Сью Таунсенд - Адриан Моул: Годы прострации
На А43 я немного сократил отставание от графика, но, объезжая Оксфорд, пришлось сбавить скорость из-за загруженности трассы, однако по А34 мы ехали с ветерком до самого Ньюбери.
К бунгало Стрекозы Сушеной мы подкатили одновременно с катафалком. Обочины вокруг дома были утыканы мотоциклами, а между ними стояли группы людей в черной коже, негромко о чем-то переговаривающихся.
Пока я вынимал инвалидное кресло и усаживал в него отца, катафалк двинулся по направлению к крематорию. Так что у нас не нашлось времени, чтобы заглянуть внутрь фантастического бунгало, сберегающего время и силы. Снаружи дом выглядел весьма банально, а вид на море не впечатлял — ни волноломов, ни собственно волн. Море, распластавшись, даже и не думало шевелиться.
«Ангелы ада» оказались не столько ангелами, сколько последствием демографического взрыва 1950-х. У многих из-под шлемов торчали седые волосы. Они окружили гроб Дорин мотоциклетным эскортом, и малочисленные прохожие оборачивались на нашу процессию.
В крематории высокий человек со смутно знакомым лицом выдал мне памятку с расписанием церемонии и фотографией Стрекозы Сушеной.
— Привет, Адриан, — сказал он, — я Максвелл… Старший сын Дорин.
— Максвелл Дом! — воскликнул я.
— Никто меня так больше не называет, — буркнул сын Стрекозы.
Я выразил ему свои соболезнования.
— Она нарывалась на это, — поделился Максвелл, — носилась на мотоцикле как маньячка.
Бретт уже сидел в первом ряду, всхлипывая так, чтобы все видели и слышали. Когда мать, толкая кресло отца, двинулась по проходу, родня Дорин неодобрительно зашушукалась. Отец не отрываясь смотрел в пол, словно его невероятно заинтересовали каменные плиты.
Далее случилось небольшое замешательство — никто не знал, куда нас, Моулов, усадить. В итоге мы сели во втором ряду, сразу за Бреттом. Служба началась: небольшую часовню огласили звуки «Летучей мыши из ада» в исполнении Мита Лоуфа, а затем на кафедру взошел мужчина в черной коже с головы до пят и с длинными жирными космами. Дорин, сообщил он, в завещании указала, чтобы ее отпевали по гуманистическому обычаю, потому что, цитирую, «после того, как Джордж Моул бросил меня и вернулся к жене, я поняла: Бога нет».
Все головы повернулись к моему отцу, и он скрючился в кресле. Мать, напротив, с вызовом взирала на публику, бормоча себе под нос:
— Рыба ищет, где глубже…
Гуманист на кафедре, представившийся Риком, предложил желающим сказать несколько слов в память о покойной. Максвелл Дом (первый внебрачный сын Стрекозы Сушеной) встал и объявил, что, хотя его мать после расставания с Джорджем Моулом и страдала депрессией, позже она обрела счастье и единомышленников в борнмутском отряде «Ангелов ада».
Последний бойфренд покойницы, Йовил Тони, поведал присутствующим, как просил Дорин выйти за него замуж. Голос его дрогнул:
— Но она отказалась со словами: «Нет, я живу надеждой на возвращение Джорджа Моула». — Слезы блестели в глазах Йовила, когда он подытожил: — Она была чудесной женщиной.
Затем под песню Робби Уильямса «Ангелы» вперед вышел Бретт и сказал, что его мать прожила очень трудную жизнь. Анорексия доставляла ей невыразимые мучения, но находились черствые люди, которые дразнили ее, называя Стрекозой Сушеной.
— Да, это правда, мой отец Джордж Моул разбил сердце моей матери, но, думаю, в последние годы мне удалось сделать ее жизнь счастливее. На шестидесятилетие я подарил ей «харлей-дэвидсон», и вскоре она прославилась на весь Борнмут, — с удовольствием закончил Бретт.
После службы вместе с прочими скорбящими мы отправились в бунгало. Угощение оплатил Бретт — в основном это были горы овощей. Отец ворчал:
— Да я такой растительности сроду не видел. Сынок, не найдется тут кусочка ветчины или пирога со свининой?
Внезапно шторы начали сдвигаться и раздвигаться, свет включаться и выключаться, а колонки во всех комнатах взревели музыкальными произведениями. Пульт управления куда-то запропастился, хотя все гости искали его как заведенные. Моя мать попыталась силой удержать шторы открытыми, но Бретт заорал на нее:
— Отойдите от занавесок, Полин! Вы испортите таймеры, это тонкая электроника!
