Михаил Зощенко - Опальные рассказы
А надо сказать, что перед этим была совершенно непонятная ситуация.
Первый председатель отлично знал этого беспартийного. Он с ним поздоровался за ручку, угостил папироской и не обратил внимания на такое странное появление. Одним словом, в спешке запарился.
И вот, не знаю, как в других городах, но у нас, в Ленинграде, беспартийный товарищ присел за стол, и началась чистка.
Полтора часа самосильно чистили. В конце концов, наш беспартийный осмелел и тоже начал разные гордые слова произносить. Только вдруг является настоящий партийный товарищ, и все, конечно, разъясняется.
Тут встает со своего почетного места наш беспартийный голубчик и скромно уходит без лишних слов.
— До свидания, — говорит, — я пойду!
Теперь эту чистку признали недействительной И мы с этим совершенно то есть согласны. Хотя нам и жалко которых чистили. Шлем привет беспартийному товарищу.
Честное дело
Вот некоторые, конечно, специалистов поругивают, — дескать, это вредители, спецы и так далее. А я, например, особенно худых специалистов не видел. Не приходилось. Наоборот, которых встречал, все были такие милые, особенные. Как, например, этим летом.
У нас из коммунальной квартиры выехала на дачу одна семья. Папа, мама и ихнее чадо.
Ну, выехали. Заперли на висячий замок свою комнатенку. Один ключ себе взяли, а другой, конечно, соседке отдали, — мало ли чего случится. И отбыли.
А надо сказать — был у них в комнате инструмент — рояль. Ну, обыкновенное пианино. Они его брали на прокат от Музпреда. Брали они на прокат этот рояль для цели обучения своего оболтуса, который действительно бил по роялю со всей своей детской изворотливостью.
И вот наступает лето, — надо оболтуса на дачу везти. И, конечно, знаете, повезли.
А этот рояль, или — проще скажем — пианино, заперли в комнате с разными другими вещицами и отбыли. Отдыхают они себе на даче. Вдруг, значит, является на ихнюю городскую квартиру специалист — настройщик роялей, присланный, конечно, своим учреждением.
Конечно, соседка ему говорит: мол, сами уехадши до осени, рояль заперли и безусловно его настраивать не приходится.
Настройщик говорит:
— Это не мое постороннее дело входить в психологию отъезжающих. Раз, — говорит, — у меня на руках наряд, то я и должен этот наряд произвести, чтоб меня не согнали с места службы, как шахтинца или вредителя.
И, значит, открыла ему дверь, он пиджачок скинул и начал разбирать это пианино, развинчивал всякие гаечки, штучки и гвоздики. Развинтил и начал свою какофонию. Часа два или три, как больной, определял разные звуки и мурыжил соседей. После расписались в его путевке, он очень просветлел, попрощался и отбыл.
Только проходит месяц — снова является.
— Ну, как, — говорит, — мой рояль?
— Да ничего, — говорят, — стоит.
— Ну, — говорит, — я еще беспременно должен его настроить. У нас раз в месяц настраивают. Такой порядок.
Начали его жильцы уговаривать и урезонивать — мол не надо. Комнатка, дескать, заперта. Рояль еще два месяца будет стоять без движения. К чему такие лишние траты производить!
Уперся на своем.
— У меня, — говорит, — наряд на руках. Не просите. Не могу.
Ну, опять развинтил рояль. Опять часа два назад свинчивал. Бренчал и звучал и на брюхе под рояль ползал. После попрощался и ушел, утомленный тяжелой специальностью.
На днях он в третий раз приперся.
— Ну, как, — говорит, — не приехадши?
— Нет, — говорят, — на даче отдыхают!
— Ну, так я еще поднастрою. Приедут — очень великолепно звучать им будет.
И хотя ему объясняли и даже один наиболее горячий жилец хотел ему морду наколотить за потусторонние звуки, однако он дорвался до своего рояля и снова начал свои научные изыскания.
Сделал свое честное дело и ушел на своих интеллигентных ножках.
Неувязка
Новый быт наступает, а многие родители еще и за ум не схватились.
Многие родители еще называют своих детишек— Коля, Петя, Андрюша и так далее. А через двадцать лет, когда, можно сказать, засияет жизнь, такие мещанские названия, как Петя, будут прямо убийственны.
Безусловно, другие родители и рады бы сейчас давать новые имена, да, знаете, выбору маловато. Раз-два и обчелся. Да и неувязка может произойти. Как у моих знакомых.
У моих знакомых в том сезоне родился мальчик. Родители, люди очень такие, что ли, передовые, обрадовались.
