Александра Мадунц - Осторожно! Злой препод!
Читатель! С настойчивостью опытного менеджера повторю: приобретя книгу, которую сейчас листаешь, ты поступишь весьма экономно. Возможно, автор скоро попадет в тюрьму, что, как известно, резко повышает литературную ценность произведения (удивительный, хоть и несомненный факт). Тюрьма почти неизбежна, ибо прокуратура продолжает копать, а я, признаться, напрочь не помню: почему меня, черт возьми, угораздило пропустить целых два заседания за год?
Так что поклонникам, если они есть, не мешает начать сушить для меня сухари (наиболее щедрых честно попрошу лучше навялить побольше мяса), а недоброжелатели могут радостно потирать руки. Мое будущее темно и неопределенно. Да и есть ли оно у меня в принципе? Не могу удержаться, чтобы не процитировать нашего гениального министра Фурсенко дословно — любое, даже самое мелкое отступление от текста лишь испортит шедевр. «Я принципиально не согласен, что у преподавателя должна быть спокойная работа, — подчеркнул в одном из официальных интервью чиновник. — Такой в вузе никогда не было, нет и не будет. Работа — и обучение студентов, и научная — должна быть на износ».
Я наглядно представила, как начну со страшной скоростью ветшать, на мне появятся прорехи и потертости, повылезет ворс, где-то разойдется шов… ну а там и на помойку. Простодушные коллеги удивляются, что нам вечно зажиливают обещанную индексацию зарплаты. Да какой дурак станет вкладывать средства в инструмент, эксплуатируемый на износ? Его быстренько используют до полного истощения ресурса и выбрасывают. Проблема лишь в одном — когда отправишься на рынок труда с целью приобрести экземпляр на замену, выяснится, что по привычной цене можно купить лишь не менее подержанный, чем тот, который только что вышвырнул. Новенькие симпатичные приборы, мало того, что раз в десять дороже, — к тому же, увы, функционируют куда хуже старого. Это я намекаю, что, если вы загрустили о своем зрелом возрасте, устраивайтесь к нам в институт — и, пока не достигли пенсии, будете на фоне коллег считаться молодежью. Должны же и у работы в сфере высшего образования быть какие-то плюсы, правильно?
Разумеется, после звонка секретарши я в панике, отложив все дела, рванула на кафедру. Пришлось писать две объяснительных. Формулировку я слизала с коллеги: «Заседание было пропущено по причинам личного характера». Вполне разумно. Достойную причину общественного характера страшно даже вообразить. Неожиданная беседа с гражданином Путиным В. В.? Срочное выдвижение своей кандидатуры кандидатом в депутаты? Участие в спасении планеты от нашествия пришельцев-спрутов? А личное — оно безобидно. Потребуют расшифровать, что-нибудь придумаю. Обострение вялотекущей шизофрении. Неотложная необходимость провести тест на беременность. Каблук от туфли отвалился, в конце концов, вот до нужного места и не дохромала. Правда, заседания два. Так и туфель в паре, замечу, тоже.
С того дня я не пропускаю ни одного заседания кафедры, ибо мне прямо над листом с объяснительной запиской было дано откровение. Голос был, который звал утешно и даже ласково, напевая: «Дура ты, дура! До таких лет дожила, а ума ни на грош. Оглянись вокруг и включи мозги! Главное в работе преподавателя — что, по-твоему? Вовремя являться на занятия? Да пропусти ты их хоть все, никто не заметит. И не надо сказок про „самое важное — хорошо обучить своему предмету и выпустить грамотного специалиста“. Вспомни коллегу, который вместо прохождения программы играет студентам на балалайке. Все в курсе, и никого, кроме тебя, это не волнует. А уж фразу „углублять извилины, укрепить порядочность“ забудь, словно страшный сон, если не хочешь коротать оставшийся отрезок жизненного пути в изоляции от общества. Нет, втихаря можешь баловаться, но лучше не афишируй. Заруби себе на носу: преподаватель обязан делать одно — посещать заседания кафедры. Остальное — от лукавого».
Разумеется, циничный голос врал, оскверняя мой скорбный слух своею недостойной речью. Я прекрасно знала, что у преподавателей есть второй святой долг — правильно и своевременно заполнять индивидуальный план.
