Джонатан Линн - Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера
– Потому что премьер-министр не может делать все сам. Ему, хочешь не хочешь, приходится перепоручать часть своей работы другим. Кому нечего делать…
Актриса со слишком крупными для ее платья формами заметно обиделась.
– Вы считаете, ходить в театр – это работа?
– Да… то есть нет… – нерешительно сказал Хэкер. – Но, поймите, премьер-министру нельзя, ну никак нельзя посягать на сферу деятельности другого министра.
– Значит, он не может заболеть, прежде чем должным образом не согласует это с министром здравоохранения? – язвительно поинтересовался скептик.
– Значит, не может, – согласился Хэкер и только потом, поняв, что сказал совсем не то, что хотел, с досадой добавил: – А может, и может.
Худенький молодой человек, стоявший на левом краю группы, повернулся и спросил, ходил ли ПМ в театр, когда был в оппозиции. Хэкер начал было объяснять, что даже тогда это было за пределами „сферы его непосредственных обязанностей“, но моложавый не дал ему договорить.
– Значит, ваши убедительные слова про веру в театр можно понимать как веру в бога? Вы на самом деле верите в то, что он существует?
Хэкер категорически отверг и это. Хотя лично мне показалось, куда мудрее было бы признать истину, а не сопротивляться очевидному.
Следующий вопрос последовал от молоденькой актриски, у которой на лице было разлито куда больше презрения, чем косметики:
– Господин премьер-министр, на какую пьесу вы ходили в последний раз?
– Ходил? – переспросил ПМ с таким видом, как если бы все дни просиживал дома, почитывая театральные пьески. – В последний раз? – снова повторил он, но на этот раз вполне сознательно, чтобы выиграть время. – Э-э-э… Скорее всего, на „Гамлета“.
– Чьего?
– Шекспировского, – уверенно ответил премьер-министр.
– Нет-нет, я имел в виду, чьего Гамлета? – назойливо переспросил худенький молодой человек, стоявший на левом краю группы. – Кто его тогда играл? Генри Ирвинг?
– Вот-вот, кажется, именно так его тогда и звали.
Театральная братия начала удивленно переглядываться – им было совершенно непонятно, как это премьер-министр Британии не только не знает, но даже не догадывается о том, что происходит в их храмах культуры и искусства!
Краешком глаза заметив, как сэр Хамфри освободил себя от Саймона Монка, я тоже освободился от Хэкера и актеров, чтобы наконец-то поговорить с секретарем Кабинета с глазу на глаз.
Первым делом я, как можно деликатнее, обратил его внимание на то, что наш ПМ чувствует себя, вроде бы, не совсем в своей тарелке.
– А ему и не требуется, – коротко ответил сэр Хамфри. – Коктейльные приемы на Даунинг-10 всего лишь одна из не самых приятных обязанностей.
– Но ему задают вопросы!
– И что в этом странного?
– Да то, что они не были заранее согласованы, и значит, премьер-министра должным образом не проинструктировали!
Секретарь Кабинета пожал плечами.
– Это же в любом случае вне рамок официального протокола. Значит, не имеет особого значения.
Я объяснил, что в таком случае большинство присутствующих могут принять ПМ за человека с мышлением обывателя.
– Боже упаси! – тихо воскликнул Хамфри. И чуть заметно усмехнулся.
– Может, имеет смысл попытаться его выручить? – предложил я. Сэр Хамфри молча кивнул головой.
По пути к уголку, где актерская братия мучила Хэкера своими бестактными вопросами, нам пришлось пройти мимо Энни, жены премьер-министра, которая, с уже почти пустым бокалом в руке, весело беседовала с низеньким, щеголевато одетым музыкантом. Его совсем недавно пригласили на должность главного дирижера одного из пяти лондонских симфонических оркестров.
– А знаете, проблема верности верхнего тона меня тоже интересует, – говорила она. – Моего мужа, например, можно смело считать мужем высокой верности.
– Это же прекрасно, – уверенно ответил ей дирижер, который славился совсем обратным.
– В своем роде, конечно, в своем… – она заговорщицки понизила голос. – Высокой верности, но… низкого тона.
Дирижер, явно находивший ее весьма привлекательной, даже растерялся.
– Вы имеете в виду что-то вроде „Бэнг энд Олафсен“?[69]
Миссис Хэкер понимающе кивнула.
