Евгений Крыжановский - От аншлага до «Аншлага»
Нижнее белье стирается таким способом еще легче. Кстати, параллельно смывается значительная часть грязи с тела, поэтому, когда доходит, наконец, очередь до него, то делать уже практически нечего.
Свой способ стирки мы не держали в глубокой тайне — как древние умельцы, передававшие свои секреты по наследству или уносившие их в могилы, — но не очень и афишировали. Так что, до поры до времени о нем почти никто не знал. Но вот однажды зашли мы так с Николаем в душевую (а он еще собрался постирать в тот раз и свою шляпу), открыли краны и начали намыливаться. А в это время группа только недавно поступивших первокурсников тоже решила попользоваться душем. Раздевшись, они голышом, вооруженные только мочалками и мылом, шумной толпой ввалились в душевую. Так как в раздевалке они никакой одежды не видели, то не надеялись кого-то встретить и в душевой. Можете представить себе их изумление, когда они увидели стоящих под струями воды двух солидных и уважаемых четверокурсников (а для них мы были даже больше, чем в армии «деды», трущих усердно друг другу спины и забывших перед этим раздеться…
Разумеется, нам пришлось все объяснить и продемонстрировать свое «ноу-хау» в действии, после чего молодежь нас еще больше зауважала. Правда, некоторые признались нам потом, что их в первый момент раздирали сомнения: бежать звонить в психбольницу или смеяться?
Идея наша, говорят, до сих пор жива и периодически применяется наиболее отчаянными и смышлеными студентами театрального института (теперь уже академии).
Театр им. Я. Купалы
В академическом театре имени Янки Купалы я проработал ни много, ни мало, а целых 12 лет. Это огромный этап в моей жизни, и я благодарен судьбе за эти годы. Все театралы знают, что Таганка, «Современник», Вахтанговский театр и многих другие по большому счету вышли из МХАТа, а что корни «Христофора» находятся в Купаловском театре, об этом не знает никто. Но это именно так.
Первая роль, которую я получил в театре им. Я. Купалы, — финн-коммунист Вайнонен в «Оптимистической трагедии». Почему финн с моим носом, моими карими глазами и черными волосами? Да и по возрасту я не очень подходил, ведь мне было всего около 22 лет тогда. Но так решил Раевский, а ему было виднее. И хотя сегодня я понимаю, что это была не самая выигрышная для меня роль, считаю, что мне повезло с дебютом. Для артиста очень важно начать с большой роли, а не с эпизодика или массовки, и сразу заявить о себе. Правда, это очень рискованно и ответственно: после первого же провала почти мгновенно ставится крест на будущей карьере артиста. Известны лишь редкие случаи, когда неудачнику давали возможность попробовать еще раз, в основном же молодые артисты, как саперы, ошибаются только единожды. Но, кто не рискует…
Я с головой ушел в репетиции, не зная выходных и праздников, сделав лишь перерыв на три дня для участия в своей свадьбе. Сыграли мы ее хорошо, присутствовали А. Л. Милованов с супругой (как, кстати, и на следующих моих свадьбах), друзья по театру и по институту. А потом опять пришлось ежедневно из молодого супруга перевоплощаться в финна-коммуниста.
В ту пору театр им. Я. Купалы был гордостью республики, считался «придворным» театром, поэтому его артисты находились в привилегированном положении, по сравнению с артистами других театров. Когда я пришел в театр, мне сразу положили оклад в 120 рублей, что считалось по тем временам очень приличным, я чувствовал себя вполне обеспеченным и материально независимым человеком. Кроме того, мне выделили комнату в коммунальной квартире на ул. Интернациональной, почти в центре города, рядом с кинотеатром «Победа», о чем многие артисты других театров тогда (не говоря уже о сегодняшнем дне) даже мечтать не могли. В этой комнате я прожил целых восемь лет и вспоминал бы о ней с теплотой, ведь в ней создавались многие мои роли, если бы не общая беда всех коммунальных квартир — соседи, точнее соседка. Мне с ней жутко не повезло. Она работала в овощном магазине неподалеку, любила выпить, поэтому в ее комнате почти ежедневно собиралась компания собутыльников, которые, выпив, начинали искать приключения, провоцировать скандалы. Кончилось все тем, что я сам получил два месяца исправительных работ благодаря моей соседке, вызвавшей во время одного скандала милицию. Через некоторое время я постарался «отблагодарить» ее такими же двумя месяцами. Так мы и обменивались «сроками», время от времени объявляя перемирия…
Но вернемся к моей первой роли. Не скажу, что она, как и сам спектакль, была новаторской и необыкновенной. Все было в духе и по канонам социалистического реализма. Но работа над большой ролью, общение с партнерами — выдающимися актерами театра — послужили для меня хорошей школой. Как говорил в одном из своих монологов А. Райкин: «Все, чему вас учили в институте, — забудьте!» Нечто подобное пришлось сделать и мне. В театре все было далеко не так, как это представлялось в институте. Многому пришлось учиться заново. Помог мне и мой напарник по роли, замечательный артист Анатолий Мазловский, который потом, к сожалению, в самом зените славы ушел из театра и стал художником. А тогда он очень здорово меня поддерживал и советом, и личным примером, и достаточно частыми просьбами подменить его, когда подходила его очередь играть нашего общего с ним Вайнонена. В итоге роль у меня получилась ничего, не скажу, что что-то выдающееся, но на добротном среднем уровне, и, что самое главное, режиссер мной остался доволен. А это ведь было залогом того, что я мог надеяться на получение ролей и в дальнейшем.
