Михаил Крюков - Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет.
– Ну, я рассказал. Теперь ты!
«Да, на фоне Валькиных успехов мне и рот открывать стыдно» – мелькнуло в голове. Начал рассказывать про жену, про наследника, про работу. Валька как-то стих, подпёр голову руками, глядя куда то в недра английского тумана.
Потом мы обменялись телефонами и, постояв обнявшись, разбежались. Я – к своим, наконец-то дали погоду, Валька – к своим.
Стук. Людка, бортпроводница, картинно отвешивает поклон, подавая подносик с кофе. Благодарю её, оглядываю ребятишек. Лёшка уставился на Луну, о чём-то думает, шевеля губами. Бортач Мишанька включил свою «люстру»,[151] что-то пишет. Штурманец занят шахматными задачами. Пойду, пройдусь. Я обожал иногда выйти вот так, на эшелоне, в салон.
Мне нравились взгляды пассажиров, особенно пацанов, скользящие по моей форме, глядящие с восторгом и завистью. Бывало, выбирал себе парнишку побойчее и вёл его к нам в кабину. Нет-нет, в кресло я его не сажал (хоть катастрофа под Междуреченском ещё не произошла). Я показывал, рассказывал. Мне нравилось заражать молоденькие души небом, штурвалом. Я представлял себе радость этого мальца, сбивчиво рассказывающего соседским детишкам, как он «вёл» самолёт. В глазах этого мальчонки я чувствовал себя героем, пусть на минуту, но героем. Мне нравилось перегнувшись над пассажирами сосредоточенно глянуть в иллюминатор на крыло, а потом, удаляясь непринуждённо подмигнуть им. Сейчас ночь, света в салоне нет. Люди спят. Люди спокойны, они мне доверяют. Люди – в надёжных руках.
Через пару недель после встречи в Хитроу Валька позвонил (я, честно говоря, и не ждал). «Есть разговор» – крикнул он в трубку. Встретились. Я возвращался домой оглушённым. Валька предложил работать с ним. Валька предложил условия, о которых я и не мечтал. Валька предложил «приземлиться». В ту же секунду я ответил «Да». И по сию секунду я думаю и думаю об этом. Что ж, одна из серий жизни позади. Я обретаю утраченные уважение, финансовую независимость, покой. Но я теряю небо. Я опустошён. Говорят, время лечит всё. Говорят, через полгода будешь ухмыляться, вспомнив сегодняшнее состояние. Говорят. Все говорят.
Облака постепенно исчезли, подо мной огни России. Люблю летать над Россией. Любил летать над Россией. Там, в Европе понатыкано городов-деревенек, связанных линейками-шоссе. Там 20-й век вовсю вращает свои технологические жернова. Тут, в России всё первозданно. Хорошо это или плохо, но мне так нравится больше. Вот Волга, скоро снижаться. Глубоко вдыхаю. Чтобы запомнить. Буду прощаться. Буду прощаться и мечтать о небе, как тогда, в детстве.
7ОПЭСК Кот и повар
То, что коты (кошки) могут возвращаться в родные места и за сотни километров, слышали, наверное, многие, я и сам в такое верю. Но то, что предлагаю, вызывает только удивление и восхищение. История прошлого года – по телевидению в каких-то новостях показывали.
Часть перебазировалась за сотни километров (если ничего не путаю, из бывшей южной республики СССР). У одного Прапорщика (имя не помню, поэтому буду писать с большой буквы) с армянской фамилией был обыкновенный кот – голубых кровей помоечник (в смысле прямых и дальних родственников, а не поведения). Нет, скорее, Кот, так как хотя и домашний, а по кошкам шлялся. И случилось же такое, что перебазирование части совпало с очередным загулом Кота. Как не искало хвостатого семейство, как не звало – никто на «кис-кис» не откликнулся (налицо самовольное оставление части, а под подозрением и дезертирство), и пришлось, утирая сопли и слёзы детям, грузиться в эшелон и убывать в скорби и печали. Любили Кота в семье сильно, и не только дети, хотя часто из-за желания потискать пушистую зверюгу приходилось чилдренам ходить в царапинах (ну не любил Кот панибратства). Грустили по пропавшему искренне, и часто бывало, что родители, мягко забирая у детей фотоальбом с фотографиями Кота на фоне семейства, сами украдкой подолгу их рассматривали молча на кухне. Друзья-сослуживцы это всё знали и сочувствовали.
А почти через два года, в части на разводе появился грязный, измождённый кот, который пристально рассматривал строй. Все попытки помощника дежурного прогнать кот игнорировал, устало обегая дежурную службу; упорно всматривался в лица стоявших в строю, ища кого-то.
Один из офицеров, стоявших в первой шеренге, наблюдая вместе со всеми за цирковой репризой «Кот и Служба», в стиле «а ля Куклачёв», вдруг задумчиво произнёс: «Парни, а не Прапорщика ли это Кот?» Кто-то рядом ответил: «Да ну, столько времени прошло. Да как найти нас мог – по почтовому адресу?! Бред!», но за Прапорщиком послали.
