Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 15. Лев Новоженов - Алексеев
Перестройка
Одно из проявлений гласности — то, что воровать стали значительно больше.
Газеты и журналы.
Из почтового ящика.
Прут «Литературку», «Огонек», «Аргументы и факты», «Известия»! Известен случай, когда у одного гражданина увели журнал «Лен и конопля» со статьей о махинациях со льном и коноплей.
О взятках, злоупотреблениях, воровстве пишут сейчас настолько интересно, что вставать приходится раньше, чтобы не успели украсть газету.
Зато и рано вставать удается теперь значительно легче, чем раньше.
Помню, еще несколько лет назад все вокруг нагоняло сон: газеты, журналы, радио, телевидение.
Даже граница охранялась для того, чтобы мы могли спать спокойно. «И снился нам не рокот космодрома…»
Сны снились такие, как будто их снимали на киностудии Довженко: снились сплошные парторги и директора заводов.
И еще снилось нам, что мы догнали Америку по мясу и молоку. Понятно, трудно Америке бежать с мясом и молоком. А мы-то налегке.
Иногда мужчины и женщины собирались, чтобы вздремнуть вместе, и это называлось собранием, совещанием, конференцией или слетом передовиков.
Промышленность заснула так крепко, что непонятно, как ее теперь разбудить.
И вот ученые за различными «круглыми столами» спорят, как это сделать: резко или постепенно.
Лично меня, когда резко будят, я как чумовой делаюсь. Я спросонья такое могу натворить, что лучше б я век не просыпался.
Поэтому, может, и к ней надо подойти на цыпочках и тихонько-тихонько сказать: «Промышленность, вставай!»
…Да, времена были! Бывало, выпьешь кружку кофе — и на боковую. Кофе, что ли, был такой, что прямо валил с ног. Кофе стоил 4 рубля килограмм, все пили кофе и дрыхли как ночные сторожа.
Теперь кофе 20 рублей — а сна ни в одном глазу. Посмотришь «Прожектор перестройки» — три дня заснуть не можешь. Что обходится значительно дешевле, чем чашка зарубежного и в сущности чуждого нам напитка.
Зато цены на квас остались прежние. Цены на квас у нас самые устойчивые в мире.
Три копейки — маленькая кружечка, шесть — большая кружка.
А сколько стоит бутылочка ихней пепси-колы?
Полтинник!
Ну а у кого уровень жизни выше, у них или у нас, я вас спрашиваю?
Кроме того, можно ли из ихней пепси-колы приготовить нашу окрошку?
Черта с два!
А из нашего кваса — пожалуйста!
Не составляет также труда припомнить и его другие замечательные свойства.
И вообще чего только нельзя припомнить!
Если раньше наше общество страдало от склероза, то теперь оно страдает от памяти.
Вспоминают все и везде.
— Бабушка, бабушка! — спрашивает внучек, показывая пальчиком на название парохода. — Кто такой «Сергей Есенин»?
— Это, — отвечает бабушка, — бывший «Лазарь Каганович».
Старые дома тоже память.
Но еще по инерции дикторы Всесоюзного радио продолжают произносить бодрыми голосами: «С каждым днем хорошеет и молодеет наша Москва!» Будто мы не знаем, что молодеет она в основном с помощью бульдозеров. А ведь чем город отличается от женщины?
Город, он чем старше выглядит, тем у него больше шансов понравиться.
И пусть Москва смотрится на свои 800 с лишним, а древний Новгород на свои 1100 — и ни годом меньше.
Таганка, Пречистенка, Остоженка, Красные Ворота — для кого-то это, может, и пустой звук, а для меня целый мир воспоминаний. В 55-м автобусе мама везла меня из родильного дома. В 10-м троллейбусе, глядя из окна, я научился читать по уличным надписям.
«Плиссе, гофре», «Рыба», «Не влезай, убьет!», «Ресторан», «Мест нет», «Покупайте крабы» — все это мой букварь.
А в 23-м трамвае, в час пик, я познакомился со своей будущей женой.
Меня так прижали к ней, что как честный человек я вынужден был жениться.
И ничего, знаете, живем. И я надеюсь, доживем до тех времен, когда, например, над окошечком кассы кинотеатра я увижу табличку: «Инвалиды застоя и участники перестройки обслуживаются вне очереди».
Разрешите взлет
— …Девушка, а девушка, а воду разносить
