Борис Кригер - Сквозняк
Отношение индейцев к жизни нельзя назвать примитивным, оно просто было другим, чем у нас. Однако как я ни искал вдохновения в индейских легендах, найти его в них мне так и не удалось.
Глядя на карту Канады и повсюду натыкаясь жадными глазами на бескрайние просторы нетронутых лесов, трудно поверить, что все уже изведано, что более не найдется какого-нибудь странного индейского племени, так и не столкнувшегося с прелестями нашей с вами цивилизации. Но подсядешь к их костру – и, пожалуй, разочаруешься. Послышится монотонный голос шамана-рассказчика, и забубнит он нараспев свои нескончаемые легенды:
«Мы сидим у костра и едим мясо. Мясо – вкусное, особенно когда нанизываешь его на палочки и втыкаешь их у костра. Ведь так оно обжаривается лучше всего…» и так далее. Повествование изредка прерывается внезапным появлением каких-то персонажей вроде Матери-Медведицы или различных духов с весьма скользким характером, а так все больше про жареное мясо и вечное сидение у костра… Я не хочу сказать, что внутренний мир первого французского поселенца был намного богаче индейского. Но не зря его великий соотечественник Блез Паскаль говорил, что человек – словно дитя, проснувшееся на необитаемом острове. Его окружает мрак, и он не знает, кто он и откуда, и куда ему идти, и что ему делать… Увы, как это ни странно, но подобное ощущение свойственно всяком человеку, стоит ему попытаться занять себя мыслью более пространной, чем меню сегодняшнего обеда.
Недаром великий математик Курт Гёдель утверждал, что только в сказках мир имеет смысл и какую-никакую осмысленную направленность. Реальность же лишена этого разумного свойства сказочного повествования. Курт знал, о чем говорил. Ведь именно он навек лишил нас веры в любой язык, сформулировав и доказав свои знаменитые теоремы о неполноте (неполнота в данном случае не имела никакого отношения к диете или всеобщей мании похудания). Одна из этих теорем гласила, что любой язык, достаточно сильный для определения натуральных чисел (например, логика второго порядка или, скажем, русский мат), является неполным. То есть содержит высказывания, которые нельзя ни доказать, ни опровергнуть, исходя из аксиом этого языка. Неровен час, открыв такое, захочется убежать прочь из весьма загаженной сомнениями и неразрешенными вопросами реальности в глухую провинциальную глубинку человеческой мысли – в хрустально-наивную сказку, где сказочные персонажи наконец-то поставят все на свои места!
Гёдель, в свою бытность в Принстоне, любил помногу раз смотреть знаменитый диснеевский мультик «Белоснежка и семь гномов». Интересно, с каким из гномов ассоциировал себя ученый? Наверняка с Чихуном, потому что все время кутался в пальто и даже летом включал отопление. В таком случае Эйнштейн был гномом по имени Весельчак, перфекционист Вольфганг Паули – гномом по имени Дока, Нильс Бор – гномом по имени Ворчун, Эрвин Шрёдингер со своим ни живым, ни мертвым котом – как минимум гномом Молчуном, а вот кто оказался Глупышом и Соней – рассудит будущая история науки. Белоснежкой же в этой сказке выступала мадмуазель Физика, с виду белая и пушистая, а как приглядишься – черт знает что и с боку бантик, хотя, следуя принципу неопределенности Гейзенберга, достоверно определить расположение бантика на платье Физики никогда и не удастся, если мы одновременно попытаемся удостовериться в наличии самого платья, или, точнее, попытаемся измерить величину импульса этого пресловутого банта… Вот видите, что происходит, когда мы пытаемся применить в тривиальной костюмерной принципы квантовой физики?
Итак, наш Чихун, Курт Гёдель, был близким другом Альберта Эйнштейна и даже написал работу по общей теории относительности, предложив вариант решения уравнений Эйнштейна, из которого следует, что все события в мире повторяются. Эйнштейн был, как говорится, «голова»… Он даже сумел объяснить самому ушибленному яблоком батюшке Ньютону, что такое на самом деле гравитация, а Канту – что такое на самом деле время. Жаль, эти славные ребята так и не дожили до столь чудных в своей заковыристости объяснений.
Вот Эйнштейн был бы удивлен, если бы и его правда оказалась не совсем правильной… Доживем ли мы с вами до такого конфуза? Не знаю, как вам, а мне нравится, когда с треском проваливаются незыблемые научные теории. Это делает ученых менее заносчивыми хотя бы на время.