Хотя роль у меня была сур-р — рово р-революционная, случались на сцене и веселые моменты. Помню, однажды Геннадий Гарбук, игравший предателя Сиплого, «вонзил» мне нож в спину, я вскрикнул, с обидой вскинул глаза (я ведь «не ожидал» от него такой подлости), сделал шаг назад и начал падать. Но при этом я наступил нечаянно Гарбуку на ногу, он попытался, было освободить ее, но грохнулся вместе со мной. Это было явным отступлением от режиссерского замысла, что за кулисами вызвало взрыв смеха. Не мог удержаться от смеха и я, но, чтобы его скрыть, начал дергаться, лежа на полу, чем вызвал аплодисменты, так как зрители решили, что это я так здорово изображаю предсмертные конвульсии.
«Оптимистической трагедии» и лично Вайнонену я благодарен за то, что они вселили в меня уверенность и дали возможность почувствовать свои силы.
После были другие спектакли и другие роли, причем совершенно разные. За 12 лет сыграл я множество больших и маленьких ролей, в том числе и пана Быковского в «Павлинке», и Микиту в идущем по сей день водевиле «Микитов лапоть», но самой любимой для меня была роль Хлестакова в «Ревизоре», который поставил Раевский. Постановка была очень необычной, так Гоголя еще никто не трактовал, отличалась от традиционной и роль Хлестакова. К сожалению, спектакль не имел успеха, хотя его даже пытались показывать в Польше, но это уже было без меня. Играя рядом с такими выдающимися артистами, как Станюта, Макарова, Дубашинский, Милованов, Кормунин, Белохвостик, Еременко, Овсянников и многие другие, я набирался опыта, пытался перенять у них все лучшее и при этом полнее выразить себя, утвердиться на сцене.
Параллельно с основными плановыми спектаклями у нас в театре традиционно ставились капустники. Они вызывали всегда большой интерес у публики, на них приходило очень много народа. Все надеялись увидеть и услышать нечто такое, чего не было в официальных советских спектаклях. И их надежды почти всегда оправдывались. С первых лет работы в театре я активно участвовал в капустниках сначала в роли актера, а потом и в качестве одного из организаторов. Моя тяга к созданию юмористических острохарактерных образов в капустниках была замечена и оценена, в результате чего в последние годы работы в театре им. Я. Купалы я стал получать роли в основном именно такого плана и с удовольствием их играл. Таким образом, любившие меня режиссеры усиливали во мне веру в то, что мое призвание — юмор, и, сами того не ведая, подготавливали почву для моего ухода из драматического театра.
Период начала увлечения юмором совпал с довольно тяжелой полосой в моей личной жизни: распалась первая семья, затем — вторая. Зато третья моя женитьба была ознаменована радостным и долгожданным событием: мы получили, наконец, отдельную квартиру и переехали из опостылевшей нам коммуналки. Укрепив тылы, я перешел к более решительным действиям на других направлениях, развернув, прежде всего наступление на юмористическом фронте.
B театре им. Я. Купалы есть специальный ящик с ячейками, соответствующими всем буквам алфавита, которые могут стоять в начале фамилий. В эти ячейки складывается корреспонденция, поступающая в театр и адресованная его работникам. Письма приходят не только от поклонников, присылают их иногда и официальные организации, случались даже денежные переводы, поэтому все сотрудники, войдя в театр, подходят первым делом к ящику с почтой, чтобы посмотреть, нет ли там чего-нибудь новенького.
