходимо. Если видишь впереди осоку, камыши – не суйся. Иди туда, где трава растет, где цветы полевые попадаются, кустарники.

Перед нами задача – обогнать «неприятеля» и неожи­данно встретить его в районе перекрестка дорог, что у из­гиба реки.

До перекрестка не так уж далеко. И каждый из нас мечтал о той блаженной минуте, когда можно будет при­сесть на землю. Ведь после большого, трудного марша для солдата нет ничего милее, чем привал. Пусть даже земля сырая, мокрая, мерзлая – все равно! Найдешь местечко, пристроишься поудобнее и отдыхаешь, сил набираешься.

Но оказалось, что «противника» и тут голыми руками не возьмешь. Он выслал вперед себя заслон, расположив его фронтом к болоту. Куда ни совалась наша разведка, везде натыкалась на огонь.

Тогда наш командир придумал такой маневр – прямо суворовский! Чтобы начать выполнять его, нужно было од­ному стрелковому отделению пробраться в тыл неприя­тельского заслона. Такая честь выпала как раз нашему от­делению. Но честь честью, а утомились мы до невозмож­ности. Кажется, сил не хватит муху со щеки согнать. Вот и попробуй выполни задание, тем более что впереди такой бывалый «противник». Его солдаты птицу не пропустят через свой рубеж, не то что целое отделение.

Но приказ есть приказ. Придется мобилизовать всю свою волю, все умение ползать, применяться к местности, тенью проскальзывать под носом у «противника». К тому же, военная хитрость имелась в резерве. Вот только уста­лость беспокоила. Как бы не сказалась она на мастерстве солдат. Одно утешение, что пробираться нам не так уже далеко.

– Становись! – командует младший сержант Левада.

Становимся в строй, а у каждою гудит в ногах, так они натрудились за день.

Левада объясняет задачу, и по его хриплому голосу чувствую, что и он крепко устал.

Двинулись мы в путь. Торопимся – время-то ограни­ченное. Идем цепочкой, ступаем в темноте неслышно: «противник» ведь совсем рядом. Еще десяток метров прой­дем и начнем ползти. И вдруг у рядового Таскирова… лоб зачесался. Он с таким ожесточением запустил под каску пальцы, что ремешок соскочил с подбородка, а каска со­скользнула с головы, точно скорлупа с каштана. Сорва­лась – и об автомат Ильи Самуся. Мы так и замерли. Вроде глухой удар получился, а «противник» услышал. Застрочил из пулемета в нашу сторону. Потом – ракеты в небо…

Если бы не знали мы, что за «противник» перед нами, попытались бы в другом месте просочиться через его ру­беж. Но солдат из нашего полка не проведешь. Пришлось уползать обратно.

Как быть? Время-то идет!

Младший сержант отвел нас в лощину, достал из сумки карту и осветил ее электрическим фонариком. А чего глядеть? Вправо – не пробьешься: непроходимое бо­лото. Слева – река. Разве только вернуться назад, через мост перемахнуть на другую сторону реки и вдоль нее обойти заслон, а потом в тылу «противника» форсировать речку? Но тогда времени потребуется раза в два больше того, которым располагает отделение. Да и устали мы так, что ветер с ног может сшибить.

И вдруг Левада говорит:

– Один путь – в обход. Другого нет…

Сердце зашлось, когда понял я, что впереди у нас та­кой длинный путь. И все из-за этого Али Таскирова. Шляпа!

Вижу, и товарищи косятся на Али. У Ивана Земцова вот-вот горячее словцо с языка сорвется. Оно и по­нятно: у человека ручной пулемет за спиной, потаскайся с ним.

– Каску на голове не удержал! – зло сказал он Таскирову. – А еще укротитель диких коней. Кур бы тебе укрощать!

Таскиров в ответ только глазами сверкнул.

За него вступился Илья Самусь:

– Побереги нервы, Земцов. Ты тоже хорош. Забыл, как роту заставил лежать по команде «смирно»?

Солдаты прыснули смехом. Это Илья намекнул на один потешный случай. Как-то после отбоя в нашу казарму за­шел командир полка, чтобы посмотреть за порядком. Дне­валил тогда Иван Земцов. И когда неожиданно появилось начальство, он растерялся и заорал: «Рота, смлрно! Не­которые солдаты вскочили с коек, чтобы выполнить коман­ду, а я, например, в постели вытянулся в струнку.

Тут вставил свое слово Василий Ежиков.

– Хлопцы, – говорит, – помалкивайте и учитесь у Перепелицы. У него даже на ушах соль выступила, а ду­хом не падает, потому что фактор сильный имеет. Верно, Максим?..

Хотел я что-то ответить, но тут Левада прикрикнул:

– Прекратить разговоры! – И скомандовал: – За мной, шагом марш!

Знаем мы, что это за шаг будет. Уже через две минуты младший сержант предупредил: «Приготовиться к броску!»

Вот она – жизнь солдатская! Хоть и интересная, по­четная, но с потом и солью.

Каждому известно, как тяжело заставлять бежать усталые ноги. Нипочем не раскачаешь их. Но у солдата не ноги, а голова всему хозяин. Не нравится моим ногам, а нажимаю я на них. Вначале не торопясь, чтобы не сорвать последних сил, стараюсь попасть в ногу Василию Ежикову, который впереди бежит. Даже земля звенит под са­погами отделения: гуп-гуп, гуп-гуп. Точно марш выбивают солдаты. Под него будто легче бежать.