Александр Стефанович - Париж ночью
Ребята настолько сжились со своим будущим спектаклем, что не только фразы, но и манеру поведения в обыденной жизни они заимствовали из романа, так что было непонятно, где начиналась жизнь и где кончалась игра.
По вечерам все собирались вместе, то в одной, то в другой семейной комнате, обсуждали окончившуюся репетицию и спорили о тех или иных творческих решениях. Но последнее слово всегда было за Оливером. Не только потому что он являлся постановщиком спектакля. Он, приехавший в Москву из Лондона по студенческому обмену, олицетворял в глазах своих друзей западный мир со всеми его достоинствами и недостатками. Достоинств было много, а недостаток один — друзья считали англичанина слишком рациональным. Наша русская душа — тонкая и ранимая субстанция, а ваша — прагматичная, объясняли ему друзья, и Оливер соглашался.
Как-то вечером они придумали новую игру. Еще в институте на репетиции Оливер был недоволен тем, как Инга, играющая Мону, массирует своими ступнями пятки Мотылька, игравшего Иону, — именно этим способом выражали свои чувства друг к другу герои Воннегута. Разговор на эту тему продолжился за ужином в комнате общежития. Компания уселась на двух кроватях за импровизированным столом, составленным из двух табуреток. Ужин состоял из четырех бутербродов с колбасой и бутылки вина.
— Не понимаю! — воскликнула Инга. — Что тебя не устраивает?
— Твои ноги должны быть нежными и легкими. Они должны извиваться вокруг его тела, как щупальца медузы…
— Все равно не понимаю, — покачала головой Инга и сказала с вызовом: — Режиссер, если не можешь объяснить, то хотя бы покажи!
— Хорошо, — сказал Оливер и вышел из комнаты.
Через пять минут он вернулся с тазом, наполненным водой. Закатал джинсы и принялся мыть ноги под насмешливые реплики сокурсников:
— Вот оно, истинное лицо этих английских чистюль! Не может до девушки дотронуться, не помывшись! Русскому человеку такое бы в голову не пришло. Он живет страстями.
Но Оливер уже привык к подобным шуточкам и пропускал их мимо ушей. Вытерев насухо свои ступни, он начал нежно и ловко ласкать пятки Инги:
— Теперь поняла?
— Нет, еще не совсем. Продолжай, Оливер, ты так хорошо это делаешь.
— Хорошо, но однообразно, — неожиданно вставила жена Оливера Вика. — Он и в постели такой же отмороженный! А ведь если включить фантазию, то могут быть такие варианты…
— Покажи! — подзадорил ее Оливер.
Вика не заставила себя ждать. Быстро сполоснула ноги и принялась показывать ласки пятками не только на ногах, но даже на шее и затылке Мотылька — мужа Инги.
Мотылек, смеясь, застонал от наслаждения.
— Кажется, я поняла! — воскликнула Инга.
Тоже сполоснув ноги в тазике, она стала демонстрировать свои знания на шее и лице Оливера, который расплылся в улыбке и даже в знак поощрения артистки поцеловал ее в пятку.
Из этого случайного эпизода возник целый ритуал. Оказалось, что массаж ступнями и пятками замечательное развлечение, и теперь они все вместе практиковали его по вечерам параллельно с чтением цитат из «Колыбели для кошки»:
— «Будь, я помоложе, я написал бы историю человеческой глупости, взобрался бы на гору Маккайб и лег бы на спину, подложив под голову эту рукопись. И взял бы с земли сине-белую отраву, превращающую людей в статуи. И стал бы статуей, и лежал бы на спине, жутко скаля зубы и показывая длинный нос — САМИ ЗНАЕТЕ КОМУ!»
— «Внимайте и радуйтесь!»
— «БОКО-МАРУ поможет!»
В общем, все это были обычные приколы веселой актерской компании. Но вот что в этой истории совершенно непонятно: как Оливер, муж Вики, и Инга, жена Мотылька, стали любовниками? Когда они успели? Ведь практически круглые сутки все они находились друг у друга на глазах. Но факт остается фактом.
Однажды после репетиции Инга сказала Мотыльку:
— Боб, я сегодня не приду домой. Я теперь живу с Оливером. Мы сняли квартиру. Не обижайся. Это жизнь.
И ушла.
Мотылек был так потрясен, что у него подкосились ноги, и он не смог побежать за Ингой, чтобы выяснить отношения.
Примерно то же самое Оливер сообщил Вике и тоже не пришел ночевать в общежитие.
Вика пришла вечером к Бобу, они молча выкурили полторы пачки сигарет. Потом она отправилась спать к себе в комнату.
