Борис Привалов - Веселый мудрец. Юмористические повести
«Здесь светлее», — указывая на луну, объяснил ходжа.
Даже банщик, натирая спину любимца эмира благовонными маслами, придумал небылицу с решетами:
— Ходжа искал что-то в погребе, как вдруг ему на голову упало с полки решето. Со злости ходжа схватил решето и ударил его о пол. Решето подпрыгнуло и ударило Насреддина по лбу. Тогда Насреддин побежал в дом, схватил нож и закричал: «Ну, теперь выходите на бой все решета, какие только есть!»
Наконец Абдурахман решил, что наступил подходящий момент: мысли бека были заняты лишь Насреддином, и анекдоты о нем стали необходимы любимцу эмира, так же, как кальян, плов или шербет. И поэтому однажды, смело приблизившись к уху «щедрейшего из мудрых и мудрейшего из щедрых», Длинный Нос прошептал:
— О любимец эмира, да продлит аллах твои радости! Почему бы, вместо того, чтобы слушать рассказы о ходже Насреддине, не позвать сюда настоящего, живого Насреддина? Он живет сейчас в пяти днях отсюда и сочтет большой честью, если сможет, явиться пред очи любимца пресветлого эмира!
— Ха! Пусть только попробует не явиться! Я превращу его в дорожную пыль! — самодовольно произнес бек и приказал: — Доставить ко мне ходжу! Абдурахман расскажет вам, где. он скрывается!
— Сам аллах озарил тебя, о светоч жизни! — возопил безбровый Рашид.
— Велика твоя мудрость, о избранник пророка! — повалился на ковры Абдурахман.
И, уже прижав лбы к ковру, безбровый и длинноносый переглянулись и, подмигнув друг другу, в два голоса сказали беку:
— Через десять дней ходжа Насреддин будет у твоих ног, о мудрейший из правоверных!
История шестая, повествующая о том, как погиб безбровый Рашид, исчез длинноносый Абдурахман, как Насреддин по дороге к беку встретился с продавцом халвы, как оказались посрамленными мудрецы и кем закончилось пребывание ходжи в доме любимца эмира
«Нет ни на земле, ни на небе такой силы, которая смогла бы победить умного храбреца".
киргизская пословицаБек, любимец эмира, ждал прибытия Насреддина. От нетерпения бек часто впадал в беспричинный гнев, и приближенные трепетали в страхе за свои жизни.
Одним из первых погиб безбровый Рашид: он попался в ловушку, устроенную длинноносым шпионом.
Настроение скучающего бека менялось чуть не каждый час. Вялость и сонливость вдруг уступали место бурной раздражительности. Меланхолия и нервные припадки не сказывались лишь на аппетите: бек целые дни требовал еды и в конце концов занемог от обжорства.
Когда Рашид вернулся с пучком целительных трав в руке, бек спросил гневно:
— А где врач? Почему ты не привел хакима?!
— О могучий и великий, — испуганно заикаясь, пробормотал Рашид, — ты не приказывал мне…
— Ты хочешь моей смерти, собака! — застонал бек. Абдурахман, сидящий возле ложа любимца эмира, льстиво произнес:
— Хороший слуга тот, кто выполняет не только полученное приказание, но делает попутно еще несколько дел во славу своего хозяина.
— Немедленно отправляйся за лекарем, — приказал бек безбровому, — и если ты опять не угодишь мне….
Бек слегка приподнял лежащую на подушке кисть и сделал ею движение справа налево: таким ударом опытный палач снимает мечом голову с плеч недостойного слуги.
Нельзя утверждать, что это прибавило бодрости безбровому. И когда Абдурахман выскользнул из зала следам за Рашидом, тот дрожал так, словно на него напало сразу сто лихорадок.
— Не хочу терять голову, — сказал он, стуча зубами. — Спаси меня, Абдурахман…
— Не гневи аллаха, — оглядываясь, произнес Длинный Нос. — Будь предусмотрителен, предугадывай желание повелителя…
— Приведу лекаря, а бек спросит: «Где молоко от белого верблюда?» — заскулил безбровый. — Принесу молоко, а он потребует печень кобры. Принесу печень…. Нет, я погиб!
Абдурахман тем временем убедился, что их никто не подслушивает, и, хитро поведя носом, тихо проговорил:
— А помнишь ли ты, точно в таком же положении оказался Насреддин?
— Как ходжу послали за врачевателем? — прошептал безбровый. — Нет, не помню.
Рашид, как кролик в пасть удава, смотрел в рот приятелю. Абдурахман зажмурился, чтобы Рашид не заметил ничего подозрительного в блеске глаз.
