Антология сатиры и юмора России XX века. Том 2. Виктор Шендерович - Виктор Анатольевич Шендерович
ЕЛЬЦИН. Куда?
КИРИЕНКО. Я же вас предупредил — мы в Калмыкии.
ЕЛЬЦИН. Погоди, но… Это Россия?
КИРИЕНКО. Как считать. С одной стороны — да. А с другой…
ЕЛЬЦИН. Давай считать с той стороны, с которой Россия.
КИРИЕНКО. Тогда — четырнадцать миллиардов.
ЕЛЬЦИН. Чего четырнадцать миллиардов?
КИРИЕНКО. Рублей, из федерального кредита. Где-то тут пропало, в районе этого «Линкольна».
ЕЛЬЦИН. Он правду говорит?
ИЛЮМЖИНОВ. Уже не помню. Миллиардом больше, миллиардом меньше… Большая страна, зачем мелочиться? Махнем в шахматишки?
ЕЛЬЦИН. Я, значит, не по этой части. Ракеткой теннисной по голове — могу, только попроси. (Кириенко.) Чего тут дальше со статистикой?..
КИРИЕНКО. Дальше сплошные прочерки. Суд — прочерк, парламент — прочерк, свободная пресса — прочерк… Ничего нет, только вот этот друг степей на своем «Линкольне».
ЕЛЬЦИН. А люди? Люди тут, вообще, как живут?
ИЛЮМЖИНОВ. Как в сказке. По «Степному уложению»…
ЕЛЬЦИН. Что?
КИРИЕНКО. Это тут Основной Закон такой, вместо Конституции, — «Степное уложение»!
ЕЛЬЦИН. Вместо моей Конституции?
КИРИЕНКО. Ага.
ЕЛЬЦИН. Я все-таки не понял: это Россия или не Россия? Субъект Федерации — или не субъект?
КИРИЕНКО. Это субъект. Еще какой…
ИЛЮМЖИНОВ. Ну, я поехал. Будут трудности с деньгами — звоните. (Стартует и исчезает.)
ЕЛЬЦИН. Он, конечно, своеобразный человек, но зато меня иногда поддерживает. Я же такой, понимаешь, поддержанный президент…
7.
Север. Едут на оленях.
ЕЛЬЦИН. Простор! (Поет.) «Мы поедем, мы помчимся…» Эх, велика Россия, а в морду дать некому! Пиши! Оленей — пятьсот копыт, собак — пятнадцать штук, ненцев — семь человек, водки — четыре ящика. Северное сияние — одно. Записал?
КИРИЕНКО. Записал.
ЕЛЬЦИН. Теперь сложи. Сколько всего получилось?
КИРИЕНКО. Много.
ЕЛЬЦИН. Быстро складываешь… Будешь у меня главным статистом!
КИРИЕНКО. Статистиком.
ЕЛЬЦИН. Это как получится… Не отвлекайся. Тундра, значит, одна, юрт — семь… Слушай, а кто у нас представляет малые народы в парламенте?
КИРИЕНКО. Малые народы и представляют.
ЕЛЬЦИН. Ну, например?
КИРИЕНКО. Агинцев и бурят, например, Кобзон представляет.
ЕЛЬЦИН. А-а… А вот этих вот… собаководов?
КИРИЕНКО. Сейчас не знаю, а скоро от них будет Виктор Степаныч.
ЕЛЬЦИН. Забавно, однако. Вот, понимаешь, страна неограниченных возможностей!.. Ты ею гордишься?
КИРИЕНКО(со вздохом). Горжусь.
ЕЛЬЦИН. То-то!
8.
В тайге. Стоят на круче у Енисея.
ЕЛЬЦИН. Вот она, настоящая Сибирь-матушка! Ею Россия прирастать будет, это я тебе говорю! Записывай: на север — тайга на четыре Франции, потом тундра на сто во-семнадцать Голландий. АО «Норильский никель» — одно, река Енисей — одна, город Красноярск — один…
ЛЕБЕДЬ(возникая за спиной). Здорово, мужики!
ЕЛЬЦИН. Привет.
КИРИЕНКО. Добрый день.
ЛЕБЕДЬ. Не уверен. Туристы?
ЕЛЬЦИН. Инвентаризация.
ЛЕБЕДЬ. Не советую. Любоваться природой — на здоровье, край наш красивый. А записывать ничего не надо. Здесь вам не тут. Это все теперь мое.
