Сергей Шапурко - Вместе (сборник)
В руке у него была бутылка с сухим вином. Сделав несколько хороших глотков, он успокоился и попытался придать мыслям хоть какую-то стройность.
«Если я ничего не помню, то может хоть дядька этот в курсах?»
— Эй, мужик! А ну подъем! На зарядку становись!
Человек проснулся, дико огляделся кругом, привстал и, судя по тому, что он с испугом посмотрел на Гоша, что-то вспомнил.
— Дядя, как мы на этот остров необитаемый попали? Расскажи, а то я маюсь тут в догадках.
Мужчина захлопал ресницами, почесал затылок и, едва шевеля засохшим языком, стал рассказывать:
— Судить игру в Ленинград ехал. Я — Болотов, судья республиканской категории. В вагоне-ресторане ужинал. Когда салат доедал, вошли вы с товарищем, оба сильно пьяные. Подсели ко мне за столик. Когда узнали, что я буду судить матч «Черноморца», стали требовать, чтобы я выпил за здоровье всех игроков, тренеров и массажистов команды.
— Ну и что, выпил? — спросил мрачный, как туча, Гош.
— А куда деваться, когда так просят? Потом стали требовать, чтобы я назначил пять пенальти в этой игре. Разумеется, в пользу южан.
— Ну и что, назначил?
— Так игра же только сегодня вечером.
— А как мы здесь-то оказались?
— Вы с другом стали всех заставлять пить за вашу любимую команду. Потом все хором кричали «Черноморец — чемпион!», потом, поделив посетителей на две команды, вы пытались устроить футбольный матч прямо в ресторане.
— Ты в моей команде был?
— Нет, я судил. Потом пришел начальник поезда, которому вы сходу, не раздумывая, засветили под глаз. Ваш товарищ дернул стоп-кран, и мы остановились посреди леса. Вас официанты и проводники с огромным трудом вытолкали из поезда.
— А ты-то каким образом здесь?
— Вы, когда вас вытаскивали из вагона, мертвой хваткой вцепились в меня и стали кричать, что я ваш друг. Вот они меня вместе с вами и вытолкали.
— А Вова где?
— Не знаю. Наверное дальше поехал. Он, когда стоп-кран дернул, упал в тамбуре, и его какая-то проводница молодая к себе в купе увела.
«Да, дела! Вова там теперь под стук колес железнодорожным сервисом наслаждается, спеша на встречу с футболом! А я тут в лесу, среди волков, с кретином-судьей».
— Ладно, пошли, выбираться как-то надо. А без тебя игру-то проведут?
— Конечно, проведут. Запасной судья есть. А где мы находимся, вы не знаете?
— Я думал, ты знаешь.
«На фиг я эту водку пил?! Ни капли больше!»
— А зовут-то тебя как, судья?
— Михаил Петрович. Миша.
Пройдя метров двести, они услышали какие-то звуки, похожие на те, как если бы мушкет вместо шомпола чистили березовым веником. Приблизившись к источнику шума, Игорь и Миша увидели двух молодых людей странного вида, срывающих острые листья с каких-то кустарников. Они были так увлечены своим занятием, что не услышали, как подошли отставшие от поезда.
— Здорово, мичуринцы! — крикнул Гош.
Собиратели гербария неадекватно прореагировали на приветствие. Один, который был в клетчатой рубашке, поначалу присел от неожиданности, потом резко, словно пружина, выпрямился и побежал по конопляному полю, оставляя за собой просеку. Второй, с плеером, упал на землю и закрыл лицо руками.
— Ого, как у вас тут незнакомцев бояться! — Гоша все эти приключения начали веселить.
— Не надо, не надо! — орал наркоман.
— Чего не надо-то?
— Бить не надо!
— Я и не собирался. Да вставай ты, чудо! Мы просто спросить хотели, где находимся. Потерялись, короче. Ехали в Ленинград. А доехали, не доехали, а может и переехали, не знаем.
После того, как нарк понял, что эти неместные его бить не будут и плеер не заберут, он успокоился. «Лохи какие-то. Какой им тут Ленинград! Подколоть что-ли?»
— А вы в Питер ехали?
— Ну да!
— Так вы его проехали. Тут до финской границы двести метров. Вся зона простреливается! Залегайте! Отползайте в лес. Пристрелят!
Михаил Петрович упал, как колос под косой. Гош рухнул рядом.
— Давай в лес, мужики! — орал наркоман.
Непримиримые враги на стадионе — фанат и судья — здесь дружно и согласованно, словно ящерицы по песку, быстро поползли в лес.
«Финляндия — это же капстрана! Из института точно выгонят! А может еще и посадят», — думал Гош.
«Весь костюм испачкал! От Лерочки влетит», — тоскливо подумал судья, до конца не проникшийся кризисностью момента.
