Светлана Багдерина - Пламя Сердца Земли
Отвечая на невысказанный вопрос лукоморца, она растянула губы в хитрой улыбке.
– Убыр Макмыр еще и не такое знает, вьюноша.
– П-понял, – ошеломленно кивнул Иван и смирился.
Убыр сделала еще один шаг вперед, и тяжелые ворота распахнулись перед ней и путниками сами по себе. Взмах сухонькой ручки – и гудящее облако на мгновение зависло в воздухе и ринулось на них. Но не успели гости испугаться как следует, как здоровенные лохматые шершни, сделав над ними круг почета, вернулись назад и снова зависли над двором гудящей шапкой.
– Не боись, гостеньки – не укусят. Теперь, – ухмыльнулась Макмыр. – Они вас сейчас знают и не тронут. Пока я не скажу. Хе-хе. Шуткую я. Ну, чего встали, как столбики? Заходите, гостями будете, пока не надоест.
Специалист по волшебным наукам хотел поинтересоваться, кому надоест, но побоялся услышать ответ и на всякий случай не стал.
Путники первым делом почистили и выбили Масдая и задрапировали его вокруг давно не беленой, но очень горячей печи, после чего наспех умылись и пошли к столу, ведомые головокружительными запахами как самонаводящиеся и чрезвычайно голодные ракеты – отведать от убырских щедрот.
Щедрость ее простиралась на ведерный чугунок с густым наваристым супом, в котором затонул – но не до конца – килограммовый ломоть мяса на мозговой кости, каравай черного хлеба, шаньги – «картовные» и «налèвные», как называла их сама Макмыр, и пресные лепешки с бортиками, наполненные болтушкой из яиц, сметаны, лука и грибов – перепечи.
– Очень вкусно, – работая челюстями и ложкой как заведенный, умудрился произнести и не подавиться Агафон.
– Спасибо, бабушка убыр, – поддержал его Иван и осторожно вложил неуклюжей левой рукой грубо струганную деревянную ложку в рот.
– Наша-то девица на все руки мастерица, – одобрительно закивал взъерошенной головой и дед, аккуратно стряхнул с бороды крошки в ладошку и кинул их в миску.
– Ну уж… – скромно потупилась от похвалы Макмыр, как невеста на смотринах. – Как таким гостям не постараться угодить…
– Постаралась ты, матушка, сразу видно, – стрельнул живыми глазами старик в сторону «девицы», и та зарделась.
– Вот славная женка кому-то достанется, – вздохнул, сокрушаясь, он.
Убыр окончательно смутилась, закашлялась, поправила идеально намотанный платок так, что его перекосило, и поспешила перевести разговор в другое русло:
– А чёй-то это у тебя, мил друг Иван, с правой рукой-то? Ты ить меньше ешь, больше мучаешься. На улюху ты не похож, кажись…
– Поскользнулся, упал… – улыбнулся набитым ртом Иванушка, вспомнив их недавний разговор с волшебником.
– Эт ты приятелю своему расскажи, – обнажила в усмешке все семь зубов убыр и кивнула в сторону чародея. – Мне ведь вашу помощь тоже без оплаты оставлять не след, – ткнула она ложкой за окно. – А со мной по врачебной части из октябричей никто не сравнится, так что пользуйтесь, пока я добрая.
За окном, как раз напротив вкушающей октябрьской кухни компании, Панкрат и Егор сколачивали из подручного материала лестницу.
Все произошло как в одной лукоморской народной сказке: входящие постояльцы наступили на нижнюю ступеньку крыльца, и она провалилась, изъеденная изнутри в труху жучками. Пошли в дровяник искать доску на замену – не нашли, зато сквозь дыру в крыше увидели небо и тучки. Полезли латать – развалилась под ногами лестница. Стали сколачивать лестницу – треснуло топорище (молотка в хозяйстве убыр отыскать не удалось даже с ее помощью). Стали искать подходящее полено, чтобы вытесать новое – обвалилась поленница, сложенная по-вамаяссьски[31] вдоль забора. Поленица обвалилась – стал виден подгнивший столб и дыра в ограде. Разобрали остатки поленницы, осмотрели всё, и нашли еще пять таких же кривых столбов, готовых подать в отставку в любой момент…
Умруны, бесстрастно обозрев весь затяжной разор в хронической форме, переглянулись, кивнули и, без лишних слов, разобрали инструменты, распределили обязанности и сосредоточено принялись за работу.
Дед Зимарь порывался было присоединиться, но Иван при поддержке Агафона и – что самое главное – хозяйки, ставшей вмиг ровно в пятнадцать раз заботливей и внимательней – оторвали его от пилы и усадили за стол.
Дозволив гостям дожевать последнюю шаньгу, тщетно пытавшуюся укрыться от печальной в судьбы за краем блюда, и оценить всю прелесть и крепость домашней кумышки, убыр тоном, не терпящим пререканий, заставила Иванушку поведать обстоятельства утреннего сражения на затерянной тропе.
