Алина Кускова - Супермен для феминистки
– Подглядывать в замочную скважину неприлично, – заметил проходивший мимо нее мужчина с явными признаками донжуана, – мало ли чем там люди занимаются.
– Еще хуже, – огрызнулась Василиса, – когда там никто ничем не занимается, а стоит под дверью.
Мужчина не стал с ней спорить и сбежал вниз по лестнице. «Вот так всегда, – подумала Василиса, – чуть что, они сбегают. Нет чтобы остановиться и предпринять попытку запустить уставшую женщину домой». Слесаря вызывать не имело смысла. Где его возьмешь в девятом часу вечера? Выход оставался один – звонить Алевтине, может, та что-нибудь придумает. Если, конечно, она вернулась со своего рандеву. Василиса достала мобильный телефон и залезла в записную книгу. Откуда ни возьмись, прямо как из-под земли, там оказался телефон Степанова. Василиса, хотя и не помнила, чтобы самолично его туда вносила, все же заинтересовалась этим моментом. «Это судьба», – подумала она и нажала на «Степу».
Через пять минут судьба стояла у ее двери с молотком, пассатижами и электропилой «Дружба».
– Я не думаю, что все до такой степени запущено, – произнесла Василиса, глядя на электропилу.
– Сейчас увидим, – ответил Степанов и наклонился к замочной скважине. – Ничего не видно, – резюмировал он через секунду.
– Да, – согласилась с ним Василиса, – не видно. И ключ не лезет.
– Будем вскрывать, – хладнокровным голосом хирурга принял решение Андрей и схватился за «Дружбу». Василиса зажмурила глаза и мысленно попрощалась со своей дверью, которая верой и правдой служила ей столько лет, а до этого ее маме, а до нее ее бабушке, и до нее еще кому-то…
Вскрыть дверь не получилось – на лестничной площадке не оказалось розетки. Они в принципе не были там предусмотрены. Вставлять штекер со шнуром от пилы было некуда. Пришлось заниматься ручным трудом: Андрей попытался засунуть ноготь в замочную скважину и покрутить им по сторонам. На ногте обнаружился кусочек жевательной резинки, которую Степанов сначала обнюхал, после чего показал Василисе.
– Мальчишки балуются, – обрадовался он и принялся ковырять жвачку отверткой, выуженной из кармана.
Василиса сначала тоже подумала на соседних близнецов-сорванцов, мешающих окружающим спокойно жить. На прошлой неделе они связали ручки дверей Раисы Егоровны и ее соседки, квартиры которых находились на одной площадке напротив друг друга. В результате инцидента обе старушки остались без свежего хлеба и молока, не смогли выйти из собственных жилищ. Они полдня провели на балконах, размахивая белыми флагами, сооруженными из старых простыней, но освободили их только вечером возвратившиеся с работы дети. Однако запихать жвачку в замочную скважину вполне мог и Забелкин. Сотворить большие беды он не способен, а пакости делать всегда был мастак. «Мелкий пакостник», – подумала Василиса и улыбнулась Степанову. Тот как раз освободил замок от посторонних примесей и протянул руку за ключом.
Ничего не оставалось делать, как приглашать Андрея на чай. Хорошо, что Василиса купила печенье и кексы. Конечно, в этом случае пригодился бы торт, шампанское и свечи, но об этом она даже не думала. Чисто по-дружески, на каждом шагу намекая, что между ними могут быть только невинные отношения, Василиса проводила гостя на кухню.
– Как у тебя здорово, – огляделся Степанов и сел в угол. Василиса вспомнила, что это место было любимым у Забелкина. Там, во главе угла, он чувствовал себя хозяином и дома, и положения. – Уютно, спокойно.
– Да, я предпочитаю одиночество, нажилась уже замужем, хватит, – Василиса взяла быка за рога.
– А я наоборот, – честно признался Степанов, – только понял, чего мне не хватает в жизни.
– И чего это? – опасливо поинтересовалась Василиса из чисто женского любопытства.
– Жены и детей, – выпалил Андрей и покраснел.
«Только этого мне сегодня не хватало, – подумала Василиса, – чтобы появился хороший парень и начал признаваться в любви!»
– Знаешь, – продолжал Степанов, приходя в себя и белея, – живешь, живешь и вдруг спрашиваешь себя, а для кого ты, собственно, живешь? Нет рядом с тобой никого, кто бы порадовался твоим успехам, позаботился о тебе, разделил с тобой неприятности.
– Как это нет, – удивилась Василиса, – а родители? Они и разделят, и позаботятся.
– Родители не в счет, – хмуро сказал Степанов, – мне нужна женщина.
