Тоон Теллеген - Две старые старушки
Была середина зимы.
Одна старушка сказала:
— В сущности, совершенно ничтожную жизнь мы прожили.
— Да, — согласилась вторая старушка, — тут уж не поспоришь.
Первая старушка глубоко задумалась, потом сказала:
— А что, может, больше нам и ждать нечего?
— Нечего.
— А после смерти?
— После смерти нету ничего. А кто что другое рассказывает, тот сильно ошибается. Уж я-то знаю! — ее голос пресекся.
Она зашмыгала в платочек.
Вскоре после того они умерли в сравнительно умиротворенном состоянии духа.
К их вящему изумлению, после смерти все-таки что-то было: существовал загробный мир, имелся также и Бог, который незамедлительно потребовал их всецелого внимания к себе. Он вечно зяб, был хрупок здоровьем, недоволен своим существованием, то и дело оступался и постоянно все терял. У других мертвых душ он не находил никакого утешения и хотел только этих двух старушек.
— Эй, вы там! — кричал он без конца.
И они, как могли, старались ему помочь.
Но все было без толку. Он хворал все больше, чувствовал себя все несчастнее, падал все чаще и ушибался все сильней и, несмотря на все их заботы, превратился в отвратительного урода. Они не отходили от него. Новопреставленных собратьев они почти совсем и не видели.
«Словно все внезапно обрели вечную жизнь», — думали они с горечью.
Они продолжали заботиться о нем, но небрежно и безрадостно, таскали его за собой повсюду, то и дело где-нибудь забывали.
~~~
ДВЕ СТАРУШКИ жили в большом доме на опушке леса.
Одна старушка была очень плоха и сознавала, что ей осталось уже немного.
«Чего бы мне такого еще хотелось? — размышляла она. — В Венецию напоследок? На велосипеде прокатиться? Сходить по ягоды? Да нет, какое там», — подумала она.
Она вздохнула и посмотрела в окно, на высокие деревья позади дома.
«Танцульки? — продолжала размышлять она. — Обед при свечах? — Она засомневалась. — Впрочем, это можно, — решилась она. — Это еще куда ни шло».
Она позвала другую старушку и объявила:
— Я хочу еще раз устроить обед при свечах.
— Обед? — изумленно переспросила вторая старушка. — Это для кого же?
— Для нас с тобой.
— И когда?
— Да вот прямо сейчас.
— Прямо сейчас?
— Это мое последнее желание, — тихо сказала вторая старушка.
Было позднее лето. Вторая старушка прошла в столовую, распахнула окна, сняла со стульев чехлы, смахнула пыль с большого дубового стола и накрыла его на две персоны.
Первая старушка неверным шагом спустилась с лестницы и присела к столу.
— Ну, чего ты, собственно, хотела бы съесть? — спросила вторая старушка, расставляя бокалы и зажигая свечи.
— Супу, — сказала первая.
— Супу? Нет у нас супа.
— Надо суп. Иначе какой же это обед, — сказала первая. И шепотом добавила:
— Это же мой последний обед.
Вторая старушка пошла на кухню и поставила на плиту кастрюлю с водой. Потом она спустилась в сад, выдернула из грядки пару морковок, через пролом в изгороди пробралась в соседский огород и нарвала там петрушки. Там же она прихватила немного порея и маленький спелый помидор.
Вылезая обратно, она споткнулась, растянулась на животе в грязи, с трудом поднялась и пошла варить суп.
Она внесла суп в гостиную и разлила его по тарелкам.
— Суп, — объявила она.
— Приятного аппетита, — отозвалась первая старушка.
За супом первой старушке захотелось поговорить о любви.
— Только теперь, одной ногой в могиле, и понимаешь, что это такое, любовь, — сказала она.
— Серьезно? — удивилась вторая старушка.
— Вполне, — ответила первая старушка и принялась рассказывать второй старушке, что такое любовь. Она не упустила ни одной детали, ни одного малейшего оттенка.
Выговорившись, она быстро опустошила свою тарелку.
— Отличный был суп, — сказала она.
— Ну, что теперь? — спросила вторая старушка.
— Фазан, — сказала первая старушка.
— Фазан?
— Ну да, фазан.
— Да нет у нас никакого фазана.
— Хочу фазана. Это мой обед.
Вторая старушка вздохнула, встала и вышла из комнаты. «Можно подумать, что я умирать не собираюсь», — подумала она.
Медленно, ловя ртом воздух, она преодолела три лестничных пролета на чердак. Там, в шкафу, у них хранилось ружье.