— Ведь мы-то знаем, что Насреддин умнее нас всех, — медленно произнес длинноносый. — Мало ли что мы рассказываем о нем! Он мудрее мудрых и хитрее хитрых, правильно?
— Как то, что Мухаммед — пророк аллаха, — убежденно подтвердил Рашид. — Так что же он сделал, попав в мое положение?
— Когда бек, в услужении у которого он находился, заболел, то ходжа привел не только лекаря, но и позаботился о дальнейшем.
— О чем? — спросил безбровый. — Скажи, о чем еще он позаботился?
— Он привел с собой музыкантов и могильщиков… «Все в воле аллаха! Если будет угодно ему, — сказал Насреддин беку, — вы поправитесь; если же будет ему неугодно, отправитесь на небо. Если вы останетесь в живых, вам понадобятся музыканты. Если умрете — то могильщики». Видишь, Насреддин всегда все предусматривает!
— О, аллах милостив! — воздел руки к небу безбровый. — Если бы не ты, Абдурахман, я никогда бы не вспомнил этой притчи о великом ходже!
И Рашид умчался выполнять приказание бека. Абдурахман же согнал с лица довольную улыбку и отправился на свое место — к ложу больного бека.
Вскоре явился безбровый с целой толпой каких-то бедно одетых людей.
— По велению любимца эмира, великого бека! — кричал безбровый, отпихивая с дороги недоумевающих стражников и слуг.
И, не доходя до горы ковров и подушек, на которых возлежал бек, Рашид упал на пол и сказал.
— Да продлит аллах дни твоей жизни! Я, ничтожный, выполнил твое желание!
Изумленный бек сердито оглядел пеструю толпу, которая наполнила его опочивальню. Тут были музыканты, лекари, бальзамировщики, могильщики.
— Что это значит? — ласково спросил любимец эмира.
Приближенные задрожали от ужаса: чем нежнее звучал голос бека, тем страшнее был следующий за этим припадок гнева.
Рашид, ссылаясь на свою предусмотрительность, объяснил присутствие могильщиков и бальзамировщик ков, а также приглашение музыкантов точно теми же словами, какими якобы изъяснялся Насреддин в рассказе Абдурахмана.
— Но я молю аллаха, чтобы он продлил твои счастливые дни! — заверил Рашид и снова распластался на полу.
От слов безбрового беку по-настоящему стало плохо. А когда через мгновение он открыл глаза, то первым его жестом было короткое движение кисти руки справа налево.
Телохранители и стражники схватили визжащего от ужаса Рашида, и больше никто никогда его не встречал.
Этой же ночью произошло второе знаменательное событие — исчез длинноносый рассказчик Абдурахман.
В намерения бывшего шпиона не входила встреча с Насреддином, поэтому он предпочел удалиться заблаговременно и вернуться к своему хозяину — толстому судье. Ведь приказ бая Абдуллы был выполнен — ходжа покинет город. Таким образом, бек, у которого еще вчера было два рассказчика, сразу лишился обоих. И с еще большим нетерпением скучающий любимец эмира стал поджидать Насреддина.
…В сопровождении стражников бека ходжа въехал в городские ворота. Возле будки сборщиков налога стояли купцы и торговцы, скупщики краденого и продавцы сластей.
С Насреддина никто не осмелился потребовать уплаты налогов — его сопровождали стражники!
«Наверно, близкий друг бека!» — подумали сборщики и на всякий случай низко поклонились незнакомцу.
«Лишняя новость не принесет вреда, — сказал себе Насреддин. — А кто знает новости города лучше купцов?»
И ходжа придержал ишака возле торговцев.
— Благодарю тебя, о аллах, за бесчисленность твоих народов! — взывал продавец халвы. — Покупайте самую лучшую халву! Никто из вас, правоверные, не вкушал халвы вкуснее! О аллах, благодарю тебя за бесчисленность твоих народов!
Один из стражников воспользовался остановкой и решил полакомиться. Он направился было к продавцу халвы, но тот, зная, что стражники бека никогда не платят за товар, поспешил скрыться.
Насреддин улыбнулся и сказал обескураженному стражнику:
— Не жалей о халве! Такой дряни не ест даже голодный пес!
— Почему ты так думаешь? — заинтересовался стражник. — Ведь продавец так расхваливает свой товар! Может, ты, ходжа, встречал этого продавца раньше?
— Нет, не встречал, но я уверен, что эту халву в рот взять нельзя, — ответил Насреддин. — Заметил ты, как он после каждой покупки благодарит аллаха за бесчисленность народов? Это потому, что каждый человек пробует его халву только один раз — второй не захочет и за деньги. И торгует поэтому он у ворот, где много проезжих… Ну, а кто тут еще расхваливает свой товар?