Ласло Варгаши - Котёл

39

Колонна фур с гуманитарной помощью приблизилась к границе и застыла в ожидании представителей ОБСЕ и журналистов и конечно же целой армии посланцев из Киева, которые твердили на всех перекрестках: Путин под видом гуманитарной помощи хочет забросить оружие и террористов в зеленых беретах. Впрочем не только в Киеве твердили эту ложь, выдавая ее за правду. Первым, кто забросил эту утку был Бардак, президент США. Америка не знала такого лживого президента, но похоже, одобряла его басни. А Киеву сам Бог велел издавать дурной запах вслед за своими боссами. Эта лживая, бесстыдная пропаганда достигла определенных успехов: западноевропейцы, так полюбившие ложь, стали кивать головами в знак согласия, а американцы вообще разразились аплодисментами. Наконец русские разоблачены.

Пердуске-Хальцман, Кролик, Трупчинов тоже собрали несколько фур и послали на юго-восток в качестве гуманитарной помощи и трубили об этом трое суток на всю страну. Правда, эта гуманитарная помощь предназначалась карателям, а не тем, кто в ней нуждался.

Средства массовой информации Запада пестрели заголовками «Русские разоблачены». Глава государства России собрал всю свою элиту в Крыму. Это как бы был молчаливый ответ на открытую подготовку бандеровцев к захвату Крыма. В Москве оставался только министр Обороны Шойгу. Руководство структурами, ответственными за поведение на границе и доставку гуманитарного груза осуществлялось в полной мере. Но только осуществлялось. Перекладывались бумажки, с места на места. Кто-то вдруг заболел, кто-то демонстративно отказался, кто-то твердил, что украинская сторона не нуждается в гуманитарной помощи.

Россия терпеливо ждала несколько недель. На западе понимали: ожидание не бесконечное. Это члены киевской хунты думали: ничего не будет. Русские постоят — постоят, развернутся и домой с пустыми руками, а они в очередной раз будут праздновать победу.

Наконец, стали появляться сотрудники Красного креста, представители ОБСЕ и масса западных журналистов.

— Господа, наши машины открыты, брезенты расшнурованы, пожалуйста проверяйте. Где найдете оружие — конфискуйте в свою пользу. А если найдете человечка в зеленом берете, спрятанного под мешками с крупой, пристреливайте.

— О, ЕС! Можно пиф-паф- Это есть очень корошо. Такой чэвьек на шашлык, хрумк, хрумк. Только у нас нет оружия с собой, — заявил представитель одной из германских газет.

— Ничего, господа. Можно обратиться к карателям, они вам доставят систему град, нажмешь на гашетку и человечка в зеленом берете нет.

— Каратели- а кто есть каратели- ми знать: есть сепаратисты, террористы, а каратели. Первый раз слышать. Каратели это кар-кар, это есть ворона-

— Нет, это ваши ребята, которые выполняют вашу волю, убивают детей, стариков, беременных женщин.

— Ничего не понимайт.

— Ничего, подрастешь, поймешь. Полезай в кузов!

Женщина что стояла рядом засуетилась. Она стала рыться в сумочке, искала то ли ручку, то ли карандаш и блокнот, чтобы зафиксировать вид оружия, спрятанный в мешках и засыпанный сахаром.

— Я, моя первая, моя видит оружие на мешок. Джон, подсоби.

Мощный Джон, с бицепсами на руках, как у боксера, положил камеру на пол, взял за руку Зиглинд и как маленького ребенка посадил на плечо и перекинул через задний борт грузовика.

— Джон и ти давай, я один бояться: там русский с граната в рука ждет, и Зиглинд конец, а Зиглинд тебя лубит, Джон.

Джон одним махом оказался в кузове, и они оба стали ползать по мешкам, щупать их.

— Ничего нет, Зиглинд, — сказал разочарованно Джон.

— Моя не верит. Вон на тот мешок пулемет. Бери нож, надрежь и я сунуть туда рука, — сказала Зиглин, показывая мешок в самой глубине.

— Зиглинд, моя тебе тоже сунет, если ты станешь на четверенька, — сказал Джон.

— Окей, Джон, толко не здесь. Русский разведка за нами наблюдает в бинокль. Будет шкандаль. Давай, вспаривай мешок. Я сунуть рука.

Джон перекусил ткань зубами, разодрал мешок пошире, Зиглинд сунула обе руки и стала шарить.

— Ничего нет, только сахар — песок. Такого не может быть. Моя чувствует: пахнет. Может внутри колеса спрятал пушка Град. Пойдем, Джон.

По другим машинам тоже шарили, вскрывали.

— Господа, просьба не вскрывать мешки. Сахар высыпается, пшеница, крупа тоже, что мы довезем до места назначения- А народ голоден, пожалейте их. А если, кто и вскроет, раз так свербит, заштопайте обратно, вон у меня моток с нитками и банка с иголками.

— Штопат- To darn- это как, идти- Идти — топать, а не штопать, — произнес англичанин Томас Бритт.

— Ну, зашивать, вот так, — стал показывать русский офицер.