– …и ты сделал ЧЁ?!.. – восхищенно-недоверчиво прищурила она глаза и склонила набок голову, словно рассматривая своего гостя в первый раз.
– Перерубил дерево, которое держало его арку, – послушно повторил Иван. – Больше я ничего не мог придумать… Я понимаю, это был не слишком героический поступок…
– Это был единственно возможный поступок, если ты хотел остаться в живых, – фыркнула убыр. – Если бы он был чуток поумнее, он сразу бы забрался по арке на твое дерево и сбросил на тебя сеть, как на твоего солдатика, и одним царским сыном на Белом Свете стало бы меньше. Хоть у него и мозгов с гулькин клюв, а до этого он всё одно рано ли поздно ли додумался бы, будь спокоен.
– Бросьте, мадам. Пауки не умеют думать, – специалист по волшебным наукам разлепил склеивающиеся от сытости и усталости глаза, вальяжно изрек сей научный фак, и снова прикрыл более чем слегка осоловевшие очи. – Это суеверия отсталых народностей… Персонификация очеловечивания, так сказать… Идеализация анимализма… Метафора мышления… то есть, эпифора… Или метаморфоза?..
– Во-первых, – строго ожгла его взглядом Макмыр, и чародей почувствовал укол словно шилом и подскочил на скамье – глаза широко раскрыты, язык прикушен, – в моем доме срамно не выражаться. Два раза говорить не стану, запомни с одного. А во-вторых, если не веришь – погуляй еще по нашим лесам хоть день. А когда вернешься – если вернешься – вот тогда и расскажешь мне, кто из вас умеет думать, а кто – так. Так что, царский сын, ты еще легко отделался. Я баньку протоплю, и мы твою руку поправим. Помнем, пошепчем, компрессик сделаем на ночь, отварчик попьешь – утром как новый будешь.
Дед Зимарь при этих словах натужно закашлялся, закатив глаза, захлюпал, затрубил носом, словно стадо слонов, и задышал полной грудью со свистом и хрипом, как дырявая гармошка.
– Ладно, уж. И тебя, старик, заодно полечу, – правильно поняла намек и холодно взглянула на него убыр, но дед довольно прикрыл хитрые глаза: за февральским холодом он угадал мартовскую оттепель, апрельское таяние и майское цветение.
– Спасибо… До смертушки не забуду доброту твою да заботу, барышня… – просипел он и зашелся в кашле.
– Раньше времени не благодарят, – сухо ответила Макмыр, не глядя на пациента, и стала подниматься из-за стола. – Сейчас посуду уберу да за баньку примусь.
– А куда ее убирать надо, бабушка убыр? Мы вам поможем, – вызвался лукоморец.
– Да-да, – закашлялся старик, – эт мы мигом, моргнуть не успеешь, барышня, как твоя посудина по кухне летать будет да блестеть!
– А на двор ее убирать надоть, там стол есть, – кивнула в сторону расположения вышеупомянутого стола убыр. – А рядом с ним чан с водой, лыка пук и туес с золой. Да только ты, герой с одной рукой, сидел бы уж. И ты, чихотошный, не суетись. У вас, вон, и здоровых с двумя руками хватает, которые помочь хочут.
Последняя фраза подразумевала явно не Иванушку и не деда Зимаря.
Само подозрение в том, что он когда-либо хотел помочь кому-либо мыть холодной водой в октябре на улице посуду при помощи золы и пучка лыка было настолько смехотворным, что Агафон чуть не прыснул, сочтя его если не за издевку, то за шутку. Но сдавать назад было поздно, и он рассеянно повел плечами, будто мыть посуду именно таким образом ему приходилось на протяжении всей его жизни по пять раз в день, и ни о чем более увлекательном и приятном он и помыслить не мог:
– Это я-то? Посуду? Да легче легкого!
Он вылез боком из-за стола, подошел к открытому окну и окликнул одного из умрунов, деловито обтесывающего новый столб:
– Эй, ты, как тебя!..
– Терентий, – бесстрастно взглянул на него гвардеец.
– Да, Терентий. Я говорю, я сейчас посуду буду подавать, а ты принимай, и где-то тут стол с чаном есть – так на него ставь.
– Я принимаю приказы только от Ивана, – умрун равнодушно отвернулся и снова склонился над своей работой.
– Э-эй!.. – оскорбленно воскликнул маг. – Да как ты смеешь!.. Ты, солдафон!.. Иван, скажи ему!
– Терентий? – присоединился царевич к волшебнику.
– Да, Иван, – с готовностью выпрямился он и стал пожирать глазами командира как на царском параде.
– Помоги, пожалуйста, Агафону с посудой, хорошо?
– Будет исполнено, Иван, – умрун воткнул в бревно топор, вытер о штаны руки и встал у окна. – Пусть подает.
