Леонид Яровенко - Так все и было..., или рассказы бывалого одессита
Вообще-то, Фима не профессиональный музыкант. В недавнем прошлом он — доцент вуза, кандидат философских наук. Но случилось так, что, будучи со своими студентами в колхозе «на картошке», он заключил с колхозным бухгалтером пари: кто быстрее выпьет ведро молодого вина. Приз, бутылку водки, выиграл Фима: бухгалтер «сошел с дистанции» после первой трети ведра, а Фима свое опорожнил досуха, правда, последние капли допивал уже лежа... Руководство вуза отреагировало весьма «круто», и Фима стал зарабатывать на жизнь музыкой, благо, овладел ударными в студенческой самодеятельности. И теперь, как Фима сам говорит, ему до сознания молодежи легче достучаться через барабан, чем с помощью изысков философии...
Четвертый в нашей группе — бас-гитарист Роберто, кубинец африканского происхождения, студент четвертого курса консерватории. Мы с ним встретились и познакомились только что. Попал Роберто в нашу группу по рекомендации моего товарища Юрия Климова, впоследствии известного одесского композитоpa, а в те годы еще студента консерватории. Это он предложил нашему вокально-инструментальному ансамблю поработать на свадьбе, но предупредил, что хозяева просили, чтобы обязательно был баянист, для поддержки традиционного завершения застолья разудалым нетрезвым фольклором. Так как у нас в составе баяниста не было, Юра пообещал подобрать своего человека. Мы договорились, что встретим Юру с баянистом на вокзале...
До отправления электрички оставалось две или три минуты, когда ко мне подбежали Юра и худющий, кожа да кости, высокий негр с гитарой. Помню, я тогда еще подумал, что если это и есть наш баянист, то почему он без баяна, но Юра сказал, что на баяне Роберто не играет, зато хорошо поет под гитару и, практически, не пьет...
Появление в нашей группе кубинца напомнило мне смешной эпизод из моей жизни. Дело в том, что вокально-инструментальный ансамбль, которым я прежде руководил, был приглашен в Киев для участия в Республиканском конкурсе эстрадных коллективов. Мы к тому времени уже выступали на филармонической сцене, даже имели собственную афишу, что в те годы было весьма престижно.
Замечу, что в предложенном нам репертуаре Республиканского конкурса были песни слишком уж идеологически выдержанные, и нам очень захотелось внести в него свежую струю... Тогда как раз входили в моду симфоджаз, рок и другие, запрещенные тогда у нас, музыкальные направления. Мы взяли одну из композиций группы «Пинк Флойд», несколько обработали ее и подготовили к исполнению в виде предусмотренного условиями конкурса «музыкального номера на вольную тему». По приезде в Киев, представляя нашу программу полусонному чиновнику, члену оргкомитета конкурса, мы объяснили, что эту композицию написал негр, подвергшийся жестоким истязаниям со стороны американских империалистов за то, что он требовал свободы для чернокожих американцев. Суть же этого музыкального произведения, пояснили мы, заключается в выражении музыкальными средствами душевной боли угнетенного человека с черным цветом кожи...
— Фамилия композитора? — открыл блокнот чиновник.
— Эмиру Кастро, — сказал я первое, что пришло в голову.
— Родственник Фиделя Кастро, что ли? — оживился чиновник.
— Конечно, — ответили мы недружным хором. Но, тут же, спохватившись, уточнили, что, дескать, конечно же, родственник, но только по материнской линии...
— Молодцы, ребята, — похвалил нас чиновник и, сделав отметку в блокноте, куда-то заторопился.
Мы полагали, что на этом расспросы закончились, но недремлющее око цензуры вышло из своего полусонного состояния...
Через какое-то время, уже перед самым просмотром, к нам подошел некий комсомольский работник, также представитель оргкомитета.
— Произведение, которое вы будете исполнять, написал Фидель Кастро?
Мы уже не помнили толком, что наговорили первому представителю, и попытались уйти от ответа, но не тут-то было. Комсомольский работник взял у нас ноты и пошел, как он сказал, проконсультироваться. Мы тогда подумали, что наше участие в конкурсе закончилось, но вернувшийся вскоре комсомольский работник возвратил нам ноты и сообщил, что правильная фамилия автора подготовленного нами музыкального произведения вовсе не Кастро, а Крустру. Он - один из лидеров движения за права негров. Еще он сказал, что, по его мнению, зал лучше бы проникся замыслом композитора, если бы, во время исполнения музыкального произведения, известный по тем временам артист - весьма солидный и уважаемый человек, выступил с чтением соответствующих идеологических стихов... Что было делать? Конечно же, мы согласились...
