Збигнев Ненацки - Раз год в Скиролавках
– У меня есть вечернее платье из парчи с голыми плечами, – сказала она. – Но, наверное, неудобно на домашнюю вечеринку одеваться так пышно? Может, достаточно белой блузки с кружевами?
А он начал говорить короткими фразами, тоном, в котором она не слышала голоса нежности. Каждое слово звучало, как удар кнута:
– Ты – красивая женщина. На свете есть много вещей красивых, но бесполезных. Я помогу тебе понять, что красота женщины была создана для радости мужчины. Скорее всего мы будем счастливы вместе, хоть, возможно, время от времени ты и поплачешь немножко в уголке моего дома. Подумай, стоит ли жить с таким человеком, как я? Она наклонилась над открытым чемоданом и ответила:
– Ты приехал за мной, продираясь через сугробы. Ты сделал это для того, чтобы унизить меня даже своим признанием. Когда в один прекрасный день ты перестанешь меня унижать, я буду знать, что я тебе уже не нужна.
И она еще ниже склонилась над чемоданом, чтобы он не увидел на ее губах триумфальной улыбки.
В доме на полуострове горел свет во всех окнах первого этажа. Через открытую форточку в салоне в белую от снега ночь с легким морозцем вырывалось тепло и все более громкие голоса людей. Спрятавшись за побеленным стволом вишни, древний Клобук поглощал эти звуки как радостную музыку жизни, которая продолжалась, несмотря на зиму и ночь. Не заглядывая в окна, он знал, когда говорит писатель, когда смеется Халинка Турлей или мягко журчат слова доктора – каждый из этих голосов был ему знаком и приятен. Клобук любил этих людей так же, как Старый Бог; он ревновал их, но и желал им добра; был грозен и ласков; был всепрощающим, но и мстительным; озабоченным, но иногда и совершенно равнодушным. Он чувствовал себя творением их мечтаний и жаждал, чтобы эти мечтания неустанно взлетали к небу с рассыпанными по нему звездами, потому что из них и рождались птицы – все, не только он.
Стукнула парадная дверь. На скованный морозом снег осторожно вышла Гертруда Макух и по тропинке направилась к боковой калитке. Под толстым платком она несла что-то большое и тяжелое; она держала это как драгоценную вазу. Но возле калитки она остановилась и, как каждый вечер и каждое утро, оставила на колышках забора два куска хлеба для Клобука или соек – кто из птиц окажется проворней и быстрее.
Ее дом стоял неподалеку, с крышей, покрытой снегом. В комнате возле печи на маленькой скамеечке сидел Томаш Макух и смотрел в полуоткрытую дверцу, где огонь лизал березовые поленья. В комнате было тепло, потому что она велела ему целый день поддерживать огонь в печи. Он послушался ее, он всегда делал то, что она ему приказывала утром, ни больше и ни меньше. Он мог только выполнять ее приказы, ни на одну собственную мысль у него не было сил, потому что все его собственные мысли высосала великая печаль, которую он чувствовал в себе многие годы. Печаль, рожденная в годы неволи, но определенная доктором латинским названием одной из болезней.
Гертруда подошла к столу, накрытому льняной скатертью, достала из-под платка толстый сверток, положила его на стол и вынула из него спящую девочку.
– Смотри, Томаш, у нас снова есть ребенок, – сказала она с великой нежностью. – С завтрашнего дня мы с тобой переедем в дом к Янеку, потому что нам обоим надо быть поближе к нашему ребенку. Еще сегодня ты достань с чердака деревянную кроватку, которая осталась от маленького Йоахима. Не бойся, Томаш, подойди поближе. Это девочка. Очень маленькая девочка. Теперь ты уже не будешь сидеть один дома и глядеть в окно на дорогу. Вместе со мной ты будешь смотреть за ребенком. Будешь носить много дров для печек и топить, чтобы этой крохе было очень тепло. Она уже немного ходит, и ты будешь водить ее за ручку по дому и по саду. Ну да, у тебя будет много работы и много радости. Я помню, как ты радовался, когда ходил гулять с Йоахимом. Это для тебя и для себя я постаралась добыть этого ребенка.