Василиса не поняла, что имел в виду Степанов, физиологическую потребность или любовь, но дальше расспрашивать не стала. Зачем толкать его к бездне? Она Степанову ничем помочь не сможет. Ясно же сказала, что не готова к высоким отношениям. Боже мой, он добивается от нее физиологии?
– Что-то я сегодня ничего делать не могу, – пожаловалась Василиса, – голова болит.
– Сейчас я тебе сделаю массаж, – оживился Степанов, – и все как рукой снимет.
Василиса решила, что сейчас он даст волю рукам. Что делать?!
Ничего плохого делать не пришлось – в дверь без звонка и стука ввалилась Алевтина. Ее раскрасневшееся лицо и расстегнутый плащ говорили о том, что она очень спешила донести до подруги последнюю новость.
– Ты представляешь, – начала она с порога, – этот гад потребовал от меня денег!
– Он захотел, чтобы за заказ расплачивалась ты? – Удивилась Василиса.
– Очень по-европейски, – заметил Андрей, – он что, француз?
– Он – Забелкин! – выдохнула прилетевшая Алевтина и приземлилась на табуретку. – Добрый вечер, – оглядев Степанова с ног до головы, она сразу сменила тему разговора. – А что вы тут делаете?
Василиса вспомнила слова Стеллы, что в принципе каждая женщина флиртует, как только видит мужчину. Независимо от себя и не обращая внимания на него. Зрение фиксирует самца, доводит информацию до мозга, и тот начинает посылать флюиды. Алевтинины разлетались с такой силой, что Василиса испугалась за школьного товарища.
– Чай мы тут пьем. Ты лучше расскажи, как твоя встреча с Пусиком.
– Ой, нашла о чем говорить, – махнула рукой Алевтина, – оказался таким жмотом, что рассказывать стыдно. Пришлось сказать официанту, что я вегетарианка, сидящая на щадящей диете после удаления желчного пузыря и половины желудка. Пусик так этому обрадовался. Но что я все о себе, да о себе. – Она повернулась к Андрею: – Вы-то как живете?
– Хорошо, – отважился сказать Степанов и замолчал, как рыба, набравшая в рот воды.
– Что ты не договорила про Забелкина? – напомнила подруге Василиса.
– Ах, да. И это все о нем. Представляешь, – она снова повернулась к Степанову, – представляете, возвращаюсь домой, звонок в дверь. Открываю, а там стоит Забелкин. Только я ему хотела сказать, что считаю его негодяем и бабником, как он кидается на меня и требует денег.
– Не может быть, – всплеснула руками Василиса.
– Может. Твой бывший Забелкин и не такое, оказывается, может. Кидается и требует денег. Я ему говорю, что денег уже нет, а он начинает бегать по квартире и переворачивать все вверх дном. Я открываю кухонную дверь, где у меня сидит Манюня, она выскакивает и… Вы представляете?!
– Загрызает его насмерть?! – продолжил Степанов.
– Нет, – разочарованно сказала Алевтина, – начинает его лизать. У нее течка. В это время она становится совершенно неадекватной. Прошлый раз она требовала взаимности от нашего участкового, я чудом, только чудом не оказалась в милицейских застенках. Пришлось применить все свое женское обаяние, я пообещала, что отдам ей грызть свою лайковую перчатку. Она поверила. Я не смогла обмануть ее доверие и отдала. Ты помнишь, Василиса, с каким трудом я нашла эти перчатки алого цвета в богом забытом магазинчике на окраине города?
– Ты что-то говорила про Забелкина, – снова напомнила Василиса.
– Ах, да. Так вот. Манюня его лизнула, и он обомлел. Увидел на ней три медальки и потерял дар речи. Потом зубами вцепился в одну из них – ту, что мы честно поделили из его сумки, – и принялся ее грызть. Манька растерялась от такой наглости, и я тоже. Ребята, у Забелкина помутился рассудок. Я его еле оторвала от доберманши. Хорошо, что монета оказалась прочной и осталась висеть на ошейнике. Забелкин очнулся и потребовал ее назад. Я бы отдала, честное слово. Знаю, что душевнобольных нельзя злить. Но Манюня обиделась на Забелкина и загнала его в коридор. Я ее еле удержала. Забелкин, убегая, кричал, что он еще вернется. Я так и не поняла, что с ним было.
– Его ударили по голове тяжелой сумкой, – мрачно сказал Степанов, – жалко мужика, совсем снесло крышу.
– Ты его избила?! – не поверила Алевтина. И правильно сделала.
– Не я. Бабушка-соседка, божий одуванчик, припечатала так, что он откинул копыта, на которых любил гарцевать перед бабами.
– И поделом ему, – сказала Алевтина, – будет еще у собачек медальки срывать, жадина. Андрей, – обратилась она к нему, – а как ты считаешь?
