Милослав Швандрлик - Черные бароны или мы служили при Чепичке
Казалось, Андула достигла максимума своих возможностей, и остальных солдат ей в свои сети греха не поймать. Но потом ей представился невиданный шанс. На сцене объявился неудовлетворённый и жаждущий сексуального опыта редактор Ясанек. Бесстыдные взгляды Андулы притягивали его, грубый пропитой голос звучал небесной арфой. Он алчно глядел на её большие, мешковатые груди, проступающие под грязным жёлтым свитером, и с нескрываемым интересом рассматривал малоаппетитный зад, который как будто не умещался в синих парусиновых штанах. Всё было ясно. Душан Ясанек возжаждал Андулу. А поскольку Андула жаждала кого угодно, все не могло закончиться нигде, кроме как в подвале. Первый любовный опыт Ясанек приобрёл в подвале будущей армейской кухни, в том месте, где позже должен был быть смонтирован огромный жироотделитель. А пока что там стояло только корыто с раствором, в которое Ясанек, плохо ориентирующийся в подвальном сумраке, вляпался левой ногой. Страстная Андула вытащила его из раствора, как мы вытаскиваем муху из супа, прижала к себе и с любовным воплем добившейся своего самки привалилась спиной к кирпичной перегородке. Перегородка натиска не выдержала, Андула провалилась в соседнее помещение, а Ясанек получил по голове несколькими слипшимися кирпичами. Грохот и болезненные вскрики привлекли начальника стройки.
Через несколько часов Ясанек стоял с перевязанной головой в кабинете командира роты. Оба лейтенанта смотрели на него с укором и отвращением.
— Ясанек, — горестно сказал замполит, — вы, будучи комсомольцем, вступили в половую связь! Это очень грустно! Можете мне это как‑то объяснить?
Ясанек всхлипнул и завертел головой.
— Слушайте, — взял слово командир, — я вас засажу так, что почернеете! Потому что вы, Ясанек, вступили в половую связь когда? Вы вступили в половую связь в рабочее время! Вместо того, чтобы трудиться во благо нашего общества, вы эротически развлекались! И к тому же что? И к тому же нанесли ущерб социалистическому имуществу!
— А та гражданка, с которой вы были в подвале! — закричал Троник, — Это вообще не гражданка, это просто потаскуха! Как вы, со своим образованием и интеллигентностью, могли так низко пасть! Вам и в голову не пришло посмотреть на всё политически!
— И ещё у меня есть подозрение, — продолжал Гамачек, — что вас эта женщина что? Что вас эта женщина заразила!
Ясанек вспотел.
— Да, — твердил командир, — она вас заразила! Вы на меня смотрите, как коза в афишу, а между тем у вас что? А между тем у вас триппер! А может, даже и сифилис! Вы, Ясанек, чёрная овца первой роты! И раз вы такой сладострастный и похотливый, я вас отправлю куда? Я вас отправлю в больницу в Пльзень, чтобы вас как следует проверили! А здесь ваше перемещение будет ограничено! И помимо этого, я напишу куда? И помимо этого я напишу по месту вашей гражданской работы, и в народный совет по вашему месту проживания, чтобы все знали, с кем имеют дело!
Ясанек громко разревелся, жалкими словами взывая о милосердии.
— Такой хороший у вас кадровый профиль! — вздыхал замполит, — и такое творите! Если бы это совершил Вата или хотя бы этот священник, но вы, член комсомольского актива!
— Я больше не буду! — всхлипывал Ясанек, — Я не знал… я поступил опрометчиво…
— Да уж это вы более чем опрометчиво! — гремел Гамачек, — Рабочее место, Ясанек, это не бордель! Если все наши трудящиеся вели себя так, как вы, то можно было весь социализм что? Можно было бы весь социализм сворачивать!
— Я исправлюсь, товарищ лейтенант! — шептал преступник, — Я сделаю всё, что в моих силах!
— Как мы вам можем верить, Ясанек? — развёл руками Троник, — Как я уже говорил, у вас хорошая характеристика. Но соответствует ли эта характеристика правде? Отражает ли она в самом деле ваш характер? По опыту мы знаем, Ясанек, что сексуальная распущенность граничит с идеологической диверсией. Поэт сержант Павел Когоут написал, что кто предаст свою любовь, так же легко предаст и Родину! Можем ли мы ещё вам, как комсомольцу, вообще доверять? Скажите нам, Ясанек, можем?
— То, что вы сделали, — добавил Гамачек, — это то же самое, как если бы вы вступили в половую связь во время наступления! Представьте себе — рота идёт в атаку, плечом к плечу, решается исход важной битвы, а вы себе спокойно за деревом совокупляетесь! За это я бы вас что? За это я бы вас тут же приказал расстрелять! Сейчас у меня таких полномочий нет, поэтому я ещё подумаю, как с вами поступить. Разумеется, я буду что? Разумеется, я буду строг и справедлив!