Томаш Макух послушно поднялся со скамейки и посмотрел через плечо Гертруды на спящую девочку.
– Не спрашивай меня, Томаш, сколько трудов стоил мне этот ребенок. Самое главное что он у нас есть. Юстына тоже хотела ребенка, но ее Клобук не послушался. А всегда оставляла Клобуку кусочек хлеба на колышке забора. К нам он отнесся гораздо лучше. Помни, Томаш, только у молодых людей могут быть маленькие дети. Поэтому мы тоже снова будем молодыми, ты и я. Для тебя будет большая радость смотреть на нее, разговаривать с ней, вытирать ей слезы с глаз и считать ее улыбки. Может, это и тяжеловато, что нам надо будет переехать к Янеку, как тогда, когда он привез маленького Йоахима. Но ты ведь сам понимаешь, что нам надо быть поближе к ней. Брыгида разрешила, чтобы детская кроватка стояла в нашей комнате, потому что, когда ребенок проснется ночью, я буду к нему вставать, или ты, если захочешь. Так выходит, что у Брыгиды много работы, она ведь ветеринарный врач. И Янек занят. Впрочем, эти двое займутся друг другом, а нам оставят этого ребенка. Как слышишь, я все хорошо продумала, чтобы мы с тобой оба снова могли быть счастливыми. Ты помнишь, как ты плакал, когда у нас отняли маленького Йоахима? Эту девочку у нас уже никто не отнимет. Она будет наша, только наша, хоть ни Брыгида, ни Янек никогда об этом не узнают. Скажу тебе честно, что от Янека в последнее время ни мне, ни тебе не было никакой пользы. Замкнулся в себе, стал непослушным. А Йоахима у нас отобрали. Поэтому не спрашивай, сколько трудов стоил мне этот ребенок, сколько раз мне пришлось съездить в Трумейки, чтобы научить Брыгиду покорности и отнять у нее гордость. Еще тяжелей было с Янеком, потому что он умнее, чем она. Но и так я его заставила, чтобы он поехал за Брыгидой через сугробы и, что самое удивительное, признался ей в любви. Да, да, Томаш, нелегко заполучить ребенка в нашем возрасте! Знаешь, как ее зовут?
Томаш отрицательно покрутил головой, что он даже не догадывается, как зовут эту маленькую девочку.
– Беатка, Томаш. От матери Брыгиды и отца Яна Крыстьяна Негловича. Но если на самом деле – она будет Гертруды и Томаша Макух.
Девочка проснулась и молча с любопытством рассматривала торчащие усы Томаша Макуха.
– Она узнала тебя, Томаш! – обрадовалась Гертруда. – Узнала и полюбила с первого взгляда. Посмотри внимательно, какие у нее маленькие ручки и малюсенькие пальчики. Ты еще не видел пальчиков на ее ножках, но я тебя уверяю, что они тоже такие же красивые и маленькие. Ой, много трудов стоил мне этот ребенок! Ей уже почти годик, Томаш, а с таким ребенком женщине труднее всего. Я не хочу, чтобы ты все время сидел один в доме и смотрел в окно. Ни разу тебе не пришло в голову, чтобы раздобыть ребенка. Вечно я одна должна все эти дела брать на себя. Ну, одевайся теперь и пойдем со мной к Янеку, потому что надо снять с чердака кроватку Йоахима. Я уже вымыла комнату и даже в ней натопила. Надо перенести туда нашу постель и много других разных вещей. Но стоит потрудиться, потому что счастье, Томаш, само не приходит.
Она взяла со стола хрупкое человеческое существо и своими сильными руками прижала его к груди. Посмотрев на Томаша, она увидела, что в первый раз за много лет он улыбается. На лице его улыбка, хоть Янек сказал, что он никогда не будет улыбаться, потому что болен печалью. Янек был хорошим доктором, но ведь и он иногда говорит разные глупости. Например, что у старой женщины не может быть детей. У нее, у Гертруды, есть годовалая девочка, потому что она постаралась ее раздобыть. Все на свете можно получить, если человек постарается.