— Ага, — говорят, — уж в этом случае мы будем на высоте положения. Уж мы дадим ему настоящее название. Это будет не какой-нибудь Петя.
Начали они думать, как назвать. Два дня думали и глядели в календари, на третий прямо захворали. Не могут придумать подходящего красивого названия.
Вдруг приходит ихний сосед.
— Да вы, — говорит, — откройте любой политсловарь и хватайте оттуда какую-нибудь выдающуюся фамилию. И называйте этой фамилией свою невинную крошку.
Развернули родителя словарь. Словарь впоследствии оказался «Походным политсловарем». Видят — симпатичная, красивая фамилия — Жорес. Читают: «Вождь социалистического движения во Франции. Предательски убит из-за угла».
Думают: подходящее. Пущай мальчик будет Жорес, в честь героя Жореса. Ура!
И назвали своего мальчика этим именем. Зарегистрировали его, конечно, и стали называть Жоря.
Вдруг приходят к ним гости. И между прочим братишка жены, комсомолец Паша К-ов.
Паша говорит:
— Да, — говорит, — имячко вы дали довольно странное, если не сказать больше…
И сам усмехается.
— А что? — говорят.
— Да как же, — говорит. — Жорес, — говорит, — хотя к был социалистом, но он был врагом коммунизма. Он деятель II интернационала. Он вроде как меньшевик. Ну и дали вы имячко, поздравляю, милые родители!
Тут родители растерялись. Развернули словарь — социалист. На Пашку поглядят — Пашка усмехается. Начали родители огорчаться. Начали ахать и за мальчика своего хвататься.
Мамаша говорит:
— Это такая неувязка произошла. Хорошо, что сын маленький, а то бы ему неловко было такое меньшевистское название иметь.
Отец говорит:
— Надо завтра побежать в ЗАГС — поменять имя. Пущай назовем хотя бы Магний.
И, значит, на другой день побежала мамаша со своим младенцем в ЗАГС.
— Так и так, — говорит, — будьте любезны, а то прямо скандал…
Там ей отвечают:
— Очень, — говорят, — печально, но, говорят, по закону запрещается менять имена и фамилии до 18 лет. Пущай ваш мальчик зайдет через 17 лет в понедельник, от 2 до 3, тогда будет можно.
Так и не разрешили.
А родители убиваются. Хотя и не теряют надежды. А надежды терять не надо. Надо полагать, что какая-нибудь крупная инстанция все же разрешит это досадное недоразумение.
Мерси
В этом году население еще немножко потеснилось.
С одной стороны, конечно, нэпманы за город выехали во избежание разных крупных недоразумений и под влиянием декрета. С другой стороны, население само уплотнилось, а то в тройном размере платить не каждому интересно. И, безусловно, уничтожение квартирного института тоже сыграло выдающуюся роль. Так что этот год очень даже выгодно обернулся в смысле площади.
Если каждый год такая жилплощадь будет освобождаться — это вполне роскошно, это новых домов можно пока что не возводить. В этом году очень многие пролетарии квартирки и комнатки заимели путем вселения. Вот это хорошо!
Хорошо, да не совсем. Тем более, это вселение производят без особого ума. Только бы вселить. А чего и куда и к кому — в это, безусловно, не входят.
Действительно верно, особенно входить не приходится в силу такого острого кризиса.
Но, конечно, хотелось бы, если нельзя сейчас, то в дальнейшем иметь некоторую точность при вселении, или гарантию, что, скажем, к тихому человеку не вселяли бы трубача или танцора, который прыгает, как бешеный дурак, до потолка и трясет квартиру.
Или бы так: научных секретарей вселять, скажем, к научным секретарям. Академиков, прошедших чистку аппарата, — к академику. Зубных врачей — к зубным врачам. Которые на флейте свистят — опять же к своим ребятам, — вали свисти вместе!
Ну, конечно, если нельзя иметь такую точность при вселении, то и не надо. Пущай бы по главным признакам вселяли. Которые люди умственного труда и которые любят по ночам книжки перелистывать — вали к своим ночным труженикам. Другие — к другим. Третьи — к третьим.
Вот тогда бы жизнь засияла. А то сейчас очень другой раз обидно получается.
Как, например, такой факт с одним нашим знакомым. Он вообще рабочий. Текстильщик. Он фамилию свою просил не употреблять. Про факт велел рассказать, а фамилию не дозволил трогать. А то, говорит, меня могут окончательно доконать звуками. Так что назовем его, ну, хотя бы Захаров.
