Владимир Чекмарев - Африка в огне

Ну, а как мы оттуда выбирались, это будет совсем другая история о Маугли.

А над Касамбо опять ракетные дожди…

Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой.

Выходила на берег Катюша,

На высокий берег на крутой.

Папа Мюллер совершенно справедливо говорил, что у начальства много свободного времени на фантазии исключительно ввиду отсутствия у оного конкретной работы. В данном случае, продукт фантазий командования пришлось расхлебывать нам. Проблема заключалась в том, что на берегах Касамбо шла очередная войнушка, и у дружественного (на данный момент) Миру Социализма племени основным доводом королей была парочка РСЗО ГРАД. А боеприпасы имеют особенность кончаться, и, причем, в самый неподходящий момент. И, естественно, в том сегменте бассейна Касамбо не нашли более подходящих перевозчиков окромя любимых нас. Ну, а остальные составляющие ситуации, как говорится, – военная тайна. Барон пытался отболтаться, но приказ есть приказ, и, короче, опять очередной анабазис с элементами логистики. После череды пересадок и погрузок, все устаканилось на борту весьма странного плавсредства.

Судя по всему, 'Королева Уэйзи' в юности была дебаркадером. Потом на нее поставили пару сараев, увенчав один из них капитанским мостиком, а местный аналог Отца Кабани добавил туда паровую машину с комплексный движителем в виде двух бортовых и одного кормового колес. Короче, 'Севрюга' из фильма Волга-Волга может отдыхать. К этому надо добавить пару дюжин турелей установленных, где только можно, и оснащенных целым пулеметным винегретом. А когда после погрузки были проведены мероприятия по маскировке, то по Касамбо начал свое путешествие плавучий зеленый остров, ни чем не отличающийся от сотен ему подобных. Командовал самозваной королевой местных весей мулат с мамашей из племени Лоци, с заурядной внешностью речного пирата, но с экзотическим именем, состоящим практически из одних согласных и шипящих. Аким первый назвал его Капитаном Смоллеттом, и имя прижилось. Плыть несколько дней, притворяясь островом, это достаточно скучно, и, первое время, рутину хоть немного развеивала история с Соколом, приключившаяся накануне.

