Djonny - Сказки темного леса
— Сделано! — поздравляли друг друга мы, глядя вслед удаляющемуся Лустбергу. — Пусть теперь жалуется, сколько душе угодно! Интересно, что он напишет: «Помогите! Грибные Эльфы намазали меня говном!» Вот смеху-то будет! Что же, месть наша свершилась: пейберда исполнена!
Мы были настолько довольны, что по возвращении в город поручили Королеве увековечить этот случай в стихах. Так родилась элегия «Король Говно», первые пару четверостиший которой я с удовольствием здесь приведу:
Ждет Лустберга престол, но онПостроен в форме унитазаЧто делать, ведь на этот тронБыл он в Москве говном помазан
На шее — стульчака кольцоБыть королем — его призваньеГовном с лопаты на лицоТак совершилось помазанье…
Прошел час, и ругань и вой, связанные с этим случаем, немного утихли. Это произошло, когда большинство людей пришли к выводу: случай с Лустбергом — питерское дело, остальных это не касается. Желающих вписаться за стукача не нашлось, и постепенно всё устаканилось: мастера закончили парад, и публика разбрелась по своим стоянкам. Посидев маленько на пригорке, направились к дому и мы.
Следующие несколько часов мы с Эйвом наблюдали, как наши товарищи помогают Паше Оружейнику строить деревянную крепость. Паша известен своими постройками на весь СевероЗападный регион, но мы и подумать не смели, что ему удастся впутать в это дело наших товарищей. Для большинства из нас участвовать в «строяке» является своеобразным табу, и лишь безмерным уважением к Паше я могу объяснить тот факт, что наши товарищи согласились ему помогать.
Но даже те, кто трудился на постройке крепости, ускоренными темпами отмечали удачное завершение многолетней пейберды. Коньячный спирт лился рекой, и спустя пару часов кое-кого из наших было уже не узнать. Больше других отличился Фери: от неимоверного количества выпитого его склинило, и теперь он сидел у костра с почерневшим лицом, в который раз рассказывая одну и ту же историю. Едва замолкнув, он тут же забывал, о чем вел речь, и достаточно было малейшей подначки, чтобы он взялся пересказывать то же самое опять:
— Фери, — просили его мы. — Расскажи еще что-нибудь!
— Охо… тно, — заплетающимся языком начинал рассказывать Фери. — В училище вышла история, где мы с Кузей учились на краснодеревщиков. Стою я, значит, у верстака, цикольку точу. Так наточил, что просто охуеть можно: острей уже некуда! Тут подходит ко мне со спины один наш сокурсник и как хлопнет меня по плечу! Он, как потом выяснилось, хотел у меня сигарету попросить. Я подпрыгнул от неожиданности и назад развернулся, а циколька была зажата в руке. Вот сокурснику фалангу большого пальца и отрезало, да! Раз, и как будто и не было ее! Крови, помню, тогда порядочно натекло…
— Класс! — смеялись мы, глядя, как довольный Фери раскуривает сигарету. — А еще что-нибудь?
— Еще что-нибудь? — переспрашивал Фери, причем видно было, что память о сказанном покидает его вместе с этим вопросом. — Есть любопытная история про цикольку. В училище дело было, где мы с Кузей учились на краснодеревщиков…
Можете мне не верить, но в тот раз Фери рассказал историю про цикольку четырнадцать раз. Возможно, он рассказал бы ее и в пятнадцатый, но этому вышла помеха: на поле неподалеку обозначилась какое-то подозрительное движение. Примерно полсотни человек, снаряженных броней и оружием на старинный манер, в боевых порядках выдвинулись из леса и направились в нашу сторону. Около половины из них несли перед собою щиты, а впереди войска виднелась фигура одного из мастеров — в квадратных очках и синем спортивном костюме.
— Смотри-ка, игра началась! — толкнул меня в бок Эйв. — Встречай их, Петрович, раз уж тебе это положено по должности!
Вышло так, что на этой игре мне досталась роль начальника стражи — лица, ответственного за оборону Видесских границ. Вздохнув, я напялил на себя рясу, сунул за пояс мечи и двинулся по полю в сторону приближающегося войска. Вместе со мной отправился Эйв, а остальные наши товарищи вернулись к работе, с топорами в руках окружив недостроенную Пашину крепость.
Я шел, прикидывая в уме слова приветствия, подходящее для такого важного случая. Что лучше сказать: «Воины, приветствую вас на границах славной Видессы!» или «Чье это войско стоит возле границ великого города?!» Как себя держать: вежливо или надменно, разливаться соловьем или просто спросить: «Парни, чего вы хотите?»