Но об этом потом, нельзя обрушивать на читателя столько прекрасного сразу. Вернемся к теме заседаний кафедры. Посетив ближайшее, я обнаружила поразительную вещь. Оказывается, с первого января вступили в силу новые стандарты высшего образования. Уж не знаю, как я упустила сей судьбоносный момент — разве что с праздничного похмелья. Если раньше официальной целью вузов было дать студенту знания, умения, навыки, то теперь вместо данных пережитков прошлого возникли солидные компетенции (не путать с компетентностью). А я-то продолжаю работать по старинке! К тому же нагрузка преподавателя отныне считается не в привычных академических часах, а в загадочных зачетных единицах (причем каким-то мистическим образом они хоть и не тождественны, однако друг другу равны).
Все-таки нашей страной руководят удивительные люди! Мы — жалкие прагматики, а они, очевидно, истинные прекраснодушные идеалисты, полагающие, что не бытие определяет сознание, а совершенно наоборот. Даже на фоне экономического кризиса и постоянного обнищания населения они не жалеют денег на такое важное дело, как переименование, поскольку с детской наивностью верят: назови вещь по-другому, и она изменится. Вот я впихиваю в бедных студентов хотя бы азы математики, а не проще было бы величать их академиками и этим ограничиться?
И вот что любопытно. Сколько копий было сломано из-за идеи сделать милицию полицией — но никто не знал, что эксперимент на кроликах уже проведен. За два месяца в правительстве убедились, что преподаватели пережили новые термины не дрогнув, — и с первого марта чиновники смело перешли к правоохранительным органам.
Вернувшись к компетенциям, замечу, что дома, порывшись в Интернете, я обнаружила у данного слова аж восемь значений. Какой широкий простор для творчества, не правда ли? Мы со студентами вместо решения скучных примеров можем теперь заниматься массой разнообразных вещей, и никто не посмеет возразить. И чего я, спрашивается, прицепилась к несчастному коллеге, играющему на балалайке? Он ведет практику в двух группах моего потока. Я вечно пытаюсь его убедить, что неплохо бы изучить материал, и подсовываю подробный план с номерами задач. Но кто сказал, что математика важней для компетенций, чем балалайка? Возможно, именно при звуках последней компетенции растут не хуже, чем удои молока под музыку Моцарта? Вот знания, умения и навыки подобным воздействиям неподвластны, а за компетенции не поручусь.
Выходит, делай на занятиях что угодно, главное — побыстрее, ибо по новым стандартам рабочая неделя студента длится пятьдесят четыре часа, из них двадцать семь аудиторных, а остальные отводятся на домашнюю работу. Посудите сами. Если двадцать семь поделить на шесть (мы учимся и по субботам), получится четыре с половиной. Это примерно две пары в день вместо привычных трех-четырех. Вполне логично. Порастряся казну на переименованиях, должно же государство скомпенсировать свои затраты? Преподавателей, например, теперь понадобится меньше. Конечно, на нашем заработке особо не сэкономишь, но ежели в масштабах страны, да еще добавить уменьшение расхода мела и амортизации досок, высвобождение аудиторий с последующим использованием их для более насущных нужд… курочка по зернышку клюет, а сыта бывает.
Больше поражает другое. Нет, я смирилась с тем, что нами руководят идеалисты. Но неужели ни один из них ни разу не общался с собственным ребенком — все отправляют их с глаз долой в английские колледжи и видят исключительно на фотографиях? Какой буйной, ошеломляющей фантазией надо обладать, чтобы представить студента, сидящего за домашними заданиями каждый день по четыре с половиной часа, пусть даже с привычными переменками! Я пишу фантастику и детективы, однако подобное уникальное существо не способна вообразить в самых смелых мечтах. Вот в шесть вечера оно прибыло домой, к семи поужинало, бросилось к столу — и полдвенадцатого, горестно вздохнув, оторвалось от него и доползло до постели, даже не скосив глаза на компьютер. И так ежедневно, кроме воскресенья. Впечатляет, правда? Особенно если вспомнить, что существу нет и двадцати.
Трудно поверить, но следующее заседание кафедры принесло мне еще больше незабываемых эмоций. К нам пришел Большой Начальник, а личное общение с этой выдающейся кастой действует куда сильнее, чем самые их интригующие приказы, — харизма, сэр. Даже сейчас, описывая нашу с вами жизнь в простонародном жанре баек, я дошла до явления Большого Начальника — и почувствовала настоятельную необходимость временно сменить фривольный тон. Вот вам неожиданный подарок: приятным вкраплением, словно кусочек шоколада в постной булочке, вы получите небольшой фрагмент… скажем, оды — а чего мелочиться? Возвышенным стилем и пафосом природа меня, увы, обделила, однако как-нибудь выкручусь — не впервой.
