Леонид Яровенко - Так все и было..., или рассказы бывалого одессита
У меня дома предстоящую поездку восприняли без особого энтузиазма.
— Надеюсь, в этом нет ничего противозаконного? — спросила мама.
— Сейчас это все разрешено, — ответил за меня папа. — А что разрешено, то не запрещено. Верно, сын?
Я утвердительно кивнул головой, чем выразил свое полное согласие с мнением папы...
Но что везти на продажу? Саша через знакомых вышел на кооператив, который изготавливал разборные пластмассовые люстры. У нас к тому времени спрос на них уже упал, и мы прямо на складе купили для реализации в Польше 300 таких люстр вместе с лампочками, заплатив, в пересчете по курсу, около 2 долларов за комплект.
Многие, наверняка, помнят эти люстры. Вблизи они выглядели довольно неказисто, но уже с расстояния в 2-3 метра производили вполне приличное впечатление, а «хрустальные» их подвески, отлитые из бесцветного полистирола, искрились всеми своими многочисленными гранями, как настоящий хрусталь... Кстати, в Одессе, в кухнях и на дачах, такие люстры можно увидеть и сегодня...
Еще мы везли в Польшу два мини-плуга для мини-трактора. По словам работника завода сельхозмашин, у которого мы их купили, в Польше каждый такой мини-плуг можно было продать долларов за 500... У этого же человека мы приобрели циркулярную пилу. Кстати, мини-плуги и циркулярную пилу, чтобы они занимали меньше места и их проще было провезти через таможню, мы разобрали на детали, которые рассовали по разным чемоданам и сумкам...
Кроме того, мы везли принадлежавшие лично мне компрессор к холодильнику «Днепр», электропилу (ее тоже пришлось разобрать, практически, на детали) и тяжеленную сумку с латунной мебельной фурнитурой 50-х годов, которую я нашел дома на чердаке. На всякий случай, чтобы на таможне с этой фурнитурой не возникли проблемы, я поверх нее насыпал в сумку найденные там же на чердаке пластмассовые детские игрушки...
Из-за коробок с люстрами наш багаж оказался настолько громоздким, что мы с трудом разместили его в салоне нанятого микроавтобуса. До вокзала доехали без приключений, и минут за сорок до отправления поезда уже были на перроне вокзала. Состав еще не подали, и мы с Сашей, сидя на своих коробках, пытались отдышаться.
Постепенно перрон стали заполнять потенциальные пассажиры и провожающие. В их толпе я заметил направляющийся в нашу сторону комендантский патруль. Где-то глубоко внутри шевельнулось инстинктивное желание толкнуть локтем товарища, вскочить и вытянуться по стойке «смирно». Допускаю, что этому способствовала военная камуфляжная форма, которую мы с Сашей одели в дорогу. И хоть я, отдавая в свое время долг Родине, носил морскую форму, «камуфляж», даже купленный «по случаю» и без погон, оказывается, тоже оказался способным всколыхнуть подсознание. А Саша сидел с закрытыми глазами и, похоже, дремал, не замечая ни равнодушно прошедшего мимо нас патруля, ни всего, что происходило, хотя, впрочем, ничего интересного вокруг и не происходило.
— Саша, приветик! — вдруг послышалось у нас за спиной. Мы оглянулись. Остановившаяся возле нас молодая женщина опустила на асфальт перрона два баула и, улыбаясь, смотрела на Сашу. Несмотря на довольно-таки прохладную погоду, на ней было демисезонное плащ-пальто и легкие сапожки, а на голове — пестрый полушерстяной шарф. Впрочем, в подобной одежде тогда щеголяло большинство молодых одесситок.
Женщина мне не понравилась, хотя ни в ее одежде, ни в выражении лица, ни в макияже, ни в челке, прикрывающей правый глаз, не было ничего откровенно неприятного... Разве что голос... Резкий и скрипучий. Такой бывает у истеричек и плохих учительниц младших классов... От людей с таким голосом — одни только неприятности. Я знал это по личному опыту...
— Привет! — без особого энтузиазма отозвался Саша. — Ты чего здесь?
— Польша зовет. А вы что, тоже на заработки? Чего мне ничего не сказал? Я же туда езжу... Познакомь с товарищем!
Женщина протянула мне руку:
— Я Светочка. А ты?
— Леонид, — назвался я.
— Ленчик-Пончик? Люблю я Пончиков, особенно Япончи-ков... Шутка! У вас какой вагон, мальчики?
— Девятый...
— Девятый? Вот здорово! А я в восьмом, по-соседски! Люблю соседей...