– Точно не знаю, но как Олафсен в любом случае».
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)С актерской братией у меня все происходило как нельзя лучше. Честно говоря, по части театра я не очень-то разбирался, но, уверен, они этого даже не заметили – слишком уж заняты собственной персоной!
Всех, конечно же, прежде всего интересовала сумма гранта, на выяснение размеров которой, собственно, и были направлены все их вопросы. Но поскольку лоббированием личных и, тем более, корпоративных интересов меня удивить трудно, если вообще возможно, я просто напомнил им о многочисленных и не менее жизненно важных претензиях на государственный кошелек.
Для групп давления вообще характерно выставлять все свои чисто эгоистические пожелания в таком категорическом виде, как будто, если им не заплатят, общество тут же рухнет! Школьные учителя, например, требуют повышения своей заработной платы исключительно в интересах повышения уровня образования. И даже когда они выходят на забастовку, то их лидеры утверждают, что делают это ради безопасности учеников, которых они вынуждены отправлять по домам. Шахтеры, если им можно верить, бастуют, чтобы старики могли покупать уголь дешевле. Медики – от врачей до санитаров и водителей скорой помощи, – закрывают больницы для того, чтобы услугами системы здравоохранения смогли воспользоваться те несчастные, кому не удается сделать это в промежутках между акциями протеста.
Так и эти милые клоуны, – которые постоянно нуждаются в аплодисментах и признании тысячных толп безвестных поклонников и поэтому все время что-то изображают из себя, одеваясь, раздеваясь, переодеваясь, чтобы понравиться публике – тоже предъявляют свои требования на гранты и субсидии под предлогом общественного интереса (как правило, ссылаясь на образование)!
Поэтому я как можно спокойнее объяснил им, что деньги куда больше нужны обществу не для неизвестно кого и чего вообще, а для реальных приоритетных проектов. Не говоря уж о больницах, банках крови, искусственных почках…
– Танках и ракетах, на которые вы предпочитаете тратить наши деньги, – вставила совсем молоденькая актриска.
– Атомных бомбах, – с понимающим видом добавила другая.
Совершенно верно. Но ведь вряд ли можно защитить страну от русских постановкой, скажем, «Генри V»! О чем я им доступным языком и сказал. Юмора они явно не поняли. Слава богу, совершенно случайно оказавшийся рядом Хамфри помог мне избавиться от этих приятных, но уж чересчур назойливых деятелей искусств.
– Это не светский раут, а чуть ли не нашествие варваров, – не без горечи пожаловался я.
Секретарь Кабинета заметил, что их всех очень беспокоит состояние нашего искусства. Тут он не прав, ну совершенно не прав. Состояние беспокоит не всех, а только этих – нация об этом даже не думает! Если бы думали, то тратили бы на искусство свои собственные деньги. С какой, интересно, стати правительству выделять государственные средства на удовольствия других?
– Это не принято считать удовольствиями! – возразил Хамфри (глубоко в душе он наверняка самый настоящий кальвинист[70]). – Все дело в том, что на всех нас лежит святая обязанность обеспечивать преемственность нашего наследия. Особенно картинам, которые вряд ли кто захочет видеть, музыке, которую вряд ли кто захочет слушать, театральным постановкам, на которые вряд ли кто захочет ходить. Но мы не имеем права дать им умереть только потому, что они мало кого интересуют.
– Интересно, почему? – с любопытством спросил я.
– Потому что это как наша англиканская церковь, господин премьер-министр. Люди в нее не очень-то ходят, но им намного спокойнее от осознания того, что она есть. То же самое и с искусством. Пока оно существует, можно намного уверенней ощущать себя частью цивилизованного мира.
По-своему все это, может, и не так плохо, но с политической точки зрения крайне неразумно и, на мой взгляд, даже нереалистично.
– Ведь искусство не приносит практически никаких голосов. Поэтому оно мало кого и интересует.
Но сэр Хамфри в свойственной ему манере упрямо отказывался принять мою точку зрения.
– Совет по исследованиям социальных аспектов современного общества тоже мало кого интересует. Равно как и комитет по маркетингу молочных продуктов или комиссия по решению конфликтов о бюджетной принадлежности дантистов. Или консультативный подкомитет по вопросам наиболее оптимального разведения морских ресурсов… А правительство все продолжает и продолжает выделять им деньги. Государственные средства!