— To sew up- Ми это не умеет делать.

— Ладно. Тогда зовите меня.

Журналисты стали кивать головами, но потом один из них скороговоркой начал что-то объяснять и больше никто мешки не вспаривал.

Машин было очень много. Не все были проверены. После пятидесятой фуры журналисты устали, начали фыркать. Они сгруппировались, стали что-то обсуждать, держались поодаль, полагая, что среди русских есть люди хорошо знающие английский, что они только делают вид, что ничего не понимают, на самом деле они все понимают. А в фурах все равно есть оружие, но оно невидимо. Был же случай в Крыму, когда над американским эсминцем Джордж Вашингтон, кружили русские истребители, а американские радары не могли их обнаружить.

Так и здесь: в мешках вместо круп оружие последней модели, но его никто не может обнаружить.

Зигинд отделилась от своих собратьев и ушла вправо. Она долго и упорно семенила, чтоб очутиться у последней фуры, несколько раз зацепив за кочку, это было в поле, падала, живо поднималась, произносила: майн гот и бежала дальше. У последней фуры, остановилась, передохнула, стала нюхать. У переднего капота защекотало в носу, она обрадовалась, чихнула и стала звать остальных. Но было так далеко, никто ее не мог услышать. Тогда она влезла на капот, стала размахивать длинными руками.

— Сюда, сюда, тут пушки и два самолет, я видеть!

Толпа журналистов бросилась наперегонки, чтобы самолеты не улетели, обступили фуру и стали ждать. Все равно без русского не обойтись. Надо было сорвать печать, расшнуровать брезент.

— Ох, ты Боже ты мой, зачем так далеко. В этой фуре детские игрушки и несколько горелок для тех, у кого нет электричества и газа.

— Выныманий, — сказал Зиглинд, — если там самольот, ти Джон садись и направляй на Москва на Путин и Путин спросить: зачем- А я садить на танк — и на Киеф, к Пердуске Хальцеманн. И сказать: русский пирог, бери к чаю.

Русский офицер действительно «немного» понимал английский, внимательно слушал, расшнуровывая брезент, посмеивался в усы и иногда произносил про себя: дураки вы несусветные, околпачил вас Бардак, перекрасьтесь в желтый цвет и идите к нему лизать жопу.

Когда брезент был расшнурован и полностью открыт, целая толпа западных представителей бросилась проверять мешки. Но они только мешали друг другу.

— Не надо было всем лезть, — сердился Джон, — мы только мешали друг другу.

— А безопасность- спросила Зиглинд. — Один — страшно. Как русские делают- они всегда вместе, даже пиЄсать по одному не ходят. У них есть такое понятие как коллефтив. У нас нет такого.

— Хорошо, — сказал Джон. — Пусть гуманитарный груз стоит здесь, а мы уедем, кто на Вашингтон, кто на Берлин за консультацией, что в такой ситуации делать.

Все согласились с таким мнением, сгруппировались и не попрощавшись с русскими представителями, с водителями грузовиков, ушли, иногда поворачивая головы. Взгляд их был злобный, неудовлетворенный, замысловатый.

— Что-то не так. Русские — коварные люди. Они точно везут оружие для террористов. Им нельзя верить.

— А может Хальцман даст указание, что делать дальше- спросила Зигленд.

— Хальцман? Он дурак, он даже писать не ходит без ведома и разрешения Бардака, — сказал Джон и все согласились с его мнением.

40

Из всех членов киевской хунты следует выделить руководителя Правого сектора Пипияроша. Практически, незаметный, в какой-то степени скромный, он вначале совершенно не выделялся, не поднимался на трибуну, не произносил речей, не стоял рядом с боксером Кличко, долговязым Яцеком, откровенным фашистом Тянивяму и олигархом Хальцманом. Его имя ни разу нигде не упоминалось в сводках. Но именно Пипиярош со своей командой взял власть в свои руки и подарил эту власть на блюдечке с голубой каемочкой хунте. Он не провозгласил себя верховным правителем, считая что выдвинет свою кандидатуру на пост президента и безоговорочно победит своих соперников.

Но он не учел одно обстоятельство: Украина к этому времени погрузилась в рабство на добровольной основе, она стала рабом Америки. И потому члены хунты заранее были распределены. Этим занималась Виктория Нуланд. Она обошла Пипияроша непроизвольно, она его не оценила лишь потому что он не выползал, не горлопанил с трибун, как, скажем, долговязый Кролик. Это была стратегическая ошибка Нуланд и американского посла в Киеве Пейетта. Пипиярош производит впечатление человека дела, кажется, он мог навести порядок в стране в отличие от безголовой шантрапы, образовавший киевскую хунту и решительно ни к чему не пригодной. Пипиярош воевал в Чечне, он нацист, он жесток. Но если бы он стал главой государства, ему пришлось бы пересмотреть свои нацистские взгляды и возможно, он был бы терпимым соседом. Но этого не случилось: Виктория Нуланд хорошо пекла пирожки, но назначать руководителей чужого государства явно не годилась. Не по плечу скверной бабе такое дело.