Женщина оперлась о мое плечо и, не убирая руки, уселась на коробку, стоящую между мной и Сашей. Положив вторую руку на плечо Саши, она говорила как заведенная, и наше с Сашей молчание ее ничуть не смущало. Она задавала вопросы и тут же сама на них отвечала; делилась информацией, которая нам была ни к чему; рассказала о своем «нервопатологе» (она так и говорила — нервопатолог) и чудесах, которые он делает, и порекомендовала «в случае чего» обращаться только к нему...
Вскоре я уже знал, что Светочка везет в Польшу китайские рубашки «Дружба», отвертки и плоскогубцы, что родилась и живет на Пересыпи, но с детства мечтает жить на Дерибасовской или Екатерининской, а лучше — на Соборной площади. Она объяснила, что такова воля Ленина, только не все о ней знают: не зря же у Пересыпского моста установлена его статуя с простертой в сторону центра города рукой!
Еще она сообщила, что закончила десятилетку, работала на заводе сопротивлений, побывала замужем «за одним инженером без квартиры», а теперь хочет поступить в «медину», в смысле, в медицинский институт. Но, возможно, не в этом году. Потому что месяц назад, когда последний раз ездила в Польшу, она познакомилась на таможне с одним капралом, и тот обещал на ней жениться. Сейчас она распродаст товар, обновит гардероб и постарается додавить капрала. Ну, а если не получится, то тогда уже точно в «медину». Там есть знакомый доцент...
Обращалась она преимущественно ко мне, изредка поворачиваясь к Саше, словно бы приглашая его подтвердить правдивость всего ею говоримого. Мы с Сашей молчали, изредка переглядывались, но Светочку это ничуть не смущало.
Я знал, что у Саши много знакомых женщин, причем, из самых разных социальных групп. С некоторыми из них я даже был знаком. Но такое, как эта Светочка, видел среди его знакомых впервые.
Пока Светочка тараторила, подали состав, и народ с перрона устремился к дверям вагонов. Когда мы, наконец, добрались до своего купе, оказалось, что оно уже настолько забито багажом соседей-попутчиков, что, если втащить туда еще и наши коробки, то нам с Сашей, в полном смысле этого слова, негде будет сесть, не говоря уже о том, чтобы лечь... Пришлось обратиться к помощи Светочки. В ее купе было достаточно места, и она, по просьбе Саши, согласилась «приютить» у себя две коробки с сотней наших люстр...
Наконец, поезд тронулся. Какое-то время мы смотрели, как за окном убегают назад и исчезают в темноте огни города, затем вместе с соседями по купе выпили за удачу нашего предприятия, и, не раздеваясь, забрались на верхние полки.
— Ты что, Светку совсем не помнишь? — спросил Саша, когда я уже начал было засыпать.
— А что, должен помнить?
— Ну, не должен, конечно, но мог бы... Жучку помнишь, которая у Бармалея деньги стащила?
— Ну?
— Так это она самая и есть...
Светку-Жучку из Сашиного двора я, конечно же, помнил. Ее фамилия была то ли Жукова, то ли Жук. Отсюда и дворовая кличка. Это была одна из многих девчонок, которые приходили к Бармалею покупать мороженое и пить газировку. Однажды, когда он вышел из своей будки «на технический перерыв», и, как обычно, оставил дверь открытой, Светка-Жучка заскочила туда, схватила лежавшие на прилавке шесть рублей, и убежала. Девчонки, которые все это видели, поймали ее, хорошенько поколотили, отобрали и вернули деньги. А дядя Сема еще и вступился за нее... Хорошее было время... Мне тогда как раз купили велосипед «Украина», и я гонял на нем по Куликовому полю...
Под воспоминания и постукивание колес поезда на стыках я уснул...
На следующий день, подъезжая к границе, мы, как нас научили знакомые «челноки», заплатили проводнику определенную сумму в долларах, дабы он договорился с таможенниками, чтобы те не слишком рылись в нашем багаже. Результат превзошел ожидания: наш багаж даже не досматривали. Кстати, должен заметить, что у тех, кто не удосужился договориться с проводником, на таможне возникло немало проблем, сопровождавшихся не только денежными затратами, но и слезами...
С польскими таможенниками было посложнее. Один из них, обнаружив в нашем багаже станину, двигатель и режущий диск, сообразил, что это разобранная циркулярная пила, и позвал своего старшего, который стоял в дальнем конце коридора вагона. Пока тот к нам шел, мы дали поляку 20 долларов, и он, когда старший подошел, ограничился тем, что спросил у него, можем ли мы ввезти в Польшу режущий диск для циркулярной пилы. Старший ответил, что можем, но, перед тем, как уйти, заглянул в сумку, где лежала мебельная фурнитура. Его внимание привлекла фигурка всадника на лошади, причем у всадника была отломана голова. Таможенник на какое-то время унес игрушку, а потом принес ее обратно. Вероятно, он предполагал, что обнаружит внутри игрушки что-либо запрещенное...