ЕЛЬЦИН. Как это — ваше? Вы, значит, объясните!..
ЛЕБЕДЬ. Туристы! Я вам все объясню. Но позже. Года через два. А пока — наслаждайтесь видами, дышите воздухом. С огнем осторожнее. Понятно? Записывать — не надо. (Обращаясь к Кириенко.) Как фамилия?
КИРИЕНКО. Кириенко.
ЛЕБЕДЬ. Хохол?
КИРИЕНКО. Примерно.
ЛЕБЕДЬ. Тогда договоримся.
ЕЛЬЦИН. Слушай, мы в России или где?
КИРИЕНКО. Или где.
9.
Вечер. Стоят на берегу Тихого океана.
ЕЛЬЦИН. Ну вот, дошли. Край земли русской. Самый что ни на есть край, дальше некуда! Записывай: океан Тихий, соленый — один, сопок крутых — двести шесть, шахтеров голодных — сто тысяч, денег — ноль, воды — ноль, света — ноль… Чтобы, значит, ничего не отвлекало от мыслей.
КИРИЕНКО. Японию считать будем?
ЕЛЬЦИН. А где она?
КИРИЕНКО. Вон, на горизонте.
ЕЛЬЦИН. Какая маленькая! Эх, повезло другу Рю! Из резиденции скомандуешь чего-нибудь — полстраны оглохло. Ногой топнешь — землетрясение. Управлять небось одно удовольствие! А у нас под Барнаулом одна деревня напилась в стельку в честь победы над Бонапартом — только сейчас узнали, понимаешь…
10.
У костра. Ночь.
ЕЛЬЦИН. Ну, Владиленыч, вроде бы все сосчитали. Красота! Сколько, говоришь, у нас субъектов этих Федерации?
КИРИЕНКО. С Чечней — восемьдесят девять!
ЕЛЬЦИН. Ты еще Эфиопию посчитай… А таких, нормальных?..
КИРИЕНКО. Это смотря у кого какая норма.
ЕЛЬЦИН. Понимаю. А все вместе — Россия! Правильно?
КИРИЕНКО. Пока да.
ЕЛЬЦИН. Ты — гордишься?
КИРИЕНКО. Из последних сил!
Елкин и Сальери[76]
1.
Кабак. За отдельными столиками сидят разные Сальери. Их монологи к концу сплетаются в один страстный монолог…
ЗЮГАНОВ.
Все говорят: нет правды на земле.
Но на земле хоть есть печатный орган
С подпискою! А выше — точно: нет!
Родился я с любовию к народу.
Ребенком будучи, когда высоко
Звучал наш гимн в убогом клубе сельском,
Я слушал и заслушивался — слезы
Невольные, но сладкие текли.
Отверг я рано праздные забавы.
Науки, чуждые обкома, были
Постылы мне. Я счастье населенью
Пайком законным выдать захотел.
Я сделался инструктором. Пальцам
Придал послушную сухую беглость —
И докторскую высидел. Я басом
Лет двадцать о народе говорил.
Бывало, что язык от долгой речи
Распухнет так, что мамочки мои!
Но я терпел. Потом великий глюк
Явился и открыл мне, что пора мне —
На самый верх пора, на Мавзолей.
ГОРБАЧЕВ.
Я бросил тотчас все, что прежде знал,
Чему служил, во что, у целом, верил,
Забил на Карла Маркса с Ильичем —
Безропотно, как тот, кто заблуждался,
Кто Тэтчер послан в сторону иную…
ЛЕБЕДЬ.
Усильным, напряженным отжиманьем
Я наконец, упавши с командармов,
Достигнул степени высокой.
Слава Мне улыбнулась. Я в сердцах людей
Нашел созвучия своим командам…
ЯВЛИНСКИЙ.
Я счастлив был.
Я наслаждался мирно
Своим умом… но, правда, в одиночку
Поскольку тут — кому тут оценить?
ЖИРИНОВСКИЙ.
Нет, никогда я зависти не знал!
Ни когда Горби гадкий, однозначно,
Пленить умел слух диких парижан,
Ни в день, когда услышал в первый раз
Я звуки генеральской контроктавы…
ЗЮГАНОВ.
Кто скажет, чтоб Сальери гордый был
Когда-нибудь завистником презренным?
Никто не скажет. Струсит. Сам скажу:
Мучительно завидую! О небо,
Где ж правота, когда кремлевский