Прапорщик дежурил по столовой; услышав гонца, подумал, что это розыгрыш, но тело уже само начало движение к дверям столовой.
А дальше вся часть наблюдала следующую картину.
Прапорщик, в белом халате с повязкой и грязнущий кот, бегущие навстречу друг-другу. Внезапно резво трусящий кот, не добежав до Прапорщика пару метров, резко остановился. Прапорщик из-за этого нерешительно затоптался на месте, разглядывая зверя. А кот, пристально глядя в глаза человеку, вдруг крикнул (не замяукал, а именно крикнул), и была в этом крике такая сначала обида, а затем радость, что перевод на русский с кошачьего лежал в пределах от «Бр-р-рос-с-с-или мееньяя!!!» до «Как я рад, что нашёл вассс!!!» И Прапорщик, бухнувшись на колени, подхватил и прижал к себя грязного, тощего и вонючего, как многолетний бомж, Кота, а тот, заурчав, пачкая белизну халата лапами, тёрся лбом в лицо Хозяина, оставляя на нём грязные полосы.
Кто-то из стоявших в первой шеренге, странно поперхнувшись, с улыбкой произнёс:
– Кот и повар, блин…
По шеренгам, то затухая, то нарастая, понёсся хохот.
Dron Позывной «Аляска»
(Памяти Андрея Фёдоровича Равнавнаута)
Он появился во взводе с приходом нового карантина…
Призыв весны 1988 года.
Я только что получил третью «соплю»[152] на погон, а вместе с нею и должность замкомвзвода. Командир взвода наш, капитан Калугин – человек крутого нрава, строгий, но справедливый, он был для нас «отец родной» – протянул мне пачку военных билетов:
– На, сержант, ознакомься… В наш взвод, под твоё начало…
Уже сидя в ленкомнате и перелистывая военники, я натолкнулся на его фамилию – Равнавнаут… Что это? Кто?
Могу поспорить с любым из вас, что вряд ли кто из вас слышал подобную фамилию!!! Как вы думаете, кем был он по национальности?! Никогда не догадаетесь!!! Он был чукчей !!!
До этого я про чукчей знал только по анекдотам, а тут – «живой», настоящий, да ещё в моём взводе!!! С одной стороны это здорово – единственный на всю бригаду чукча, и у нас, а с другой… вот именно, что «по анекдотам». Подумалось тогда: «Какому военкому пришла в голову несомненно мудрая мысль призвать чукчу, потомственного оленевода (как потом выяснилось) в отдельную бригаду спецназа ВДВ»? На деле же всё оказалось гораздо лучше…
Чукча оказался небольшого роста, коренастый и загорелый до черноты. На своих первых стрельбах показал потрясающий результат – положил все 12 патронов из АК в «десятку»! Тут же приказом по бригаде был назначен снайпером.
Все анекдоты про чукчу были не про него – Андрей был неплохо образован, начитан, эрудирован и, что немаловажно, отлично рисовал. До сих пор храню свой дембельский альбом, нарисованный другом. Да-да, именно другом ! Дружить он умел. Дружил бескорыстно…
«В тундре по-другому и не бывает», – говаривал он. Воспитание северное (или национальное?). Во взводе его все любили. Чукча был душа любой компании. Знал кучу анекдотов (в том числе и про чукчей), играл на гитаре и баяне. Выпить был тоже не дурак. В общем, он влился в коллектив так, что казалось, мы его знаем уже сто лет.
– Скоро учения, Андрей, – сказал я ему, – тебе, как снайперу, позывной положен… Как думаешь отзываться?
– Аляска, – ответил он.
– А почему вдруг «Аляска»? Это же вражины! Америка.
– Для чукчей нет врагов, – ответил тот с северной мудростью. – Меня ещё дед, а потом и отец учили, что нельзя в людей стрелять. А «Аляска», так это потому что там тоже чукчи живут, – сказал он и рассмеялся.
Так и стал он чукчей с позывным «Аляска».
А то, что в людей стрелять нельзя, так в этом я его не мог переубедить. Он был по-своему прав.
Дембеля ждёшь всегда… С самого первого дня службы. Дембель неизбежен, как крах империализма. И вот он наступил… Долгожданный… Осенний… Уже почти «зимний»… Уговорив ротного отпустить со мной до вокзала чукчу, я поставил «отвального» и мы с Андреем отчалили.
В ожидании поезда пили втихаря пиво, говорили про то, как после службы чукча-«Аляска» приедет ко мне в Москву, обещал помочь ему с поступлением в Суриковское… Да о многом ещё поговорили. Обменялись адресами. И я уехал на гражданку… А чукча остался служить… Он был уже младшим сержантом.