Положение усугублялось тем, что до выпуска дипломного спектакля оставалось чуть больше двух недель. Репетиции нельзя было прерывать.
На сцене учебного театра исполнители главных ролей в «Кошке» Инга и Мотылек разыгрывали любовные сцены в соответствии с текстом Воннегута, и можно было только себе представить, какие чувства кипели в их душах на самом деле.
Больше всех переживала Вика: ее прелестное лицо стало земляным, а под глазами легли черные круги.
Только Оливер, как самый цивилизованный участник этого странного квартета, умел скрывать свои эмоции и совершенно бесстрастно разъяснял актерские задачи и Бобу, и Вике, и Инге.
За несколько дней до экзамена, когда Оливер собирался в институт, Инга, подкрашивая себе глаза в ванной комнате, вдруг спросила:
— Оливер, а когда мы поедем в Лондон?
— Я собираюсь сразу после экзаменов.
— А я?
— Не знаю. На меня в Англии сейчас навалится много проблем. Отец тяжело заболел. Мама сходит с ума. Я вообще не имею представления, как у меня там все сложится. Я решил вернуться через полгода и все с тобой обсудить.
— Я тогда тоже могу кое-что с тобой обсудить. Понимаешь, милый, мне кажется, мы совершили ошибку, и чем скорее мы ее исправим, тем лучше будет нам всем.
— Ты о чем? — спросил Оливер.
— О том, что я возвращаюсь к Мотыльку. Ты уж меня извини. Это жизнь.
— Подожди… Ты о чем?.. Давай это обсудим по дороге в институт…
— Нечего обсуждать, — холодно сказала Инга, — я уже все решила. Ты езжай один. Начинай репетицию, а я соберу свои вещи и подкачу в театр к началу второго действия.
Оливер, шатаясь, вышел во двор, сел в свой старенький, купленный по случаю «жигуленок» и помчался по направлению к учебному театру. Руки его тряслись, пелена мутными волнами накрывала глаза.
На набережной «жигуленок» потерял управление и врезался в опору метромоста.
Его доставили в «Склиф». На второй день он пришел в себя, а когда ему сообщили, что пришла его жена, он приподнялся на подушке и сказал вдруг:
— Да, да… Пусть Инга заходит…
Вошла Вика.
Оливер отвернулся к стене и умер.
Вечером того же дня Инга вернулась в комнату Мотылька с вещами.
— Это была ошибка, — сказала она. — «БОКО-МАРУ поможет?»
Марина-чума
Никто не знал, почему у такой очаровательной девушки, как Марина, было такое жуткое прозвище — Чума.
Долгое время это оставалось тайной и для двух моих приятелей, Игорька и Ленчика, которые пригласили Марину с ее подругой Леной совместно провести уик-энд. На самом деле в облике Марины не наблюдалось ничего ужасного или болезненного. Была она девушкой видной, зеленоглазой, с замечательными длинными вьющимися волосами и точеной фигурой — настоящий тип русской красоты. В этой категории ее впору было показывать на какой-нибудь всемирной выставке. Хотя девушкой ее можно было назвать только условно. Марина была замужем. Но этот недостаток как-то не замечался. Чуму не особенно связывали семейные узы — она любила выпить и погулять. Этому способствовала профессия ее мужа, солиста популярного музыкального ансамбля, вечно находившегося на гастролях.
И вот в субботу к двенадцати часам дня, как и было договорено, вся компания собралась дома у Игоря.
Пока девчонки готовили закуски, молодые люди вышли на балкон. Обсудили под пиво экономические и политические проблемы и даже успели обругать последними словами наше родное правительство.
Потом перешли к столу. Выпили за прекрасных дам, закусили, запустили музыку. Девчонок потянуло на эротические танцы. Под одобрительные возгласы мужской части компании они принялись изображать двух лесбиянок, хотя по жизни таких пристрастий за ними не замечалось. Войдя в раж, красотки принялись обниматься и стаскивать друг с друга одежду. А какая одежда летом? Легкие платья, лифчики да трусики. Все это полетело в угол, и к столу девчонки вернулись уже голышом.
Игорь и Ленчик устроили им овацию, пошлепали по попкам, потрепали по щечкам и удалились на балкон готовить шашлыки, потому что сексуальная часть программы планировалась на вечер. Куда было спешить? Впереди практически два дня и две ночи. Когда через полчаса наши джентльмены с дымящимися на шампурах шашлыками вернулись к уставленному бутылками столу, то обнаружили за ним только спящую Лену. Второй девушки в кухне не было.
— Лена, просыпайся! Марина, иди к столу! Шашлык готов! — позвали они.
Манящий запах жареного мяса заполнил однокомнатную квартиру.