В лесу чуток передохнули.
— Куда теперь? — Миша, оценив характер и сообразительность своего молодого товарища по приключениям, признал лидерство за ним.
— У тебя, я смотрю, под курткой майка белая. Давай ее сюда!
— Это еще зачем?
— Без вопросов, быстро снимай! А то пристрелят, как сусликов!
Майку Гош повесил на сломанную ветку и стал махать импровизированным белым флагом.
— Погранцы! Мы свои, русские, не стреляйте! Заблудились! Грибы собирали!
Поплутав по лесу с полчаса, потенциальные нарушители на заставу не наткнулись, а вышли на шоссе.
— Там какой-то указатель, — Миша кивнул на синюю табличку.
«А где же застава?» — думал Гош, идя к знаку.
— Кукуево. До Москвы 130 километров, — прочитал Гош.
Он был ошарашен, как баптист, случайно попавший на стриптиз. Когда он пришел в себя, то извергающиеся из его уст ненормативные выражения, были настолько сочны и крепки, что даже бродившие невдалеке шакалы, поджали хвосты и призадумались.
— Где этот ботаник! — взревел Игорь.
Однако активные поиски результата не дали. «Первый раз меня так кинули», — с горечью подумал Гош. «А где же пограничники?» — так и не въехал Михаил Петрович.
Домой добрались на попутках только к вечеру. «Черноморец» игру выиграл. Вова по приезду все рассказал в подробностях.
«Ничего, я тоже неплохо развлекся!» — ухмыльнулся Гош.
По большому кругу
Сколько веревочке не виться, сколько студенту не учиться…
Поскольку к пятому курсу Игорь все-таки взялся за голову, дипломный проект он сдал без особого напряжения. Не мог студент стать специалистом с высшим образованием, не пройдя последнего испытания. Оно заключалось в следующем… После получения диплома будущие инженеры разбивались по своим группам и от дверей общежития пускались в не очень длительное, но увлекательное путешествие. Нужно было обойти квартал, заходя в каждую рюмочную, разливочную, пивную и выпивая там по сто граммов вина. Поход засчитывался, если хотя бы один из группы дойдет и дотронется до ручки входной двери общежития.
Веселые и озорные собрались ребята из Гошиной группы в то летнее утро, последнее утро их студенческой жизни.
— Ну, что, витязи науки, инженеры-экономисты? По маленькой? — Гош радостно смеялся.
— Масло все с утра поели? А то развезет! — волновался Витя.
— Своих не бросать, с чужими не драться! — напутствовал Андрей.
— Вперед!
Первые пять-шесть пивнарей прошли на «ура». Дальше пошли потери.
— Держаться! — Гош шел медленно, но твердо.
Еще три рюмочные — и остались они втроем. Гош сам еле стоящий на ногах потихоньку тянул болтающегося, как сосиска, Витю и мычащего Андрея. Вот уже вышли на прямую! Кабаков уже больше нет! Осталось каких-то пятьдесят метров. Бабах! Упали!
Кое-как с Витей поднялись. Теперь вдвоем. Дойти надо! Пацаны на них надеются. «Магир!» — мелькнуло в голове Гоша. Он достал ручку плохо слушающимися пальцами и перевернул ее. Верный друг тут же оказался рядом, подставил железное плечо и доволок пьяных вусмерть молодцов до заветной двери.
— Ура! Ура! — что есть силы, заорали Гош и Витя. Их крик услышали сквозь хмель многие одногруппники.
— Ура! — подхватили они. — Ура! Мы — инженеры!
— Спасибо, Магир! Выручил брат, — сказал Гош и хотел пожать ему руку, но неловко повернулся и ручка, его волшебная ручка, выскочила из руки, упала на асфальт и разбилась. Магир тут же исчез. Гош мгновенно протрезвел.
«Неужели все?» И тут же мысли стали чисты, как снег на Эльбрусе.
«Да, все! Прощай, Магир! Прощай, верный друг! Стой себе в музее, мы тебя не забудем. А теперь что? А теперь буду рассчитывать только сам на себя! Ну, и на друзей, конечно» — подумал Гош, поднимая и отряхивая Витю Ленского…
…Прошли годы. И уже занесена песком дней Гошина туманная юность. И плещутся у самых ног волны зрелости. И не спрятаться уже под зонтиком лекарств от палящих лучей времени. И вальяжный шезлонг развлечений уже не убаюкивает предчувствие неизбежного расставания с лучшим из миров.
Щемит сердце и спирает дыхание, когда отматываешь пленку дней назад и в который раз смотришь затертые до дыр самые дорогие кадры детства и юности. И те воспоминания придают силы, и жизнь вновь обретает смысл. А на душе становится сладко, как после съеденной 30 лет назад сахарной ваты.