Вертушки выкинули нас в дикой куче лье от того места, где застряли грузовики с реактивными снарядами. У летунов свои приколы, и нам от точки высадки пришлось чуть не сутки тащиться по джунглям до точки рандеву с грузом. И вот на одном из привалов Сокола укусила какая-то местная мошка, причем, укусила в самое дорогое для него место, и, что характерно, это была не голова. Старлей по гордости промолчал, а когда у него все распухло, разговаривать было уже поздно. Медикаменты были, и процесс был остановлен, но сама 'гордость' осталась в очень сильно увеличенном объеме. И когда Сокол в дружественном поселении предался личной гигиене, одна из местных пейзанок обратила внимание на его диспропорции, и уже через полчаса все местное женское население бурно описывало друг другу какой, однако, о-го-го Магуга у белого Мбваны. Местный вождь ужом вился вокруг командира, выясняя останемся ли мы на ночь или на две, и когда Барон решил заподозрить старосту в шпионаже и, от греха подальше, пристрелить, то оный смотря снизу вверх печально-умными глазами старого еврея-бухгалтера, признался в следующем… Что он не шпион, а лучший наш друг, и что данная информация интересует его только ради блага племени, которому нужна свежая кровь, и что если Великий Мбвана Сокол согласится провести ночь с двумя-тремя молодыми вдовами, то и платы за помощь в погрузке не надо, потому что от богатыря с такой статью местные женщины понесут обязательно. Местная речная и прибрежная экзотика всем уже давно приелась, и поэтому Сокола травили всю дорогу. В каюте был найден старый английский атлас, и Таракан с Генкой во всеуслышание стали составлять специальный маршрут Мбваны Сокола для демонстрации и употребления его великого магуги. Сокола спасла только подплывшая к нашему пароходу гиппопотамиха с гиппопотамчиком. Она стала так громко реветь, широко разевая свою устрашающую пасть, что приданный нам советник-артиллерист, находившийся в Африке совсем недавно, заробел и испуганно спросил, мол, чего она хочет. Сокол моментально сориентировался, и мгновенно доложил, что несчастное животное ищет отца своего ребенка. И выдержав паузу, с тем чтобы подогреть интерес, сообщил артиллеристу, что год назад Арканя был тут в командировке и бедная бегемотиха ищет теперь Арканю, чтобы наконец познакомить сына с отцом. Народу шутка понравилась, и все наперебой стали кричать мамаше, что ее муж-изменщик здесь, и о магуге Сокола временно забыли, ну, а потом начались совсем другие развлечения… Уже был вечер, а так как дальше было несколько мелких порогов и в темноте нам там было не пройти, Капитан Смоллетт свернул для ночевки во вроде бы ему ранее известный безопасный рукав, но как только 'Королева Уэйзи' в него углубилась, началась свистопляска. Засвистели стрелы, спев похоронный марш двум впередсмотрящим и успевшему завопить вахтенному, встрепенувшиеся пулеметчики, предусмотрительно укрытые бронещитками, открыли ответный огонь. Арканя радостно орудовал тяжелым Браунингом M2HB, и когда из зарослей стали раздаваться винтовочные и автоматные выстрелы, с мстительной четкостью прошелся по ним свинцовым гребешком пятидесятого калибра. Наш линкор шлепал все дальше и дальше и когда впереди показались две протоки, капитан Смоллетт выбрал, естественно, более широкую, чтобы увеличить скорость и оторваться от противника, который нарисовался уже на двух-трех юрких местных лодках. Скорость дали, пулеметов было много, оторвались с концами, а потом обрушилась Африканская ночь. Сказать, что стало темно, это ничего не сказать. Стало очень темно, и почему-то не было видно звезд. 'Королева' встала на якорь, часовые с ноктовизорами заняли посты, и речной конвой затаился в ожидании утра, которое, увы, наступило. Капитан Смоллетт разбудил всех на рассвете своими пронзительными причитаниями, выделяющимися даже на фоне какофонии джунглей. Картина, которую осветил рассвет, была безрадостной. Протока, откуда мы приплыли ночью, исчезла… Только прямо, на против носа 'Королевы', гостеприимно блестела открытая вода, правда, направление было не в ту степь, но делать было нечего, и капитан Смоллетт повел судно, как он сам выразился, в никуда. Через несколько часов берега стали шире и все это стало напоминать большую реку, правда, слегка извилистую. Несмотря на то, что солнце поднялось уже достаточно высоко, все ощущали какую-то странную ледяную промозглость, как будто через пулевую пробоину в окне холодный ветер надувал в душу тревогу и, когда мы увидели впереди фермы железнодорожного моста, то сначала никто даже не удивился… Не до этого было. В течение считанных секунд наступили предгрозовые сумерки, явственно зарокотал гром, и только тогда до всех сразу вдруг дошло, что тут вроде не может быть железной дороги. По судну была объявлена тревога, экипаж встрепенулся, предчувствуя опасность, и 'Королева', шлепая лопастями заднего колеса и замедляя ход, двинулась к таинственному мосту, ощетинившись на него доброй дюжиной стволов всех калибров. Было ощущение, что мост начинается в облаке зловещего сероватого тумана и уходит в такое же зловеще-унылое марево. Вдруг совершенно внезапно и не издавая никакого шума, из тумана на мост выехал поезд, влекомый старым паровозом. Барон и Капитан Смоллетт одновременно подняли к глазам бинокли, и одновременно произнесли вслух: "Blue Train". Именно это было написано на вагонах поезда – призрака. 'Королева Уэйзи', подключив боковые колеса и набирая ход, прошла под мостом и сверху, как будто через вату, был слышан глухой перестук колес. Пароход уже заворачивал во все расширяющуюся протоку, когда мост растаял в воздухе, и снова засияло солнце, и заорали на берегу жители джунглей. По Южной Африке уже лет пятьдесят ходили легенды об одном из первых поездов "Blue Train", исчезнувшем во времена золотой лихорадки, и периодически появляющемся в самых необычных местах: видимо 'Королева Уэйзи' в нужное время попала в нужное место. Мы еще четыре часа плыли до Касамбо, и все на судне продолжали молчать. Ведь не каждый день видишь своими глазами поезд-призрак.

В Касамбо 'Королева Уэйзи' вошла неожиданно близко от точки разгрузки, но тут снова наступило тягостное ожидание. Селение одного из племен Лоци было только перевалочной базой, откуда получатели должны были забрать привезенные нами боеприпасы, а оными караванщиками еще и не пахло. Груз и сопровождающий его советник-артиллерист должны были быть переданы начальнику конвоя из рук в руки. Так что нам опять оставалось только ждать. Селение было, собственно, не селением, а прекрасно замаскированной гаванью речных разбойников. Племя, давно оторвавшееся от основной народности, жило глубоко в джунглях, а к реке выходили только на промысел или когда подворачивалась работа типа этой. В прибрежных схронах таились десятки плавсредств: от туземных пирог до прогулочного катера бывшего губернатора провинции. Народец в племени был своеобразный, но гостеприимный. Спиной к ним поворачиваться было нельзя, но пока действовал контракт, местные кафры были вполне лояльны. Тем более, что когда несколько месяцев назад племя повело себя недружелюбно к одной нашей группе, 'случайный' вертолет уничтожил один из секретных складов с товаром, принадлежащий пейзанам, и добытый ими на реке непосильным трудом, плюс заодно был выкошен отряд речных буканиров, охраняющий данный склад, и вождь это запомнил. Жестко конечно, но иначе тут нельзя. Как говаривал один сержант 'Беретов', на другой стороне Земного шара: 'Если хочешь выжить на войне в джунглях, то считай, что каждый, кто приближается к тебе ближе, чем на тридцать футов, желает тебя убить'. А один старый Легионер вообще придерживался тенденции: 'Если снежок тебе не улыбается, приготовься к неприятностям, ну, а если улыбнулся – стреляй первым'