Больше Ясанек этого вынести не мог. Он потерял сознание и при падении сломал себе ключицу.
Когда он более–менее оправился, то договорился с лейтенантом Троником, что свой позорный проступок исправит тем, что возьмёт на себя общественное обязательство. Поразмыслив, он пообещал, что научит неграмотного рядового Котлара читать и писать.
Вскоре после этого рядовой Котлар в неожиданном аффекте сломал ему носовую перегородку и шесть раз огрел лопатой.
За день до Рождества оба лейтенанта уехали к своим семьям. Впрочем, перед этим командир роты обратился к построенному подразделению:
— Товарищи! Скоро вы будете праздновать что? Скоро вы будете праздновать первое военное Рождество, и сознательно отпразднуете его работой! В связи с тем, что враг мог бы использовать рождественские праздники для внезапного нападения, командир части объявляет на всё время праздников повышенную боевую готовность! Это означает, что восемь человек будут днём и ночью находиться в караульном помещении, а остальные не покинут расположение! Командование ротой возьмёт на себя старшина роты сержант Боучек, и он принципиально не будет выдавать что? Принципиально не будет выдавать увольнительные! Подразделение будет готово к защите Родины! Если к некоторым солдатам приедут гости, то они с ними встретятся в политкомнате, соблюдая все приличия. Сержанты проследят, чтобы расположение роты не превратилось в публичный дом! Товарищи! Я рассчитываю, что вы будете соблюдать установленный режим дня и под руководством сержантского состава будете бдительны и зорки! Иначе и не думайте! В свободные минуты вы, товарищи, не будете пьянствовать, а будете читать приличествующую литературу, которую вам выдаст кто? Которую вам выдаст лейтенант Троник! Желаю вам счастливого и весёлого Рождества!
Впрочем, лейтенанту Гамачеку и его заместителю по политической работе не удалось достичь того, чтобы рота осталась проникнута боевым духом в то время когда они сами будут отмечать Рождество в кругу своих близких. Едва они отъехали, боевая дисциплина начала давать крупные трещины.
— Уже второе Рождество в жопе! — почти истерически кричал старшина Боучек, — Пусть господа не думают, что будут на мне ездить, срать я хотел на службу, и на бдительность тоже, пускай поцелуют меня в задницу!
— Так езжай домой, если тебе не нравится, — язвительно посоветовал ему младший сержант Фишер, но своими словами лишь подлил решающую каплю масла в огонь.
— И поеду! — объявил Боучек, и начал паковать чемодан. — Жрите службу сами, а я буду есть карпа и картофельный салат[14] с нормальными людьми!
Только теперь младший сержант испугался.
— Не сходи с ума, — пытался он удержать Боучека, — у нас же боевая готовность, если тебя накроют…
Боучек ухмыльнулся.
— Слушай сюда, — сказал он, — я сейчас выпишу и проштемпелюю себе увольнительную, а пока приедет старикан, я уже вернусь. А если меня и спалят, то ты, дубина, что думаешь, что‑то будет? Если старикан доложит о чрезвычайном происшествии, то останется без премии! Насколько его знаю, он ещё десять раз призадумается!
В самом скором времени старшина Боучек покинул роту. Через несколько минут после него домой самовольно уехали младшие сержанты Пандула и Нетржеск, ефрейтор Гавличек и каптёрщик Гумпал.
Настал Сочельник.
Атмосфера в роте совершенно изменилась. Сержанты напоказ игнорировали свои командирские обязанности и размышляли, не рискнуть ли им понижением в звании и не последовать примеру недисциплинированного старшины Боучека. И не найдя в себе достаточно смелости на такой ужасный проступок, они прохаживались по расположению роты с руками в карманах, отплёвывались, и сквозь зубы ругали суровое начальство, еще более суровую судьбу и священный гражданский долг вообще. Солдаты первого года службы начали готовиться достойно встретить Рождество. Чехословацкий священник Штетка, евангелический пастор Моучка и католический капеллан Бейбл собрались в политкомнате и под ёлкой, украденной рядовым Цимлем в близлежащем лесочке, разучивали колядки на струнных инструментах, которыми рота располагала для просветительских целей.
Перед воротами остановился грузовик.
— Господа! — закричал Вонявка, — Все готово! Пошли, поможете мне разгрузить, сегодня мы отлично нажрёмся!
Немедленно нашлись добровольцы, которые наперегонки бросились к машине. За рулём ухмылялся шофёр, у которого Вонявка работал грузчиком. Он привёз несколько ящиков восемнадцатиградусного пива марки»Сенатор», пару бутылок вина и что‑то из крепкого алкоголя.
