Сергей Власов - Фестиваль
– Красотища! – с умилением глядя в окно, сказала Лена. – Ты знаешь, хотя у нас и есть дача, я не была на природе уже целую вечность…
– А вон, видишь, на лужайке пасется крупный рогатый скот, – скрупулезно заметил Флюсов, – а другой скот его охраняет.
– Ты кого имеешь в виду?
– Что-то в последнее время я становлюсь циником и хамом, – грустно ответил Сергей и повернул голову в сторону неожиданно выросших в проходе трех железнодорожных контролеров.
От станции до лабуховской хибары было минут десять пехом. Лена и Сергей покрыли это расстояние с обостренным чувством раскованности коренных москвичей, оказавшихся впервые за долгое время на лоне природы.
– А вон, смотри – птички… А вон – ручеек…
– А вон – нужная нам улица, – сказал Сергей и нарочито важно, по слогам, произнес ее название – Ки-баль-чи-ча.
Дача Евгения Алексеевича Лабухова находилась на территории поселка Кратово, хорошо известного каждому москвичу – в этом песчаном районе на расстоянии всего двух десятков километров от столицы проживала исключительно элитная публика, непосредственно имеющая отношение к какому-нибудь истеблишменту: политическому, экономическому, творческому или же к какому-нибудь другому, например, – правоохранительному. Живущие на улице Кибальчича милицейские генералы понастроили здесь огромное количество разноцветных трехэтажных теремков, соревнуясь друг с другом в их монументальности и размерах земельных участков.
– Какие же вы дураки… У государства вами заниматься нет никаких возможностей, у меня – времени и желания… – частенько бубнил под нос Евгений, шкандыбая вдоль улицы с ближайшей колонки и неся в натренированных руках доверху наполненные с желтоватым оттенком водой эмалированные ведра.
Сейчас он важно стоял возле своего покосившегося, полинявшего забора и призывно всматривался в небесную голубую высь. Ее созерцание помогало Жене лучше чувствовать свой талант; чувствовать даже больше, чем гремучая смесь «Жигулевского» пива с водкой.
Увидев вышедшую из дверей соседней дачи грузную соседку Нину Ивановну Мурашеву, Евгений крикнул:
– Привет, мамаша!
– Какая я тебе, Женчик, мамаша! Ты ж еще вчера ко мне в женихи набивался, короткая же у тебя память…
– Вчера – это уже прожитый день, а сегодня я вам отказываю в предложении руки и сердца, объявляю вчерашние легкомысленные собственные утверждения дезинформацией и беру свои слова обратно относительно нежных чувств, которые я когда-то к вам питал вследствие многодневной алкогольной интоксикации…
– Чего-чего? – нахмурила лоб соседка, пытаясь вникнуть в смысл сказанного, но так ничего и не поняла.
– Отказываюсь я от тебя, Нина Ивановна! Раз и навсегда отказываюсь. И больше требую меня не шокировать вашим легкомысленным внешним видом, не склонять к гнусному сожительству и не приглашать для совместного не менее гнусного времяпрепровождения за стаканом душистого самогона.
– Во, понес! – изумилась Мурашева. – С утра, что ли, набрался… – Она убежала ненадолго в дом и вынесла Лабухову целую тарелку только что пожаренных и пахнущих прогорклым растительным маслом сырников: – Нака, закуси, Евгений Алексеевич, а то «косанет». Ударишься в запой, а в понедельник – я знаю – у тебя съемки на телевидении. Хоть ты от меня и отказался, а все равно мне будет стыдно смотреть на помятую рожу своего соседа-юмориста.
Серебристые стайки диких гусей, вытянувшись на небе замысловатой фигурой, напоминающей позолоченные гусли, уносились на юг.
– Им бы мотор от истребителя, – мечтательно посмотрев вверх, проурчал Лабухов, дожевывая маслянистый сырник. – И пару компасов с пулеметами – цены бы гусям не было. Могли бы Родину защищать!
В сладостные секунды размышлений о судьбе страны Евгений наконец-то заметил приближающуюся пару, издали усиленно махающую руками и временами даже пытающуюся сигнализировать голосом.
Приятели обнялись и троекратно расцеловались. Начал накрапывать мелкий дождь, поэтому хозяин сразу же пригласил гостей в дом.
– Для начала расположимся на веранде, у меня там всегда имеется дежурное угощение в виде горячительного, – пояснил Лабухов. – А попозже к нам, скорее всего, прибавится передовой отряд ленинградских литераторов.
– Мурай, Плотицин и еже с ними?
– Так точно!