Но по мере приближения слова замерли у меня на устах. Что-то было не так с этим войском: слишком молчаливы были собравшиеся, чересчур серьезны и сосредоточены были их лица. На некоторых из них читалась решимость, на других — злоба, но было и порядочное количество таких, кто прятал за показной удалью липкий, расходящийся почти ощутимыми волнами страх. Он читался в лихорадочном блеске глаз, в напряженных плечах, в повисшем в воздухе кислом запахе адреналина. И вот это не укладывалось уже ни в какие схемы, это было словно удар колокола, настойчиво трезвонящего: «Здесь что-то случилось!».
А потом я увидел в первых рядах людей с заточенными топорами в руках, и все разом встало на свои места. Более того, дополнилось новыми подробностями. Вон там виднеется из под щита обрезок железной трубы, а вон там — тяжелый молоток на длинной металлической ручке. Пятьдесят стоят перед двумя, сбившись в кучу и тесно сдвинув щиты, ноги уперлись в землю, руки изо всех сил сжимают оружие. Чего же тут не понять?
А когда я бросил взгляд на предводителя этого войска, у меня отпали всякие сомнения. Я смотрел на него и как будто бы знал, чего он мне скажет. Знал настолько четко, словно пронзил взглядом череп и заглянул прямо в обнажившийся мозг.
— Грибные Эльфы! — послышался знакомый голос. — Я приказываю вам немедленно собрать свои вещи и в течение часа покинуть территорию полигона! Это распоряжение мастеров, в случае невыполнения которого мы применим к вам силу!
Я глазам своим не верил — это был тот самый Дан, которому мы четыре года назад нассали в сумку. То самый, что попал себе по голове топором. Он ничуть не изменился: ежик русых волос перехватывала узкая шерстяная полоска, блестели на солнце квадратные очки, и, похоже, на нем был все тот же спортивный костюм. И голос — легко узнаваемое карканье, глухая помесь скрежета, шипения и свиста.
— Итак, — повторил Дан, — вы меня слышали! Так что вы имеете на это сказать?! Его слова пробудили во мне целую бурю чувств. Мне не раз доводилось получать пизды, да и угрожали мне тоже немало. И я вовсе не собирался терпеть угрозы от такого, как Дан. Одним движением сорвав с себя перевязь с мечами и рясу, я потянул из-за пояса спрятанную там саперную лопатку.
— Что я могу на это сказать? — переспросил я, глядя прямо Дану в лицо. — Да то, что ты пидор! Не про тебя ли в песне поется?
Дан Московский понтовался мудростью и силой,Весь в прыщах пришел пиздеть к нашему костру.Вещи гниде обоссать, и с улыбкой милойНа хуй тыщу раз послать!Вот оно — кун-фу![257]
И пока Дан переваривал это, в беседу вмешался начавший потихонечку звереть Эйв:
— Ты тут говорил про какую-то силу, — сказал он, делая шаг в сторону Дана. — А она у тебя есть?
— Войско, к бою! — закричал Дан, поспешно отступая назад. — Щитники!
По его знаку собравшиеся теснее сдвинули щиты и сделали два шага вперед. Выглядело это внушительно, тем более что в «стенке» стояло некоторое количество нормальных людей. (Например — парни из Воронежа, которым я ни за что не стал бы грубить просто так). И если бы водка не плескалась прямо у меня за глазами, я бы наверняка испугался. Но в нашу сторону уже бежали товарищи, и через несколько секунд перед строем пришедших возник наш собственный строй — десяток человек, вооруженных штыковыми лопатами и тяжелыми плотницкими топорами. Кроме наших братьев, в этот строй встали Паша Оружейник и Ааз, а из-за спин собравшихся нам подавал знаки бывший хирдмен из Питера по прозвищу Берегонд.[258] Так что наше дело неожиданно перестало казаться совсем уж безнадежным. Ведь среди ополченцев было не так уж много тех, кто готов был драться всерьез, кто действительно хотел испытать судьбу в смертельной пляске топоров и точеных лопаток.
Не было в сердцах собравшихся будоражащей злобы, пламя боевого азарта не горело в их тусклых, испуганных глазах. Даже те, кто не допустил страх в свое сердце, пришли сюда не по собственной воле — их притащили за собой мастера, а это, согласитесь, не самая лучшая мотивация.
У наших же товарищей с мотивацией все было в полном порядке. Ни хуя себе, нас пришли ебашить! И кто?! Дан со своими сподвижниками — червелюди, прихвостни жирного мудака Ленского! Которые впутали в это дело приличных людей и хотят их руками сделать то, на что сами не отважились бы никогда в жизни. Да как бы не так!
