Павел Асс - Похождения штандартенфюрера CC фон Штирлица
Пастор Шлаг, приехавший в Берн специально для сбора информации о ходе переговоров, был крайне удивлен тем обстоятельством, что на пленке, полученной им из самых надежных источников, не содержалось никакой полезной информации, так как на ней кроме фраз типа «Ты меня уважаешь?!» или «А я тебе говорю, пей!», ничего не было. «Что скажет по этому поводу Кальтенбруннер?» — постоянно спрашивал себя пастор, но зная, что он никогда этого не узнает, решил лично все проверить.
Увидев описанную выше картину, пастор был потрясен:
— Дети мои! — воскликнул он. — Надо меньше пить!
— Уйди старик, я сегодня грустен! — устало протянул Вольф и вырвал на Даллеса.
Ошарашенный пастор Шлаг вылетел из здания и направился на почту, где в особо зашифрованной форме передал в Берлин, бригаденфюреру Шелленбергу следующую телеграмму:
Бригаденфюрер!
Переговоры между Вольфом и Даллесом зашли в тупик по причине пьянства, организованного, как мне кажется, Вольфом. Прошу последнего немедленно вызвать в Рейх и провести с ним профилактическую беседу в одном из берлинских медвытрезвителей».
Шлаг.
Пастор ждал новых указаний и, c чувством выполненного долга, решил прогуляться по весеннему Берну. Он шел и, вдыхая аромат свободы и тепла, думал о великой Германии, которая будет также свободна, когда в Россию будет отправлена хотя бы небольшая партия шнапса.
Проходя по Цветочной улице, он увидел толпу возле дома, где в окне четвертого этажа стоял невзрачный старик, который совершенно безразлично смотрел вниз на любопытных швейцарцев.
«Странно, — подумал пастор, — что это он там делает?»
— Придурок, уже восьмой раз прыгает! — крикнул кто-то из толпы.
Старик еще раз посмотрел вниз, снял очки, закурил сигарету и легко, «рыбкой», прыгнул вниз. Собравшиеся ротозеи лениво подошли к неподвижно лежащему телу, кто-то пощупал пульс и сказал:
— Нет, все еще живой!
Старик встал, отряхнул с себя пыль и снова направился к дому, повергая толпу в изумление. Когда он опять показался на окне, внизу, кроме пастора Шлага, уже никого не было. Но старик был слишком упрям — он снова снял очки, закурил сигарету и также, не обращая внимания на суетливую жизнь, прыгнул вниз.
Когда Шлаг подошел к нему, он понял, что на этот раз старик был мертв. Пастор перевернул его к себе лицом и изумился — перед ним был профессор Плейшнер, агент Штирлица и Москвы.
— Ужасная смерть! — немного подумав, сказал пастор и ушел восвояси.
ГЛАВА 16. ГИТЛЕР ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ
Гитлер стоял на коленях перед Евой Браун и просил у нее прощение:
— Евочка, родная моя! Прошу тебя, помилосердствуй, душечка! Это все он, подлый Исаев вынудил применить к нему пытку носками!
— Не смейте говорить о Штирлице в таком тоне! — давая смачную пощечину Гитлеру заорала Ева Браун.
— Евочка! Я же люблю тебя! — продолжал Гитлер. — Ну, что тебе Геббельс или Штирлиц, ведь я, и только я, подарил тебе все твои счастливые ночи!
— Хватит говорить гадости, Адольф! — оборвала его Ева. — Доктор Геббельс не сделал вам ни малейшего вреда! Он такой милый… И даже если вы нас застали врасплох, то это еще ни о чем не говорит! Мы с ним обсуждали важные государственные дела, и поверьте, Адольф, эти «дела» важны не только для меня и него, но, прежде всего — для вас и для всей Германии!
— Евочка моя… — мямлил Гитлер.
— За, что мне такое наказание? — орала Ева Браун, сотрясая своим голосом бетонные стены бункера. — Мне, которая всю себя отдает ради того, чтоб этот придурок был счастлив?
— Евочка моя… — бубнил Гитлер, обнимая прелестные ножки Евы.
Вдруг в бункер вбежал запыхавшийся Борман. Увидев Гитлера, стоящего на коленях перед Евой Браун, он не удержался и заржал как спесивый мерин. Гитлер опомнился, встал, принял обычный для себя вид и подойдя к Борману, плюнул ему в лицо. Борман не ожидал этого и плюнул в лицо Гитлера, сказав при этом:
— Вот мы и квиты, мой фюрер!
— Что вы себе позволяете, господин рейхсляйтер? — вытирая физиономию и моргая глазками, закричал Гитлер.
— Ничего я себе не позволяю! — вытирая лицо и передразнивая вождя нации сказал Борман.
Но Гитлер сдержал себя, так как прекрасно понимал, что он во многом зависит от Бормана, у которого находилось практически все золото партии, поэтому он подошел к Еве и попросил ее удалиться.