Она достала его и зарядила. Это было старое ружье, которое уже добрых пятьдесят лет стояло без надобности. Она прицелилась в небольшую картинку на перекладине и выстрелила. На пол брызнули щепки и осколки. Был еще порох в пороховницах.
Немного погодя она выскользнула в лесок позади дома. Она опять поскользнулась, побарахталась в грязи, спряталась в кустах. Стемнело. Она порвала платье, расцарапала лицо и подстрелила фазана.
Она задела ему крыло. Тяжело хлопая крыльями и пронзительно крича, фазан упал в кусты.
Она подошла к нему, наклонилась, положила ружье и свернула ему шею.
Фазан был тощий и старый.
В кухне она его ощипала, разделала и сварила.
Она едва стояла на ногах. Ее трясло, зубы стучали. Покрытое царапинами лицо было пепельно-серым.
«Похоже, я первая концы отдам», — подумала она.
Через некоторое время она внесла в комнату блюдо с дымящимися кусками птицы.
— Фазан, — объявила она.
— К фазану полагается красное вино, — едва слышно произнесла первая старушка. — Красное бургундское.
Вторая старушка поставила блюдо на стол и спустилась в подвал. Там должна была оставаться бутылка вина. Она упала, ударилась коленом. Проведя пальцем по чулку, она почувствовала, что он пропитался кровью.
В старом дряхлом буфете она отыскала бутылку вина.
Вернувшись, она обнаружила первую старушку на полу в углу комнаты.
— Жива? — спросила она.
— Жива, — ответила первая старушка. Она приподнялась на локтях и подползла к окну. Там она и осталась сидеть, на полу.
— Давай-ка тоже садись, — сказала она.
— А как же фазан?
— Ну, тогда начинай.
Вторая старушка откупорила вино, налила себе стаканчик, положила на тарелку кусок фазана и принялась за еду.
— Ты что там делаешь, на полу? — спросила она между двумя глотками.
— Так, размышляю, — ответила первая старушка. И она поведала, что размышляла о вечности и что в конце концов кое-что из этого поняла. — Самое время, — сказала она. И принялась излагать, что она поняла. Это был длинный, путаный рассказ.
Едва договорив, она обмякла, осела на пол. Вторая старушка подошла к ней и попробовала приподнять ее. Но первая старушка притянула ее к себе, на пол, и поцеловала. «Милая», — прошептала она. Казалось, что в ней внезапно пробудилась чудовищная сила. Она тянула и дергала вторую старушку за ее заляпанное грязью, разодранное платье так, что оно в конце концов намоталось той на голову.
— Вот это и есть твои последние силы? — прохрипела вторая старушка.
— Да, похоже на то, — сказала первая. — В любом случае, силища невероятная, не находишь?
— Да уж.
Некоторое время спустя они изнемогли и лежали на полу, тяжело дыша.
Стемнело.
— А что у нас на сладкое? — прошептала первая старушка.
— Груша, — ответила вторая старушка. Ничего лучшего ей в голову не пришло. А в кухне еще оставалась груша.
— Ну, давай грушу, — сказала первая старушка.
Вторая старушка поднялась, одернула платье и пошла на кухню. Когда она вернулась, первая старушка лежала неподвижно. «Ну вот и все», — подумала вторая старушка. Она присела к столу, очистила грушу. Налила себе еще вина.
Она пила вино, ела грушу. «За упокой души твоей ем я эту грушу», — произнесла она. «Что, вообще говоря, это значит? — подумалось ей. — Ну да ладно, в общем-то, я именно это хотела сказать».
Теперь она была точно уверена, что первая старушка умерла. «Ни тени сомнения, — думала она. — Ясно, как божий день». Голова у нее шла кругом.
Наступил вечер. Лунный свет проникал в комнату. Вторая старушка выпила еще пару стаканов вина и откинулась на спинке стула. Она попробовала дотянуться до своего стакана не меняя позы, но ей это не удалось, и она тихонько соскользнула со стула на пол. Она потянула за собой скатерть, и все тарелки, стаканы, супница, бутылка из-под вина, блюдо с недоеденным фазаном, подсвечники со свечами, ножи, вилки, ложки — все посыпалось осколками или раскатилось по полу.
Душно и жирно чадя, погасли свечи.
— Так, — сказала вторая старушка. — Очень хорошо.
Ей представилось, что она пробирается по лесу с ружьем в руке. И всякий раз, когда она палила в воздух, сверху сыпались люди с переломанными руками и ногами, вытаращенными глазами. Но когда они пытались произнести какие-то последние слова, изо рта вылетало лишь кудахтанье. И вторая старушка перешагивала через них, перезаряжала ружье и снова стреляла, прямо вверх, в никуда.
