Нулевая гравитация. Сборник сатирических рассказов - Вуди Аллен
Нос к носу с Рембрандтом
[цитата]
ДЖАСТИН АРТИСТИЧНЫЙ КОНЬ ПРИВЛЕКАЕТ МЕЖДУНАРОДНОЕ ВНИМАНИЕ
Согласно BDRB, владеющее кистью животное использует свой большой, лошадиных размеров рот для создания абстрактных и импрессионистских картин, которые продаются по цене от $2,500.
Huffington Post
[цитата]
Все началось после персонального шоу Пануфника в районе мясокомбинатов в прошлом году. Но сначала позвольте мне представиться. Я – Урбан Спрол, владелец Галереи Спрола. Моя специальность – рисковать и сканировать пространство в поисках новых гениев. И хотя никто из художников, которых я поддерживал в прошлом году, пока так и не проявил себя в качестве нового Поллока или Ротко нынешнего поколения, я смог с помощью комбинации продуманных голодовок и посещения прачечной удержаться на плаву. Как оказалось, рецензии на работы Ирвинга Пануфника, художника, обладающего, на мой взгляд, безупречным видением, добавили к нашей репутации намного меньше, чем я ожидал. И с первого дня стало понятно, что продажи падают на глазах. Хотелось думать, что среди многочисленных критиков и знатоков культуры, освещавших выставку, хотя бы у одного найдется термин помимо слова «шлак». Однако больше всего меня задело предложение одного из этих писак, который заявил, что работы Пануфника будут более привлекательны, если повесить их лицом к стене. Конечно же, я заверил художника в том, что моя вера в его талант непоколебима и галерея поддержит его. Хотя реалии рынка диктовали нам, что нужно срезать его полотна и продать их деревянные рамы. Потрясенный этим последним покушением на мое эстетическое суждение, а также столкнувшись с необходимостью отбиваться от варварского нашествия кредиторов, я решил, что день-два вдали от напряжения и лицемерия мира искусства помогут восстановить мою уверенность и снизят желание узнать, на что похожи ощущения от прикосновения к железнодорожным проводам.
Так и было решено: в субботу я отправился на машине в гостиницу в Пенсильвании, которая обещала спокойствие, хорошую еду и, возможно, даже приятное наблюдение за птицами. И хотя путешествие начиналось под ясным небом, через некоторое время я взглянул наверх и заметил сгущающиеся грозовые облака, а затем начался мелкий дождь, который вынудил меня остановиться у фермерского дома и спросить дорогу. Мой GPS, точный, как спекулянт на ипподроме, сбил меня с курса, и вместо того, чтобы ехать в направлении округа Бакс, я приближался к Ниагарскому водопаду.
Фермер, чудак по имени МакФетиш, был очень дружелюбным и пригласил меня на чашку какой-то горячей мути. Деревенский – думаю, такое определение больше всего подходило его домику. И все же, несмотря на очаг, оловянную посуду и рукодельные вышивки, я не мог не заметить поразительных картин, бессистемно разбросанных по углам. Там были пейзажи с угрюмыми аллеями, убегающие с холста, и натюрморт с яблоками размером с пушечное ядро в вазе для фруктов. Изображенные акробаты и танцоры балета были полны энергии, я ахнул от самобытности резвящихся нимф и сатиров, и все это выполнено виртуозными мазками кисти колориста, ничуть не уступающего Миро. Ошеломленный, я спросил, кто этот художник, поскольку уже много лет не видел столь впечатляющих работ. МакФетиш сказал: «О, это работы Уолдо».
– Уолдо? Какой Уолдо? – спросил я. – Как его фамилия?
– Нет у него фамилии, – хихикнул он и, поднявшись из своего кресла-качалки, отвел меня к сараю, где стояла старая кривая ломовая лошадь, которая жевала сено. – А вот и маэстро, – прохрипел МакФетиш, указывая на животное.
– В смысле? – спросил я. – Вы хотите сказать, что он нарисовал картины?
– Не могу заставить его работать. Проводит все свое чертово время, ковыряясь в красках.
Когда я отказался поверить в то, что лошадь нарисовала эти картины, особенно портрет Дианы Врилэнд, МакФетиш положил на землю чистый холст, дал Уолдо кисть, которую зверь зажал в зубах, и, заржав, начал рисовать одно из самых пронзительных изображений распятия Христа, что мне доводилось видеть.
МакФетиш, деревенщина удивительной простоты, был совершенно не осведомлен о том, чем владел, и был лишь безумно рад сгрузить Уолдо и всю коллекцию его картин за ничтожные шесть сотен волшебных бобов, и это с учетом лучших работ, написанных лошадью в ее «голубой» период.
Мчась обратно в Нью-Йорк в состоянии эйфории, я планировал взять Уолдо и подготовить его к персональной выставке. Единственная неприятность заключалась в том, что художник на четырех ногах и с хвостом мог снизить ценность всего феномена до простой новости, значительно уменьшив рыночную стоимость. В неистовстве я поспешно придумал фальшивое имя гения, которого окрестил Фра Липпо Фенстербло, и размашисто подписал каждое полотно. Теперь все, что мне нужно было сделать, – это открыть двери галереи, отступить назад и продавать товар. Что ж, это был успех! По всей Грейт-Джонс-стрит стоял гул, и кто заглянул в Галерею Спрола? Всего лишь глава голливудской студии Харви Нагила. Нагила был квадриллионером благодаря своему оскароносному фильму «Голые студентки-зомби с Плутона». Он недавно приобрел старое поместье Джека Уорнера в Холмби-Хиллз и переделывал его, превращая бывшие помещения для рабов в теннисный корт, а также декорируя особняк в смеси стилей Людовика XVI и кроманьонцев. В попытке обозначить свою принадлежность к высшему классу, Нагила хотел начать коллекционировать предметы искусства и купил шесть картин Фра Липпо, сделав художника самым горячим трендом среди знатоков Голливуда. Каждый коллекционер от Малибу до Беверли-Хиллз приобрел полотно, и это вызвало у всех бурное желание познакомиться с гением, посетить его студию, возможно, даже заказать портрет. Не говоря уже о семизначной сумме, предложенной за то, чтобы художник приехал в Голливуд и был консультантом у одной известной звезды, собиравшейся играть Тинторетто[46] в предстоящем фильме «Тинторетто встречает Человека-Волка»[47]. Поначалу я прикрывался тем, что говорил, будто Фенстербло – эксцентричный одиночка, но шло время, ни одно из моих оправданий не могло быть проверено, и начали распространяться слухи о том, что, возможно, все не настолько кошерно, как кажется. Когда Роуз Банши, одна из этих вечно все вынюхивающих сплетниц из голливудских таблоидов, разнесла новость о том, что в Нью-Йорке кто-то