— Я слушаю вас, господин рейхсляйтер! — сказал фюрер после того, как Ева Браун, заплаканная, ушла в свои апартаменты.
— Да, плохо вы обращаетесь со своей возлюбленной.
Гитлер стиснул зубы.
— Но я не за этим пришел!
— А за чем же еще? — ехидно спросил Гитлер.
— Дело в том, что мы, наконец, арестовали Штирлица!
— Как? Уже?
— Да, мой фюрер, он вот уже как два часа находится в подвалах старика Мюллера.
Гитлер недоверчиво посмотрел на Бормана.
— Что вы предлагаете с ним делать?
— А вы?
— Я, собственно говоря, хотел бы переговорить с ним. Можно? — Борман недоверчиво посмотрел на Гитлера.
— Переговорить?
— Да!
— О чем можно разговаривать с этой шпионской свиньей? — c ненавистью произнес Борман.
— Есть о чем, — сказал Гитлер и вызвал своего любимого адъютанта.
ГЛАВА 17. ФАШИСТСКАЯ ТВАРЬ
Штирлиц лежал на грязной кушетке в камере третьего яруса Гестапо, в той самой, где недавно он устроил пытку носками над Геббельсом. Штирлиц смотрел в потолок. Потолок был серый, и казалось, такой же грязный как и кушетка, как и заплеванный, как будто специально кем-то пол, как и тускнеющие под замасленной лампой стены. «А это уже провал! — подумал Штирлиц. — И самое главное, Кэт окончательно втюрится в Бормана! Гад! Это все он подстроил — любитель мелких пакостей! Фашистская тварь! Как я их всех ненавижу!»
Штирлица терзали смутные сомнения относительно внезапного заключения его в ту же самую камеру, где он пытал доктора Геббельса, плюс еще ко всему, ужасно ныла разбитая во вчерашней драке челюсть. Но эти неприятности, которые, несомненно, привели бы любого другого разведчика в полное отчаяние, ни в коем случае не смутили Штирлица. Более того, он даже не поперхнулся, когда дверь в камеру внезапно открылась и на пороге стояли сияющий Мюллер и моргающий глазками Гитлер.
Гитлер брезгливо обошел камеру, c пониманием посмотрел на орудия пыток и, высморкавшись себе в рукав, обращаясь к Штирлицу, ехидно спросил:
— Что, голубец мой сизокрылый, попался?
Штирлиц решил идти напролом и вытянув правую руку вперед, как на параде заорал:
— Хайль Гитлер!
Мюллер был ошарашен и пробубнил что-то невнятное.
— Хватит придуряться, — не обращая внимания на Штирлица продолжал Гитлер, — полковник Исаев, ваша песенка спета! Вы разоблачены!
Мюллер повеселел.
— Мой фюрер, вы во власти грязных сплетен и слухов, которые преподносятся вам жирными свиньями, известными мне с детских лет, — c гордым видом сказал советский разведчик.
Мюллер побледнел.
— Послушайте, господин Штирлиц! — продолжал любимый фюрер. — Зачем притворяться? Признайтесь, что комедия с Геббельсом была устроена вами только для того, чтобы опорочить меня в глазах моей любимой Евочки, в то время когда вы, и только вы, делили с ней постель? Признайтесь, и вы будете прощены! Я хочу знать всю правду!
Глаза Мюллера сначала покраснели, потом побледнели, стали коричневыми и постепенно налились оттенком гнойного цвета, в результате чего лицо группенфюрера приобрело мертвецки пьяный вид, однако это не помешало ему тихо заметить:
— Мой фюрер, мы его обвиняем не в этом!
Гитлер был ошарашен.
— Только я, слышите, только я, знаю в чем его обвиняют! — заорал любимый фюрер и смачно плюнул в лицо Мюллера.
Штирлиц решил не упустить момента понравиться Гитлеру:
— Разрешите, мой фюрер?! — спокойно сказал он, взвешивая в правой руке свой любимый кастет.
— Только не больно! — равнодушно прогнусавил Гитлер, махнув рукой на Мюллера.
«Сейчас будут бить!» — подумал Мюллер и получил первый мощный удар в нос.
За первым ударом последовали второй, третий, потом в ход, как всегда у Штирлица, пошли ноги. Штирлиц бил Мюллера со знанием дела и беззаботно-хладнокровным выражением физиономии…
— Довольно! — сказал Гитлер, отрывая распоясавшегося Штирлица от Мюллера. — Итак, продолжим! Вы спали с Евой? Отвечайте?
— Мой фюрер, вопрос, как вы сами понимаете, слишком конфиденциальный. Пусть эта жирная свинья уберется отсюда! — показывая на Мюллера, сказал Штирлиц.
Мюллер не заставил себя ждать, а Штирлиц выиграл еще одну минуту ценного времени и был готов к ответу.
— Ну, так как? Будете говорить? — спросил Гитлер прямо глядя на Штирлица.