Первые номера нашего выступления были традиционными, и комиссия их приняла весьма благожелательно. Затем пришла очередь «музыкального номера на вольную тему». В сопровождении тяжелой «космической» рок-музыки артист с пафосом говорил в рифму о борьбе угнетенных народов мира за свободу... Представляете такое сочетание?
Провал, разумеется, был полнейший, и с конкурса мы «вылетели с треском»...
А теперь вот мне довелось встретиться с реальным представителем легендарной Кубы, возглавляемой не менее легендарным Фиделем Кастро...
По вагону прошли контролеры. Я предъявил билеты на весь наш квартет. Настороженнее, чем на других, контролеры посмотрели на Роберто. Он сидел у окна, обняв свою гитару и закрыв глаза. Почувствовав, вероятно, взгляд контролеров, Роберто открыл глаза, повел синеватыми белками в их сторону, потом в мою, поудобнее устроился в углу и опустил веки...
Электричка, покряхтывая на стыках, убаюкивала, а за окном проплывали опоры линии электропередач, будки стрелочников, какие-то постройки... Лесопосадка... И желтые листья на деревьях. И не просто желтые, а по-разному желтые: лимонно-желтые, оранжево-желтые, желтые с зеленью, с красным, синим, черным... Невообразимое, непередаваемое разнообразие и сочетание оттенков желтого в эту раннюю осень... Чтобы такое зрелище по достоинству оценить, его нужно увидеть, и еще, конечно, — не быть дальтоником... Жаль, Тани со мной нет... Ее это разноцветье, уверен, привело бы в восторг... А в больничной палате какие цвета, — белый, голубой да никель с хромом... Хоть и роддом, а все равно больница... Ну, ничего... Появится дочка, я возьму на себя максимум забот о ней, буду рассказывать ей сказки, водить в бассейн на плавание... Господи! Хоть бы все прошло благополучно...
Колеса по рельсам — тук-струк, тук-струк, тук-струк... Чайная ложечка о стакан — дзик-дзук, дзик-дзук, дзик-дзук... Кто-то ложечкой сахар в чае размешивает и по стакану ударяет... Мама всегда учила, что хорошо воспитанный человек не будет стучать ложечкой о стакан...
Я с детства знаю, что стучать ложечкой неприлично, но иногда, все-таки, постукиваю... Мама с укоризной смотрит на меня: постыдись, у нас ведь гости... Это она о Тане... Мы втроем — мама, Таня и я — сидим у нас в гостиной и пьем чай... С бисквитным тортом... Мама приготовила... Вкусный...
Откуда-то доносится детский плач... Я открываю глаза. Жена «колбасоеда» перепеленывает малыша. Ему это очень не нравится, и он возмущенно орет. ...Такой маленький, а голосина— кого хочешь разбудит...
Смотрю на часы. Ого! Почти час проспал... Скоро подъезжаем... Где наши? Так. Роберто сидит, как сидел, Феля развлекает отсевших подальше от чесночного духа девушек, а Фима сосредоточенно пьет чай... Откуда в электричке чай — непонятно... Это он стучит ложечкой о стакан. А еще доцент... Что мне только что снилось?.. Ага, вспомнил!.. Вечер, когда Таня впервые пришла к нам домой...
С Таней я познакомился в кафе, на каком-то торжестве. Наш ансамбль туда пригласили играть, а она, тогда еще студентка нархоза, была среди гостей. Познакомила нас одна наша общая знакомая. Таня мне сразу очень понравилась, мы разговорились, и я дал ей номер своего домашнего телефона... Позвонила она где-то через месяц. Трубку взяла мама и, узнав, что звонит Таня, сказала примерно следующее: «Лени сейчас нет дома, но я знаю, что вы с ним встречаетесь, и очень хотела бы с вами познакомиться. Приходите к нам домой». А сказала так мама потому, что я в это время, действительно, встречался с Таней, только другой...
Возвращаюсь я вечером домой, а мама мне и говорит: «Звонила твоя Таня, очень обаятельная девочка, я с ней с удовольствием поговорила и пригласила ее на завтра к нам на чай. Ты же сам никак не соберешься это сделать...». Я попытался объяснить, что только сейчас был у Тани, и не понимаю, зачем она звонила. Мама не стала слушать моих объяснений и сказала, что мне уже 21 год и что вообще, пора уже бросить искать приключения, а вместо этого нужно жениться и подарить ей внуков. На мои объяснения, что звонила совсем другая Таня, и что я вовсе с ней не встречаюсь, мама, опять-таки, не обратила никакого внимания.