Курт Гёдель тоже был «голова», несмотря на то что страдал мучительной ипохондрией, которая и свела его в могилу. Он решил и вовсе изничтожить время, опять же умолчав, что как бы ни решались там, в сферах упрямо вращающихся галактик, неземные уравнения, нам-то все одно по барабану… Только и знай – дни коротай да беспокойся, чтоб раньше времени на кладбище не попасть… Большинство современных физиков считают решение Гёделя верным лишь математически и не имеющим физического смысла, хотя как знать, может быть, мы все-таки живем во вселенной Гёделя и нам еще предстоит снова откушать наш вчерашний обед…
Кстати, время далеко не всегда было равномерным. Плиний Старший, безвременно погибший в Помпее, засыпаемой пеплом разбушевавшегося Везувия, в свое время писал, что час в древности был не 1/24 частью полных (астрономических) суток, как в настоящее время, а 1/12 частью фактического времени от восхода до захода или же от захода до восхода Солнца. Продолжительность часа, следовательно, колебалась в зависимости от широты и времени года. В зависимости от времени года час составлял 3/4 или же 5/4 нашего часа. Днем часы отсчитывались от восхода Солнца, ночью – от наступления темноты.
Смешно говорить, но вся эта потусторонняя физика и древняя история к нашей обыденной жизни имеет мало отношения. Пожалуй, детские сказки о трудолюбивых гномах более реальны, чем научные фантазии гениальных ученых. Нам не суждено пронизывать пространство и время, нырять в черные дыры и телепатировать себя в другие измерения. Мы – неотъемлемые части макромира, и его законы не любят заигрывать с нормальной человеческой плотью. А все эти путешествия сквозь черные дыры не более серьезны, чем попытки спустить человека в жерло вулкана или послать в одних подтяжках в открытый космос. Этими экстравагантностями подобные сказки с научной подоплекой морочат нам голову со школьной скамьи и отвлекают от реальных проблем современного мира. Нужно заявить об этом без обиняков. Нужно вернуться к простой и непритязательной реальности. Да и так ли это плохо? Так ли унизительно жить простой и незамысловатой жизнью? Во всяком случае, так ли уж важно преодолевать пространство и время, когда наши виртуальные миры, услужливо открываемые для нас тривиальными компьютерами, вот-вот станут более реальными, чем сама пресловутая реальность?
Такие мысли посещали меня, когда я соизволил объявиться в самом непровинциальном городе канадской глубинки… В городе, которому суждено было стать колыбелью франкоязычной Америки, в этой провинции, более французской по духу, чем сама Франция, но по странному стечению обстоятельств оставшейся навек во власти англичан. Сыны педантичного Альбиона предприняли все возможное, чтобы изгнать столь чуждый им французский дух из этих мест. Британцами делались неоднократные и небезуспешные попытки колонизации и ассимиляции франкоязычных жителей города. Так, на протяжении девятнадцатого века город являлся главным центром приема британских иммигрантов, а английским языком пользовались до сорока процентов жителей тогдашнего Квебека. Постепенно, однако, по мере отплыва из города англоязычного населения и частичной ассимиляции ирландцев, английский язык пришел в упадок, а франкоязычное население сильно увеличилось и в настоящее время абсолютно доминирует.
Французский шарм вскружил мне голову, и я, зайдя в стилизованную лавку под названием «Три мушкетера», купил почти настоящую шпагу – правда, с затупленным острием. Я решил порадовать сынишку, который, как и большинство мальчишек, неравнодушен к колющим и режущим предметам. Так, со шпагой в руках, я бродил по старинным улицам, вызывая неуверенные улыбки прохожих. Нет, ну только представьте себе, какая романтика – бродить со шпагой по современному городу! Появляется чувство значимости и защищенности, а когда заходишь в магазины, продавцы поглядывают на тебя с опаской, но с нескрываемым уважением, поспешно запирая кассу на ключ.
В меховом магазине я, помахав шпагой, безошибочно отличил мех лисы от меха кролика, что позволило мне безнаказанно соврать, что я заядлый охотник, тем более, что французское словечко «le chasseur» почему-то вертелось у меня на языке. Наивная продавщица, боязливо поглядывая на мою шпагу, поверила. Видимо, они решили, что с этой шпагой я и совершаю свои регулярные вылазки на охоту…
– Глобальное потепление не повредит вашему бизнесу? – внезапно даже для самого себя спросил я. Девушка улыбнулась.