Дорогу домой осложнило то обстоятельство, что члены моей семьи заявляли о потребности опорожнить мочевой пузырь не одновременно, но вразнобой. Общим счетом мы останавливались девять раз. В туалете автосервиса Уотфорд-Гэпа Георгина в поисках влажных салфеток залезла в сумку Грейси и обнаружила там пульт управления из бунгало Дорин.
Грейси утверждала, что не прятала пульт в сумку.
— Грейси, милая, если ты не перестанешь врать, — увещевала ее бабушка, — у тебя вырастет нос как у Пиноккио.
— Классно! — обрадовалась Грейси. — Хочу быть деревянным мальчиком.
Понизив голос, я сказал жене:
— В понедельник звоню школьному психологу.
Под конец этого мрачного дня блеснул-таки луч солнца: Гленн позвонил из Афганистана. Через десять дней он приезжает домой. Гленн спросил, ходил ли я в «Лоха» к Малышу Кертису. Я соврал, сказав, что ходил. На следующей неделе придется туда тащиться.
Перед сном признался жене, что завидую несметным богатствам Бретта.
— Адриан, у него пустота внутри, — возразила Георгина. — Он говорит, что завидует тебе.
— Мне? Почему?!
— Потому что ты женат на мне. — С этими словами Георгина перевернулась на другой бок и мгновенно уснула.
Я лежал, не смыкая глаз, слушая, как кашляет мать за перегородкой. В 3.10 утра запела одинокая птица. В предрассветной тьме от этой песни почему-то щемило сердце.
Воскресенье, 19 августа
Поездка в четыре мили по идиллическому деревенскому ландшафту — я на велосипеде тащил за собой Грейси в маленьком прицепе, Георгина катила налегке, — мимо полей, где сборщики урожая обращали кукурузу в силосные снопы. Направлялись мы в Биби-на-Уолде, к отцу Георгины, мистеру Крокусу, везли ему в подарок «дюжину носких белых носовых платков», которые он потребовал на свой день рождения. Я не видел его несколько месяцев, и меня неприятно поразило то, как он изменился за это время. Крокус вдруг постарел. Похоже, неудача с «Оргосвеклой» сильно его подкосила.
А ведь Георгина говорила ему, что не надо вкладывать последние деньги в аппараты для переработки свеклы, но он, как всегда, из высокомерия не слушал ничьих советов.
Когда он пошел в «Логово драконов» и попросил 250 000 фунтов под 10 процентов годовых на развитие бизнеса, теле-«драконы» предложили ему минимизировать убытки, вылив свекольный сок в сточную канаву. Крокус наорал на них, обозвав близорукими дураками, и предрек, что они еще увидят его имя в списке богачей «Санди таймс». Запись этой передачи так и не показали, но не из-за нашего свекловода, а потому, что шотландский «дракон» Дункан Баннатайн, владелец клубов здоровья, набросился на Крокуса чуть ли не с кулаками.
Отец Георгины сидел в своем кабинете и ворковал по телефону с бывшей женой Неттой. Рядом стоял стакан с «Оргосвеклой». Крокус, казалось, накрасил губы пунцовой помадой — зрелище не для слабонервных. Один из недостатков «Оргосвеклы» заключается в том, что напиток окрашивает рот. Грейси отказалась сесть к Крокусу на колени:
— Дедушка похож на тетю с бородой.
В доме моего тестя неуютно — слишком просторно и слишком темно, поскольку Крокус пользуется исключительно тусклыми энергосберегающими лампочками. И не пользуется центральным отоплением, утверждая, что оно крадет у матушки-земли драгоценные ресурсы. Мы сидели на кухне, прижавшись к дровяному обогревателю, и смотрели на дождь за окном в ожидании, пока Крокус закончит разговаривать по телефону и нальет нам чаю в честь своего дня рождения. Георгина испекла для отца торт, разрешив Грейси украсить его надписью «С днем рождения — 62!».
Ему шестьдесят два?! И он все еще собирает волосы в хвостик?!
Я притворился, будто интересуюсь его запасами «Оргосвеклы», и Крокус отвел меня в гараж, где рядами стояли бидоны.
— У меня осталась одна надежда — на поджигателя, — сказал мой тесть. — Хорошо бы он спалил этот гараж.
Приподняв седую лохматую бровь, он в упор посмотрел на меня. Я спросил, застраховал ли он своей бизнес.
— Я что, похож на идиота? — ощерился Крокус. — Разве в этом мерзостном современном мире можно что-нибудь сделать без страховки? И разве страховые компании не держат нас за яйца? Но когда я потребовал компенсации за украденную видеокамеру, то эти сволочи отказались платить.
— Так ведь у вас никогда не было видеокамеры, и в магазине вам не дали документа, подтверждающего покупку, для предоставления страховщикам.