– Это – зверская пьянь! – Было видно, что Флюсов занервничал. – Зря мы сюда приехали. Они ж наверняка будут не одни – девок с собой вульгарных притащат…
– А почему именно вульгарных? – весело спросила Лена.
– Потому что других у них просто не бывает. Другие с такой публикой, к счастью, не общаются…
– Не понимаю, что на самом деле плохого в вульгарных девушках? Мы найдем здесь и им полноценное занятие, – философски заметил Лабухов.
– Все плохо. Получается, я приехал в Тулу со своим самоваром – обидно…
– Зато самовар у тебя на редкость удачный, – захихикал Евгений.
Лена слегка оттопырила нижнюю губу, как бы показывая, что окончание диалога ей не совсем приятно.
– Не обращайте внимания – это он так шутит. Флюсов – опытный весельчак…
– Я понимаю, просто я еще не привыкла…
– Знаете что. У меня есть предложение возложить обязанности прислуги за все на мою соседку Нину Ивановну. Она женщина бойкая – организует приличный стол в один момент. Рекомендую ее вам с самых лучших сторон, главная из которых – это то, что Мурашева пьет как лошадь.
– Тогда зови!
Приглашенная Нина Ивановна быстро взяла ситуацию под контроль – под ее чутким руководством уже через четверть часа друзья имели возможность разлить холодную водку по рюмкам и приготовиться к превозглашению первого тоста.
Мурашева в молодости, в совдеповские времена была передовиком и орденоносцем. Ядреная, крупная, с пудовыми кулаками и тугой косой, она всего за несколько лет сделала головокружительную карьеру от работницы Обнинского молокозавода до заместителя председателя исполкома одного из подмосковных районов, частенько сидела в различных многочисленных президиумах – надо отметить, что это было ее хобби, – участвовала в партконференциях, короче, всегда была на виду. Еще неизвестно, чем бы закончился ее служебный рост, если бы она однажды не попалась на элементарной взятке, «сплавив» налево несколько десятков таких родных для нее доильных аппаратов. Уголовное дело, разумеется, в силу ее особых заслуг перед государством замяли, и вот теперь она мирно проводила первые пенсионные деньки на вольном воздухе.
– За знакомство и со свиданьицем! – рявкнула Нина Ивановна и, выпив, хрустнула соленым огурцом.
– За мир во всем мире! – дополнил ее хозяин и, опрокинув почти стакан, закусил грибками.
Лена пригубила совсем чуть-чуть из небольшой стеклянной рюмки с позолоченным ободком и, сморщившись, потянулась за кусочком черного хлеба. Сергей выпил молча, кивая головой на реплики присутствующих и демонстрируя тем самым, что полностью разделяет весь глубокий смысл слов, сказанных сидящими за столом.
– Чего нового в Москве? – спросил Женя. – Я уже почти целую неделю сижу здесь безвылазно…
– Ничего, – отрезал Флюсов. – Из новых впечатлений – только Ленка.
– Вы что, недавно познакомились?
– Да – вчера!
– И вы согласились поехать с незнакомым человеком на дачу? – изумилась Мурашева.
– Почему с «незнакомым»? – игриво возмутился Сергей. – За прошедшую ночь мы вполне познакомились.
– В смысле?
– В прямом. – отрезал Флюсов.
Лена смущенно загремела мельхиоровым прибором, а Сергей взял в руки лежащую на обшарпанном подоконнике пожелтевшую газету «Правда»:
– Газеты всегда возбуждают любопытство и почти никогда его не оправдывают. Так… Это газетенка за 1985 год – интересно. Посмотрим, что волновало орган ЦК КПСС в самый разгар перестройки.
– Я люблю просматривать старую прессу, – пояснил Евгений. – А этот номер валяется здесь со времен царя Гороха. В нем коммуняки развенчивают неопознанные летающие объекты и многое другое, что им, беднягам, непонятно.
– Что не вписывается в политику партии, и где они не в доле. – дополнила Мурашева. – Вот свиньи!
Сергей быстро пробежал глазами статью:
– Да, пишут, что никаких неопознанных летающих объектов нет, и все разговоры по этому поводу чистая выдумка.
– Ясно, что выдумка! Вообще в мире ничего непознанного нет, иначе за что все эти бездарные академики зарплату получают! У них же все наоборот! – схватив бутылку, Нина Ивановна быстро разлила ее содержимое по рюмкам. – Академическая лженаука поразительно тупа – это я вам официально заявляю как профессионал.
– А вы знаете три стадии признания истины? – элегантно входя в научный диспут, поинтересовалась Лена. – Нет? Первая – «это абсурд», вторая – «в этом что-то есть», третья – «это общеизвестно».
